Но вот наконец шлагбаум поднялся, можно ехать. И завихляло шоссе по степи, пересеченной зеленым кордоном лесной полосы. Это государственная полоса Белгород — Донец. Местами она совсем молода: крошечные елочки ежатся у самой земли. Местами деревья уже подросли и держат оборону против степных ветров. Показались железные переплетения моста. Под ним довольно широкий, зеленый, злой Донец.
А потом как-то внезапно перед вами является село. Подъезжаешь поближе — нет, не село; пожалуй, большой поселок, даже городок. Едешь улицей, смотришь по сторонам: городок — как геологическая карта, дома — пласты. Вот отложения такого-то периода, вот такого-то.
На углу идиллическая шевченковская хаточка — беленькая, крытая пожухлым камышом, с крошечным оконцем, через которое и кошке не протиснуться. Рядом ДЩ — дома щитовые, щитовые домики — суровые первенцы всякой стройки. Длинные, приземистые, заставляющие усомниться в существовании на свете архитектуры.
Дальше двухэтажные и трехэтажные оштукатуренные дома — в общем-то уже вполне удобные и современные. Нет нужды описывать их: каждый побывавший в каком-нибудь молодом городе или рабочем поселке — будь то в Сибири, Литве или Подмосковье — видел эти дома с полукруглыми нишами, маленькими балконами и срезанными углами.
Еще дальше красавица школа, а за ней большое здание с колоннами. Оно не нуждается в вывеске. Взглянешь на традиционные колонны — и все ясно: Дворец культуры. Потом снова жилые дома, уже сплошь двух- и трехэтажные. В таких домах должно быть приятно и весело жить. Их прелесть особенно ощущается в таком месте, как это, только недавно отвоеванном у степи.
Это место и есть Счастье — городок строителей и энергетиков, хозяев Луганской ГРЭС, дымящей своими трубами в двух километрах отсюда. Трубы громадные, каждая вышиной в полтораста метров. Одни из них курятся, над другими воздух прозрачен. Она еще не достроена, и из нее торчат усы арматуры, кажущиеся снизу совсем тоненькими.
Сияет на солнце высокими, в шесть этажей, окнами здание электростанции. Словно железнодорожный мост повис над холмом угля колоссальный козловой кран.
От городка к ГРЭС тянется бесконечный людской поток. Автобус сбавляет скорость, поминутно гудит сердито. А люди в спецовках все шагают, то отставая от машины, то обгоняя ее.
Во многих книгах, старых и новых, я встречал описание смены, идущей по зову гудка. Много раз сам шел в толпе, спешившей к заводской проходной. И все-таки хочется смотреть и смотреть в лица людей, шагающих навстречу рабочему дню. Среди этих лиц — веселых или сосредоточенных, свежих или усталых, — ни одного равнодушного. Как им живется, как им работается в двух километрах от Счастья, этим разным людям?
Впереди ГРЭС. Все четче ее очертания, все ярче краски.
Красивая стройка! Здания служб красные, главный корпус и трубы серые, баки конденсата, обшитые листовым алюминием, ослепительны, как новенькие самовары, ажурные конструкции крана черны. Просто кадр из «производственного» фильма, который в кино показался бы даже чересчур нарядным.
Вот и сосед по автобусу — человек с толстым портфелем на коленях — залюбовался:
— Это же надо какую махину поставили!
Остальные пассажиры — все знакомые между собой, все земляки — с удовольствием слушали гостя, видно уже бывавшего когда-то в этих местах.
— Невозможно себе представить!
Судя по всему облику, по выцветшему на солнце плащу, по новому, но уже потертому в путешествиях портфелю, это человек бывалый. Полно, неужто он в четвертом десятилетии нашей индустриализации еще может вот так искренне воскликнуть: «Невозможно!»?
Может, может. Перед самым отъездом в Счастье, когда я еще решал, направляться мне туда или на какую-нибудь другую стройку, мне показали в тресте фотографии соседней ГРЭС — Старобешевской. И я, совсем как тот в автобусе, кричал: «Невозможно себе представить!»
Мне вспомнилось это самое Старобешево, где я несколько лет назад гостил у славной Паши Ангелиной. Большое нелепое село без единого деревца, с крепкими домами, выглядывавшими из-за каменных оград. Самым крупным предприятием там была мастерская МТС…
И вот на фотографиях — огромный корпус электростанции, высокая труба, башенные краны, площадка большой стройки. Неужели все это там, за селом на берегу реки-ручейка Кальмиус?
А все-таки здорово, что мы не отучаемся удивляться, сколько бы дивного ни повидали, странствуя по стране или оставаясь на месте — в своем городе или деревне.
Уж, кажется, чего больше: сделали сами планету и зашвырнули дальше Луны, — а все-таки едешь где-нибудь за Рязанью, видишь на месте знакомых тебе огородов растянувшиеся на километры заводские корпуса и удивляешься тем удивлением, с каким деды смотрели на чугунку или на мигающий экран синематографа.
Вот и здесь восхищается человек: было захолустное село с камышовыми крышами, а сейчас вон какое Счастье.
Мне рассказали историю названия поселка. Даже не одну, а три (все, разумеется, разные). По одной версии — Екатерина, проезжая в Таврию, даровала молодому дворянчику эту местность. И он якобы воскликнул: «О счастье!» По другой — какой-то улан выиграл в карты кусок земли над Донцом и тоже объявил это счастьем. По третьей еще что-то в том же роде. Да, раньше громкое имя казалось насмешкой судьбы над убогим сельцом.
Сегодня же не случайно ищешь нечто символическое в названии поселка, выросшего по соседству с новой ГРЭС. Здесь, над Донцом, один из решающих участков битвы за будущее. В том самом смысле, который вложил Ленин в знаменитые слова: «Коммунизм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны».
Счастье — звездочка на всесоюзной карте электрификации. А это карта с далеких ленинских лет близка каждому из нас, как карта решающих боев, на которой линия фронта воспринимается как линия судьбы.
Мы часто вспоминаем крылатые слова Маяковского: «…размаха шаги саженьи». Часто говорим о небывалых темпах нашего роста. Но вот, столкнувшись с двумя точными цифрами, изумляемся и перечитываем: неужели действительно такая разница?!
Луганская электростанция — тепловая. Именно таким принадлежит сегодня первенство. В последние годы мы отдавали предпочтение огромным ГЭС (Волжская, Иркутская, Камская). Отныне на первый план выходят тепловые электростанции. Для того чтобы построить их, нет нужды сооружать гигантские плотины, затоплять леса и поля, города и деревни, строить шлюзы. Это дело более дешевое, а значит, и более выгодное на сегодняшнем этапе соревнования с капиталистическим миром.
Сократив строительство гидроэлектростанций и получив ту же мощность с электростанций тепловых, страна не только сэкономит деньги, но и выиграет время.
Еще до опубликования контрольных цифр нового плана, еще до введения в обиход самого слова «семилетка» страна уже знала, каким будет главное направление в ее энергостроительстве. Стало быть, тепловые электростанции, особенно те, которые работают на газе и жидком топливе, займут главенствующее место в балансе энергетической семилетки.
Энергостроителю дано завидное ощущение причастности ко всему сущему в стране. Никто, пожалуй, кроме пахаря и шахтера, не может с таким правом сказать, что работает на весь народ. Если уголь — хлеб промышленности, то электроэнергия — ее кровь. И, по верному слову одного из многих счастьинских собеседников, «человек, зажигающий свет, никому не чужой».
Как же они работают сегодня, эти родные всем люди, энергостроители? О чем они думают, над чем бьются, как мечтают? В том самом Старобешеве, где тоже строится сейчас электростанция, Паша Ангелина сказала мне когда-то: «Чтобы узнать вкус ключевой воды, не нужно выпить всю криницу, достаточно одного глотка». Вот и сейчас мне показалось, что встречи на одном участке энергостроительного фронта, в новорожденном городке Счастье, помогают постичь то главное, чем живут все его бойцы…
1958
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ И ОБЫКНОВЕННЫЕ СООБРАЖЕНИЯ САШИ СИНЕВА
Знакомство. Ну, пожалуйста, можем поговорить. Только мне не понравилось, как вы с Петром Петровичем говорили. Чересчур гордо. Может, вы не понимаете, кто такой Ивашечкин?