почему Кент удостоил меня такой чести. Это был жест дружбы, знак доверия. Возмещение

за грубость отца, замена тому богатству и развлечениям, которые я, покидая двор,

оставляла навсегда позади. Не стоит в этом видеть что-то более значимое. Более личное.

Я откинулась на тонкое изголовье. Уставшая и голодная, я была на грани слез,

чувствовала себя одинокой и немного испуганной. Утром мне не удалось по-настоящему

умыться, и теперь казалось, будто кожа зудит от грязи, и я знала, что немытые волосы еще

до полудня сведут меня с ума. Я надеялась, что лорд Мэттью или Кент позаботились,

чтобы у нас был ночлег в приличной гостинице. Надеялась, что путешествие не покажется

мне таким же долгим и утомительным, как обычно. Надеялась, что бабушка будет рада или

хотя бы не откажется увидеть меня снова.

Я надеялась, что, несмотря ни на что, мое сердце разбилось не по-настоящему.

Глава 17

В том году осень пришла поздно, будто лето – ленивая девчонка – никак не могло

собраться с силами, чтобы встать со своего ложа на холмах и лугах и неспешно побрести

куда-нибудь южнее. Когда же наступила осень, она оказалась восхитительной. Огненные

краски лились по каждому склону безудержным бурным потоком. Урожай удался на славу,

и все в деревне приободрились.

Я поселилась в деревне у швеи, которая жила с дочерью, и нанялась подавальщицей в

самую большую таверну. Рента за комнату невысокая, работа несложная. Вдобавок я

подзарабатывала немного на стороне, продавая лекарства и зелья. Купила вполне

приличный набор трав у бабушки, которая всегда рада продать что угодно и кому угодно, и

шепнула паре знакомых в городе, что если у них возникнут кое-какие проблемы – пусть

приходят ко мне. Я опасалась, как бы Милетта не обиделась, что я перебиваю у нее

покупателей, но бабушка вроде не возражала. По-прежнему находилась куча закоснелых

жителей, которые упорно ездили в дальние дали, лишь бы увидеть по-настоящему мудрую

женщину, травницу, чей опыт насчитывал не один десяток лет. Те же, кто обращался ко

мне, приходили по меньшим поводам, за простыми настоями – тем, что можно доверить

подмастерью. Меня это как нельзя лучше устраивало.

Отличный барыш рассовали по потайным кошелям, хорошие семена припасли до

весны, в каждом доме варили доброе пиво, а на всякий стол подавали обильную еду.

Хорошая же погода еще больше поднимала всем дух.

Конечно, я могла жить с бабушкой столько, сколько пожелала бы, хотя радости в том

видела мало, ведь за время с моего последнего отъезда Милетта стала угрюмой и

179

180

самоуверенной. Я рада была видеть бабушку. Между мной и Милеттой она не выделяла ее

– но и не оказывала предпочтения мне. Дом стал казаться слишком тесным. А вот

крохотной съемной комнатки, где едва помещались кровать и небольшой комод, мне

вполне хватало. Я любила свою домовладелицу и свою работу, и мне думалось, я тут

надолго.

Ну или пока не пойму, что же хочу делать в жизни. Будущее выглядело как никогда

размытым. Вот поработаю год, подумаю хорошенько и двинусь дальше туда, куда

подскажет внутренний голос и позволят сбережения.

В эти два месяца, что я жила в отдалении от двора, новости доходили до меня

медленно, часто в виде слухов, разносимых торговцами или путешественниками. Иногда

друзья слали мне письма. Весть о смерти принца Брайана принес сын свечника, который

зарабатывал извозом из южных провинций в северные и проводил большую часть жизни в

дороге.

Подтверждение из дворца пришло тремя днями позже. Регент послал глашатаев во все

восемь провинций, дабы на каждой рыночной площади объявили печальную весть. Все в

нашей деревне – ну или почти все – собрались на лугу, чтобы послушать гонца.

– Если принц Брайан умер, – крикнул кто-то королевскому глашатаю, – кто станет

править?

Посланник явно уже не раз отвечал на этот вопрос.

– Лорд Мэттью Увреле будет регентом, пока принц Кентли Увреле не взойдет на трон.

– Кентли Увреле? Это кузен принца Брайана, что ли?

– Да, сын регента.

– И каков он?

– Он прекрасно подходит на роль короля, – холодно ответил глашатай.

– Это-то ясно, но каковский он?

Гонец ответил на этот и еще дюжину вопросов с ожидаемой невозмутимой

сдержанностью. По крайней мере, я была уверена, что из Кентли получится гораздо

лучший король, чем мог бы выйти из Брайана. Не то чтобы я хотела выскочить перед

толпой и заявить об этом. И в первый день, и в последующие недели мне было странно

думать о Кентли как о принце. И еще непривычнее – как о короле. Кентли никогда не

казался величественным. Вдумчивым, умным, справедливым, добрым – но не

величественным.

Хотя Брайан тоже не был царственным. Скорее уж романтическим. Пожалуй, каждый

использует те качества, которые ему дала природа, и старается соответствовать

полученной роли.

Более личные новости я узнавала из писем, которые приходили с перебоями: все

зависело от занятости отправителя и гонцов, едущих в мои края. Элисандра отвечала сразу

же и часто, хотя и сдержанно. Не раз я гадала, проверяют ли ее переписку леди Грета или

лорд Мэттью.

Из первого письма следовало, что Брайан умер два дня спустя после моего внезапного

отъезда.

«Единственное, что меня радует, – чем больше он болел, тем меньше мучился. Когда

Брайана только одолела хворь, он очень страдал, но со временем, кажется, стал более

спокойным и менее чувствительным. Гизельда сказала, что к моменту смерти ему и вовсе

не было больно. Утешительная новость для лорда Мэттью и меня».

Я бегло просмотрела описание похорон. Все восемь провинций присоединились к

трауру, вывесив черные флаги над городскими воротами и общественными зданиями.

Некоторые романтические барышни облачились в черные платья и неделями отказывались

их снимать. Однако у большинства крестьян, по сути, не имелось повода сильно скорбеть

по принцу. Они никогда его не встречали, не любили, не ненавидели: политики и

180

181

придворные мало значили в повседневной жизни простолюдинов. Принц умер, и новый

принц скоро займет его место.

Королевство оставалось целым и неделимым. Остальное их не тревожило.

Меня же больше всего интересовало, что станет с Элисандрой, и в последних строках я

нашла ответ на свой вопрос.

«Странно думать, что я стала вдовой, едва успев сделаться женой. Похоже, лорд

Мэттью еще не решил, как со мной поступить, хотя уверена, он что-нибудь придумает.

Кент заверил, что я унаследую личное состояние Брайана, хоть и, разумеется, не

королевские украшения и казну. Регент намекнул, что мне стоит снова выйти замуж. Как к

этому отношусь я? У меня уже был один ужасный брак. Дайте мне передохнуть, прежде

чем я решусь вступить в новый».

Я подняла глаза от письма. Ну конечно.

«Хальсинги всегда поставляли невест для королевского дома».

Элисандра из Хальсингов, а Кент теперь последний из династии Увреле. Даже на

расстоянии в тысячи миль я чувствовала, как лорд Мэттью привычно плетет очередную

интригу. Приличия требовали выждать, прежде чем передать Элисандру новому принцу,

но в прошлом приличия не особо сдерживали регента. Вскоре мы услышим об обручении

Элисандры с новым наследником престола.

Я столь долго на это надеялась и изо всех сил старалась ускорить события – так почему

теперь мысль об их свадьбе так меня печалила?

От Анжелы пришли письма, более насыщенные сплетнями о жизни двора после смерти

Брайана. Меган Трегонийскую пришлось запереть в ее комнате и накачать

успокаивающими травами – так она предавалась горю. Трех других юных леди, безумно

влюбленных в покойного принца, отослали домой еще до похорон, потому что они