Усиление конкуренции, обострение грызни вокруг прибыльных заказов правительства усложнили торнтоновский бизнес. Люди, ему близкие, в последнее время с беспокойством отмечают некоторое снижение прибылей компании, тучи, сгустившиеся на ее горизонте. Ход, предпринятый в сложившейся обстановке сверхтекучим электронным королем, настолько характерен для его методов, да и вообще для почерка предпринимателей новой формации, что о нем следует упомянуть особо.
В самом деле, что предпринял бы в условиях ухудшившейся конъюнктуры, беспокоящих перспектив предприниматель старого толка? По всем законам уолл-стритского благоразумия он должен был бы несколько поумерить пыл, уменьшив активность, осуществить страховочные меры, вложив часть капитала в какие-нибудь пускай и не слишком доходные, но зато надежные ценные бумаги — облигации правительственных займов или что-либо в этом роде.
А что предпринимает Торнтон? Нечто прямо противоположное. Его шаг заставляет удивленно поднимать брови маститых банкиров, вызывает целую радугу эмоций — от священного ужаса до нескрываемого восхищения у предпринимателей всей страны. Собрав значительные суммы, мобилизовав многомиллионные резервы своей компании, позаимствовав крупные средства у тех банков, которые согласились поддержать ринувшегося очертя голову в новое предприятие Тэкса, он ухватился за освоение морских глубин.
Когда стало известно, что «Литтон индастриз» взяла на себя конструирование глубоководных аппаратов — подводных лодок, батискафов, специальной аппаратуры, к Торнтону ринулась целая орава корреспондентов. Сначала он всячески избегал отвечать на вопросы любопытствующих репортеров, а когда счел, что момент для рекламы наступил, пространно высказался. «Суша занимает лишь четвертую часть поверхности земли, — заявил он, — а взгляните, какое количество людей, потребности которых все растут, населяют ее. Океанография так же достойна внимания, как космос. Она обладает огромными возможностями».
Но в конце концов он бросил фразу, которую можно считать ключевой: «Космос — это, конечно, очень хорошо и прибыльно, — сказал он. — Но в космосе не хватит места всем компаниям и корпорациям, стремящимся туда попасть. Скоро там будет слишком тесно. А в глубинах океана пока просторно».
Все это уже ближе к делу. Это уже больше похоже на Торнтона. Стремление делать деньги, делать их в возможно большем количестве, делать их на чем угодно вполне традиционно для американского предпринимателя. Новым, характерным для представителей современной его формации является стремление и умение поставить себе на службу новейшие открытия человеческой мысли.
Конечно же, надо отдать справедливость торнтоновскому умению находить новые и выгодные области деятельности, определенному предвидению, если хотите. Но сам Торнтон не считает нужным строить из себя исследователя, пекущегося о будущем науки. Он открыто говорит о богатствах, таящихся в недрах океанов, о перспективах дивидендов, и нанятые им специалисты уже начали работы по изысканию, целью которых является извлечение полезных ископаемых со дна морского и превращение этого ныне дорогостоящего эксперимента в дело рентабельное и прибыльное.
И еще одна характерная особенность. Деятели типа Торнтона стремятся впрячь в повозку своих барышей не только научные идеи. Они постигли — и считают это одним из важнейших своих открытий — то, что можно извлечь при помощи рычагов государственной власти. Если толстосумы прошлого века высокомерно третировали вашингтонскую камарилью, если старый Морган мог продержать в своей приемной министра и отослать его прочь, так и не приняв, если основатель фордовского концерна выбрасывал в корзину президентские письма, не распечатав их, то Торнтон и иже с ним действуют совсем иначе.
Отдавая себе отчет в той роли, которую играет в современном капиталистическом обществе государственный аппарат, эти деятели не жалеют усилий для того, чтобы получить доступ к рычагам и педалям государственной машины. Вот один лишь эпизод, многое освещающий в пружинах необычайной торнтоновской карьеры, снимающий многие знаки вопроса, которые могли бы возникнуть.
Однажды репортер одного из американских журналов решил посмотреть, что происходит в Пентагоне ночью и на рассвете. Получив соответствующий пропуск и расхаживая по бесконечным коридорам огромного бетонного шестиугольника вашингтонского министерства обороны, он встречал лишь дежурных. Но, оказавшись около кабинета тогдашнего главы Пентагона министра обороны Роберта Макнамары, он заметил, что в кабинете горит свет. С чисто репортерской бесцеремонностью приоткрыв дверь, он обнаружил мирно беседующих Макнамару и еще одного человека, в котором узнал известного ему по фотографиям Чарльза Торнтона. Взглянув на часы, репортер крякнул от удивления: стрелки показывали пять часов тридцать минут утра.
Случайность? Бывший долгое время заместителем министра обороны уолл-стритовский делец Рокуэлл Гилпатрик, отвечая на этот вопрос, не так давно поведал: «Я часто заставал их вдвоем, когда являлся на работу с семи утра. Судя по их виду, они беседовали уже довольно долго».
В эти детали стоит вдуматься. Частые и продолжительные беседы министра обороны, в обязанности которого среди прочего входит распределение военных заказов американского правительства среди частных фирм и корпораций, и президента крупнейшего военного концерна, проходящие в столь неурочное время, явно выбранное в расчете на то, чтобы никто не помешал, говорят о многом. Старые сподвижники и друзья, коллеги по бизнесу, надо думать, вставали ни свет ни заря и просиживали подолгу не для того, чтобы предаваться воспоминаниям юности.
Впрочем, к чему предполагать, когда есть аргументы значительно более весомые, нежели предположения. В годы пребывания Роберта Макнамары на посту главы Пентагона — а это продолжалось около семи лет — возглавляемая Торнтоном «Литтон индастриз» оказалась на одном из первых мест среди всех американских корпораций по числу военных заказов, которыми она располагает. Именно на этот период пришлось превращение этой корпорации из заштатной и третьестепенной в одну из крупнейших и могущественнейших в США.
Конечно же, многолетняя личная дружба Макнамары и Торнтона — обстоятельство в значительной степени случайное. Но связи «Литтон индастриз» с Пентагоном — дело не случайное. Не было бы Макнамары, был бы кто-нибудь другой. Собственно говоря, сегодня Макнамара уже из Пентагона ушел. Но «Литтон индастриз» не пострадала. Множество нитей и ныне связывает ее с источниками вашингтонской благодати.
Более того, в последние годы связи эти укрепились еще больше, основываясь ныне уже не на личных дружеских отношениях, ибо такие связи вещь временная и не очень-то в американских условиях прочная.
По мере того, как «Литтон индастриз» набирала скорость и вес, росли и аппетиты ее хозяев по части позиций в Вашингтоне. Дескать, министр обороны — это хорошо, а президент и того лучше. Одним словом, хозяева «Литтон» включились в большую политическую игру.
Мы беседовали с Чарльзом Торнтоном через несколько дней после того, как съезд республиканской партии, проходивший в фешенебельном флоридском курорте Майами-Бич, выдвинул на пост президента кандидатуру Ричарда Никсона. Я только что прилетел в Лос-Анджелес из Майами-Бич, где близко наблюдал ожесточенную схватку между Нельсоном Рокфеллером, Ричардом Никсоном и калифорнийским губернатором, бывшим голливудским киноактером на вторых ролях, отъявленным мракобесом Рональдом Риганом, закончившуюся победой Никсона. Одним из сильных впечатлений тех дней был размах никсоновской кампании, потребовавшей, очевидно, огромных затрат. Для меня в тот момент было загадкой, каким образом не располагающий уж особенно крупным личным состоянием Никсон мог тратить на свою кампанию больше даже самого Нельсона Рокфеллера, за спиной которого многомиллиардное состояние самого могущественного в современном капиталистическом мире семейства.
Естественно, что, встретившись с Торнтоном, я заговорил об этом, спросив, кого в избирательной гонке он поддерживает. С отсутствующим видом Торнтон ответил, что он не вмешивается в политические кампании, и тотчас поспешил перевести разговор на другую тему.