Вот эта-то история и обросла огромной литературой безмерно рекламного свойства. На американской политической бирже котируются товары и куда менее ценные, чем боевые эпизоды из жизни политических деятелей. Так что нетрудно представить себе, до каких размеров была раздута реальная история с гибелью РТ-109 в годы, когда Джон Кеннеди поднимался по лестнице своей политической карьеры. Читателя американских газет и журналов усиленно потчевали россказнями вполне в стиле небезызвестного Кузьмы Крючкова, насаживавшего на свою пику целые полки вражеских солдат.

В действительности дело обстояло значительно прозаичнее, не столь геройски и романтически, как это преподносится американскому читателю, хотя, безусловно, оказавшись в трудной ситуации, 24-летний Кеннеди проявил достаточное присутствие духа и вполне определенную стойкость характера.

Однако особых подвигов в боях с японскими кораблями Кеннеди и его катер не совершали. Да и боев-то, собственно говоря, почти не было. В течение нескольких месяцев — с апреля по август 1943 года — торпедный катер — 25-метровое деревянное суденышко, вооруженное четырьмя торпедными аппаратами и несколькими зенитными пулеметами, — нес патрульную службу на тихоокеанском театре военных действий.

Столкновений с боевыми кораблями японского флота до того памятного дня 1 августа, когда протараненный японским эсминцем катер пошел ко дну, не было. О рутине патрульной службы катера можно судить по собственноручным записям его командира, занесенным в судовой журнал рукой Кеннеди. Вот взятые на выборку строки из этого журнала за май 1943 года:

«8 мая, 18.20. Вышли в море из Сесапи вместе с РТ-59 для патрулирования района от острова Саво до мыса Эсперанс. Видимость равна нулю.

13 мая, 0.45. Далекие вспышки, вероятно, в районе островов Рассел.

17 мая, 0.40. Видели белый свет в центре острова Саво.

21 мая. Выпустили 10 очередей из пулемета по плавающим бочкам из-под горючего.

23 мая, 5.30. Вышли из района патрулирования, направляясь в Сесапи. 5.40. Видны вспышки от стрельбы зениток; по-видимому, наши. 21.30. Увидели красный огонь на поверхности воды, 30° по курсу, расстояние 4 мили. Обследовали место. Ничего не обнаружили».

Точно такие же записи и в другие месяцы. Ни одного боя, ничего общего с голливудскими россказнями американской пропаганды. Первому бою с японскими кораблями суждено было быть и последним. Видный советский исследователь профессор Н. Н. Яковлев на основе тщательного изучения американских источников рисует следующую картину этого боя. 15 торпедных катеров американского флота, включая РТ-109, получили в тот день задание перехватить группу японских кораблей. Поздно вечером катера заняли боевые позиции и на приглушенных моторах попарно патрулировали пролив. Вскоре один из катеров, имевший радар, обнаружил противника. Полагая, что это были самоходные баржи, катер ринулся в атаку и оказался под огнем четырех японских эсминцев. Выпустив весь запас торпед, каждая из которых прошла мимо цели, командир катера, не сообщив ничего остальным кораблям, удалился с поля боя.

Лейтенант Кеннеди, видевший вдалеке вспышки разрывов, но не получив по радио никаких сообщений, продолжал патрулирование. Внезапно прямо перед носом своего суденышка он увидел приближающийся темный силуэт большого корабля. Это был эсминец японского императорского флота «Амагири». Расстояние между кораблями сокращалось так быстро, что, пока команда торпедного катера сообразила, что происходит, открывать огонь было уже поздно. Корабль попал в мертвую зону.

Дальнейшее произошло мгновенно. Кеннеди скомандовал полный ход и приказал дать боевую тревогу. «Она давно уже объявлена», — последовал ответ торпедиста с правого борта. Пока лейтенант вращал штурвал, пытаясь развернуть катер для торпедирования, тень эсминца, шедшего на таран, надвинулась вплотную. Раздался страшный удар, вырвавший штурвал из рук Кеннеди. Он отлетел на несколько метров, ударившись спиной о металлический поручень. Очнулся уже в воде. Разрезанное пополам судно пошло ко дну. Вдали виднелись силуэты уходящих с поля боя остальных катеров. Впоследствии их командиры объясняли это тем, что решили, будто вся команда РТ-109 погибла. Остальное уже известно.

Все это в общем-то не выходит за пределы во время войны обычного. Если и есть здесь что-либо необычное, то это тот дух захватывающий миф, который был сооружен искусной пропагандистской рукой.

Столкновение с японским эсминцем оставило по себе не только физическую память — серьезную травму позвоночника, сделавшую необходимыми в последующие годы две серьезные операции. Прошедшая рядом смерть, гибель не сумевших выбраться из-под обломков тонувшего катера, равнодушие и трусость удравших с поля боя и бросивших на произвол судьбы экипаж тонущего катера оставили глубокий и неизгладимый след в душе у Кеннеди.

Жаклин Кеннеди рассказывала, что на протяжении многих лет ее мужа преследовала мысль о смерти. Любимыми его Строками, которые он часто просил жену прочитать ему, было полное безысходной тоски стихотворение Алана Сигора. «У меня встреча со смертью, — говорится в нем, — в полночный час в горящем городке, когда весна пойдет на север; а я клятве смерти верен буду, и я приду на встречу с ней».

Конечно, это в достаточной степени утонченно и вызывает сочувствие. Горький, трагичный, иссушающий душу след оставила война в душе морского офицера, которому суждено было стать 35-м президентом Соединенных Штатов. И все-таки невозможно при всем этом отделаться от ощущения некой фальши — большие чувства не обязательно демонстрировать публично, глубокие переживания многое теряют, будучи сделаны объектом политической рекламы, самые сокровенные вещи, выставляемые на всеобщее обозрение, ставящиеся на службу вполне определенным и достаточно суетным целям, приобретают неистребимый налет вульгарности.

Вульгарность! Утонченный выпускник Гарварда в своей политической деятельности не чурался базарной вульгарности. «Реклама кандидата, — поучал он своих подручных, — должна быть похожа на ту, которая изо дня в день громогласно вопит о широко известном напитке кока-кола и сигаретах «Лаки-страйк». Расписывание подвигов «морского волка» в данном случае должно играть ту же роль, что в случае с кока-колой и сигаретами играют разглагольствования об их необычайных свойствах.

Бескорыстие, отсутствие честолюбия? Как бы не так. «Политик должен быть честолюбив, ибо честолюбие — пружина, ведущая его к вершинам политической власти». Не блага народа ради, не пользы государства для, но исключительно во славу собственную, для насыщения фамильного червя честолюбия действовал он и публично в том признавался.

Откровенность, прямота, правдивость?

«Его речи обильно сдобрены правдой». Эта ядовитая констатация принадлежит умному и многоопытному американскому журналисту. «Сдобрены правдой». Немного правды в качестве острой приправы, и блюдо имеет пикантный привкус.

Так вот, глядишь, вслед за нимбом и от ангельских крылышек остаются только перышки!

Да, собственно, в джунглях американской политической жизни белые одежды да эти самые крылышки могут только помешать. Во всяком случае, преуспеть в сфере буржуазной политики может только человек, не очень-то разборчивый в средствах. Продираясь к вершинам власти, Кеннеди получал и наносил удары нередко и ниже пояса.

1960 год. Последняя избирательная кампания. Приз — президентское кресло. Противник — Ричард Никсон.

Каким образом Никсону удалось узнать, что во время поездки в Европу несколько лет назад Кеннеди заворачивал в Монте-Карло и побывал в знаменитом игорном доме, трудно сказать. Однако узнал он не только о самом факте, но установил даже точные даты, когда Кеннеди появлялся в казино, — 11 июня 1953 года и 27 июля 1954 года. Так или иначе в июле 1960 года доверенный человек Никсона, бывший сотрудник ФБР, появился в Монте-Карло с сугубо секретной миссией. Позже стало известно, что он предложил 10 тысяч долларов за документ, фиксирующий факт игры Кеннеди в рулетку, Надо думать, что этот дорогостоящий тайный розыск был учинен не просто любопытства ради: проиграл ли, выиграл ли опрометчивый противник, а политический выигрыш будет у Никсона, стоит ему объявить во всеуслышание, что на президентский пост претендует азартный игрок. Известно, что штаб-квартирой республиканцев уже подготавливались огромные плакаты, на которых значилось: «Как можно вверять страну в руки человека, вверяющего свою судьбу рулетке?»