ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Комната в квартире Малышевых, та же, в которой был званый ужин. На столе детский бильярд. Саша ходит вокруг с кием и сосредоточенно играет сам с собой. Раймонда стоит рядом в какой-то странной, торжественной позе.

Раймонда (вдруг удивительно торжественным голосом). Сашка, я тебя уважаю!

Саша. Спасибо!

Раймонда. Это ужасно, Саш, что в нашем поколении уже нет таких ребят, как ты или Костя… Таких, которые готовы… ради убеждений… Все какие-то школьнички, маленькие, одноклеточные…

Саша. Это вам кажется, Раймонда Алексеевна. Оглянитесь вокруг себя, как пишут в газетах.

Раймонда. Почему никто не разговаривает со мной серьезно?! Я же взрослая! Я же мыслю!

Саша. Этого еще успеешь похлебать. (Забивает шар в лузу.) Вот со мной все уже разговаривают серьезно — и это совсем не мед. (Забивает еще один шар.) Видишь, как точно получается. Когда сам с собой играешь…

Раймонда. Это ты из-за своей Иры прекрасной!.. Если хочешь знать, я ее презираю…

Саша. А ну! Иди готовь уроки!

Раймонда. Пожалуйста, я уйду. Счастливо оставаться. (Чуть не плача.) Ты уже всех своих друзей выгнал… Всех, всех… (Убегает.)

Саша. От двух бортов в лузу…

Катя (входит с тарелкой.) Поешь, дурачок…

Саша. Я еще не доиграл! Смотри: бац (бьет по шару) — тама…

Катя. Да, конечно, есть с чего переживать. Старался человек, чтоб лучше, и не для себя. Можно сказать, подставился под удар. И вот награда! Отплатили за все.

Саша (сердито). Что значит отплатили? Платной принципиальности не бывает, Катерина Ивановна… И не должно быть! (Забивает еще один шар и добавляет как бы про себя.) И бесплатной беспринципности тоже не бывает…

Катя (жалобно кричит мужу, видимо находящемуся в кухне). Леш, иди сюда… он спятил…

Алексей. Ну, так что такого страшного! Ну, набили тебе морду — сам нарывался. Пойдем с тобой сегодня еще повоюем. Может, еще раз набьют при всем собрании. Но такого уж чего-нибудь страшного ведь нету. Не посадили тебя в тюрьму, не объявили борьбу с гнилой малышевщиной! Ну, так будешь не бригадиром — просто монтажником. Домой будешь раньше приходить, башка трещать не будет, быстрее учебу кончишь — диплом. И ромбик вот сюда! (Показывает на свой инженерский значок.)

Саша (подымает кий, как некое копье.) Ромбик? Ромбик! У-гу… По-моему, многие товарищи должны скинуться по трешке. На памятник тому, который изобрел эти ромбики, эти прекрасные вузовские значки. С разными молниями, кирками и лирами. Это будет правильный памятник! Потому что без вот таких значков никто бы ни за что бы на свете не угадал, что вот они интеллигентные люди! Образованные! Овладевшие всей суммой знаний, как говорится.

Алексей (смеется). Это ты здорово!

Саша. Очень здорово. Без ромбиков на многих думали бы, что это просто обыкновенные дубы ходят, серые, у которых один товар разъединственный — исполнительность. Все время держит руки по швам — вот так, что уже работать нечем! Едят глазами начальство — вот так, что уже смотреть вокруг нечем! Очень нужна для этого образованность! Виктору нашему, например…

Алексей. Выговорился?

Саша. Выговорился. Давай лучше, Леша, сыграем пирамидку. Традиционная партия: брат против брата.

Алексей. Этой партии не будет. Давай ешь, и пошли.

Саша. Я не пойду!..

Алексей. Учти, на собрании за тебя будут многие!

Саша. Я уже выступал на одном! И многие были за меня… Но голосовали за Як Палча. Так чего ж я буду зря воздух трясти? Раз людям охота всю жизнь одной половинкой сидеть — пусть сидят. Хай сидят, как наша мама говорила! Мы вполне заслуживаем своего Сухорукова. И никого мне не убедить.

Алексей. Ну, скажем, меня убедил!

Саша. Спасибо. Это очень мило с вашей стороны.

Катя. Ну, будете вы обедать?

Саша. Ни обедать, ни каяться, ни бить лбом стенку, ни ходить на собрание — ничего этого я не буду!

Алексей. Ладно, так я буду…

Саша. Обедать или бить стенку?

Алексей. И то и другое. Вместо тебя…

Катя. Леш, ты серьезно?

Алексей (зло). Нет, я шучу!

Катя. Но тебе, наверно, неудобно, как брату.

Алексей. Ничего… Помнишь, Кать, были стишки, до войны: «Товарищ Ворошилов, я быстро подрасту и встану вместо брата с винтовкой на посту!»

Саша. Пожалуйста… А лично я уеду. Уволюсь по собственному желанию, предупредив, как положено, администрацию за неделю.

Катя. Ты серьезно?

Саша. Нет, я шучу!.. И поеду обратно в Якутию, в Мирный. Или, может, в Чурбай-Нуру. Туда, где романтика, и все такое, и руки примерзают к железу.

Алексей. А пока давай обедать.

Катя. Уберите вашу игрушку. Я сюда поставлю.

В коридоре звонок. Слышны голоса Раймонды и Суворова.

Суворов (входя). Здравствуйте и до свидания!.. Вдруг чего-то решил ехать. В девять двадцать пять проходит курьерский. Авось попаду? А?

Саша. С вашей красной книжечкой безусловно попадете. Депутатам вне очереди…

Суворов (насмешливо). Спасибо, а я не знал. Вот, оказывается, какая льгота…

Катя. Не обращайте на него внимания, он сегодня малохольный.

Суворов. Опять серьезно? Или уже мелочи?

Саша (небрежно). Мелочи… Роман «Тишина» не читал! (Уходит.)

Катя. Что-о?

Алексей. Ухайдакали парня. Черт те что, на ящиках, на разных коробках малюем бокал и пишем: «Осторожно! Не кантовать!», а друг друга вот именно кантуем…

Суворов. А что случилось?

Алексей. Да он полез тут против одной липы… То есть даже не одной, а вообще, в принципе… Ну и получил свое. А сейчас будет собрание… Заключительный аккорд.

Суворов. А конкретнее?

За стеной, видимо на кухне, адский грохот и звон, все кидаются к двери, оттуда появляется смущенный Саша.

Саша. Сервиз… Я нечаянно… Он плохо стоял…

Алексей. Давай! Чего уж там!..

Катя. Он все равно уже был неполный.

Алексей. Тогда тем более прекрасно! (Суворову.) Пусть вот он и расскажет вам конкретно…

Саша. Да нет, не стоит…

Суворов. А вдруг я смогу помочь? Депутаты же вне очереди…

Саша. Не стоит… Будет как в пьесе какой-нибудь: под занавес приехал из Москвы большой начальник и все решил. Отрицательного заведующего снимут, положительного зама выдвинут. Неужели ж вы не понимаете, что дело не в «сняли — выдвинули»? Тут дело в идеях, в том, как вообще жить, как вообще работать. В философии, я не знаю, в чем еще…

Суворов. Тогда, конечно… Где нам…

Саша. Не обижайтесь! Но, правда, это ни к чему.

Суворов. Ладно, не обижусь… Будь здоров! Счастливо, Катюша Ивановна. (Обнимает ее.) И ты. (Обнимает Алексея, уходит.)

Алексей. Ей-богу, мало я тебя, дурака, порол!

Саша. Ничего, теперь это возьмет в свои руки коллектив… Дружная рабочая семья. (Алексею.) Чего ты смотришь? Пошли! Пофилософствуем еще раз.

Алексей. Пофилософствуем! (Оба уходят.)

Катя. Уж лучше б он не ходил. Он там им наговорит!

Входит Раймонда с двумя обломками чашек.

Раймонда. Посуда бьется — это к счастью!

Катя. Насчет счастья — не замечала. А к расходам — это точно…

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Рабочее собрание. Может быть, в той же клубной комнате, может быть, в зале, — во всяком случае, народу много, множество незнакомых лиц. Дело идет к концу. Среди сидящих — хотя и не вся аудитория видна зрителю — Фархутдинов, Сурен, Красюк, Пашкин, Сухоруков, Саша, Алексей, девушка-активистка, Чуканов, старый рабочий.

Фархутдинов. Товарищи! Повестка дня исчерпана. В прениях выступило одиннадцать товарищей. Есть предложение подвести черту.