— В чем причины успеха, который сопутствует «Литтон индастриз», за короткий срок превратившейся из полукустарной лаборатории в один из крупнейших концернов Америки? — спросил я самого Торнтона.
— Таких причин несколько, — ответил он после некоторого раздумья. — Но главных, пожалуй, две. Первая — это область, в которой «Литтон»» развивает свою активность. Огромную перспективность электроники я осознал еще в пятидесятых годах, работая у Говарда Хьюза. Мы с Эшем пытались тогда убедить хозяина в необходимости поставить на электронику, — Торнтон так и говорит: «поставить на электронику», будто речь идет о скачках или на худой конец о биржевой игре. — Хьюз тогда не очень понял нас, и мы с ним расстались. Сорока лет от роду я оказался не у дел, перед необходимостью многое начинать сначала.
Лицо Торнтона твердеет, на скулах играют желваки, взгляд становится недобрым и колючим. Я пытаюсь продолжить разговор о Хьюзе —меня интересует этот персонаж, о котором речь у нас подробно пойдет в следующей главе, задаю вопросы, но видно, что тема эта неприятна Торнтону, и он уходит от разговора.
— Впрочем, оказалось, что все к лучшему. Мы с Эшем использовали недальновидность Хьюза и, как видите, преуспели. Несколько лет спустя, поняв, что ошибся, Хьюз бросился нас догонять, но несколько лет по нынешним временам, да еще когда речь идет об электронике, согласитесь, — это большая фора.
Итак, главная причина успеха «Литтон индастриз» — то, что она оказалась одной из первых компаний в новейшей отрасли — в электронике. Торнтон умолчал о том, что электроника — это область, к которой Пентагон испытывает интерес ни с чем не сравнимый, но это уже, как говорится, подробности.
Другая причина, которая, по мнению Торнтона, обеспечила ему успех, лежит в разработанных компанией новых принципах организации и руководства производством. Надо отдать должное руководителям «Литтон», здесь они действительно преуспели. Не будучи в состоянии преодолеть общих пороков капиталистической систеллы, наиболее проницательные американские дельцы разрабатывают такие схемы организации производства, которые позволяют на определенном этапе извлекать немалые преимущества, тесня конкурентов, выигрывая в ожесточенной схватке за место под солнцем, которая ведется в джунглях американского большого бизнеса.
На страницах специальной экономической литературы «Литтон индастриз» обозначается в последнее время непривычным для экономистов словом «конгломерат». Что сие за зверь, этот конгломерат? Не берусь утверждать, что Торнтон и Эш первооткрыватели в этой области, но то, что они одни из первых, сомнения не вызывает.
Раньше крупные монополистические концерны строились по определенной и очевидной логической схеме. Скажем, компания делает автомобили; для этого потребны сталь, резина, краски, и хозяева компании, не желая зависеть от других, включают в концерн и резиновые, и химические, и другие непосредственно связанные с нуждами производства автомобилей заводы. Но вот на сцене появляются Торнтон и еще несколько деятелей и начинают вакханалию покупок, не связанных никакой видимой логикой с основной продукцией, выпускаемой их головным предприятием.
Ну, скажем, что общего между строительством подводных лодок и удовлетворением нужд кулинаров, между оборудованием для ракет и прохладительными напитками? Между тем все чаще в последние годы возникают в Америке монополистические объединения, производящие продукцию, казалось бы, никак не связанную между собой. Это и получило в экономической литературе наименование «конгломерат», а Чарльз Торнтон стал одним из первых создателей таких конгломератов.
Поначалу консерваторы от бизнеса недоуменно пожимали плечами, предрекая неминуемый и скорый крах этой авантюры. Однако вскоре пессимисты прикусили языки, а конгломераты, как новая форма промышленной организации, правда, не во всех случаях, а лишь тогда, когда объединение разнородных производств было экономически оправдано, получили распространение и стали набирать силу.
Это книга публициста, а не экономический трактат, посему, не углубляясь в дебри специальных понятий, расскажу об эпизоде, который показывает логику, казалось бы, нелогичного, говорит о том, что не всегда в деловой сфере дважды два — четыре.
...Разговор затянулся. Уже несколько часов нам рассказывали о сложных электронных системах, производимых «Литтон индастриз», о новых принципах управления. У меня уже засосало под ложечкой, а в голову полезли мысли о том, что и в век электроники, так же как и в любой предыдущий, бренное человеческое тело нуждается в подкреплении сил. Одним словом, порция чего-нибудь съедобного произвела бы на меня в тот момент большее впечатление, нежели очередная порция полезных сведений.
Словно бы подслушав эти суетные невысказанные мысли, меня пригласили спуститься в столовую, что я и сделал с превеликим удовольствием. Однако в столовую меня повели почему-то с заднего хода, привели на кухню и поставили передо мной тарелку, на которой лежал порядочный кусок сырого мяса.
«Но я не ем сырого мяса», — хотел было сказать я. Как выяснилось, мои хозяева об этом почему-то догадались сами. А пригласили они меня на кухню для того, чтобы продемонстрировать еще один вид продукции «Литтон индастриз». Выглядела эта продукция как небольшой металлический шкафчик с несколькими кнопками. Открыв его, на моих глазах повар положил на полку тарелку с куском мяса и захлопнул дверку. Осведомившись затем, какое мясо я предпочитаю — полусырое или хорошо прожаренное, — он поставил реле на соответствующее деление. Прошло 45 секунд — и передо мной была поставлена тарелка с вкусным, отлично прожаренным мясом. То была электронная кухня, которую «Литтон индастриз» создала для самолетов дальнего следования.
Как видите, электроника и кулинария не такие уж вещи несовместимые. Принципы, использованные при создании сложных приборов ракетных систем, с успехом могут быть применены не только в космосе, но и на нашей грешной земле. А оборотистые бизнесмены таких возможностей не упускают.
Я далек от того, чтобы сложное экономическое понятие, новую форму организации крупного производства, каковой является конгломерат, сводить к куску жареного мяса, который мне довелось съесть в штаб-квартире «Литтон индастриз». Но стремление максимально использовать новые открытия и технологические процессы в самых различных сферах, не замыкаясь, в частности, только в области военного производства, несомненно, один из секретов успеха Чарльза Торнтона, свидетельство большой гибкости, которая позволяет выжимать новые прибыли там, где другой их бы не выжал.
Среди других обстоятельств, которые, по мнению Торнтона, способствовали успеху его предприятия, и то, что возникло оно не где-нибудь, а в Калифорнии.
— Это была счастливая мысль, — говорит Торнтон. — Посмотрите отсюда, и кое-что вам станет ясно.
Разговор происходил на километровой высоте. Мы летели в небольшом шестиместном самолете, за штурвалом которого находился хозяин «Литтон индастриз». Его холеная, с наманикюренными ногтями рука твердо держала штурвал, и, даже если бы я не знал, что в прошлом мой собеседник летчик, об этом нетрудно было бы догадаться. Самолетная экскурсия была предложена мне, советскому журналисту, думается, неспроста. Когда мы подъехали к аэродрому, нас провели в ангар, где находилось несколько самолетов и вертолетов, принадлежащих «Литтон индастриз», а также два личных самолета Торнтона.
...Есть в американском бизнесе такое понятие, как престиж. Это не просто тщеславие, не просто желание покрасоваться, хотя, быть может, некоторая доля суетности и тщеславия в этом все-таки наличествует. Но главное в другом — в стремлении показать клиенту, — а представитель прессы великой страны, которая, чем черт не шутит, может стать торговым партнером, чем не клиент, — солидность и могущественность фирмы.
Надо сказать, что в Америке атрибуты престижа несколько иные, чем в других местах. Скажем, одежда. Общественное положение европейца несложно определить по его манере одеваться. Принадлежащего к высшему кругу англичанина или француза чаще всего без особого риска ошибиться можно отличить по покрою его костюма, галстуку, шляпе, перчаткам. Но если вы попробуете сделать это в Америке, вы обязательно попадете впросак. Когда мне первый раз довелось встретиться с Нельсоном Рокфеллером, я был удивлен донельзя: помятый, из недорогих, костюм, неновая рубашка и ношеный галстук, какой в Англии постеснялся бы надеть молодой клерк третьеразрядного банка. А шляпа! Ох уж эта шляпа! Никогда бы не подумал, что обладатель миллиардного состояния, один из хозяев крупнейшей финансово-промышленной империи капиталистического мира, рискнет появиться на публике в столь непрезентабельном головном уборе. Я бы, к примеру, с мистером Рокфеллером шляпами не поменялся.