Слово 'посредник' меня царапнуло.
Да, он и в прошлый раз так представлялся. И я тогда не придала этому значения, мало ли, какая работа у человека. Но потом было ещё что‑то… Кажется, даже важное.
Но что именно?
'Арфеналме' промолчал.
В принципе, ему и не обязательно было говорить, коротышка прекрасно справлялся сам. Он ещё немного пожаловался в пространство на свою нелёгкую долю, а затем торопливо вбежал в пентаграмму, запустил её и почти мгновенно переместился.
Ксанка шумно выдохнула.
Я с наслаждением развеяла заклинание и отлепилась от стены.
Хэйн постоял ещё немного, безучастно глядя в пространство, а потом вдруг пошатнулся и рухнул на пол. Уже в своём привычном облике.
Арфеналме не спалось.
Такое с ним случалось нечасто. Обычно он легко засыпал и легко просыпался в любое время. Нетрудно было и провести пару ночей вовсе без сна, если того требовала необходимость. Жалобы на бессонницу или, наоборот, чрезмерную сонливость, казались ему пустым нытьём. Или же признаком болезни. Ко второму следовало бы отнестись серьёзно, но сейчас за своё здоровье Арфеналме был вполне спокоен.
Нет, тут другое. И если перестать ворочаться, ловя ускользающий сон, и спокойно проанализировать ситуацию, то не так уж и сложно понять, что именно.
Позапрошлой ночью он точно также проснулся без видимых причин и некоторое время лежал без движения, оценивая собственные ощущения. На первый взгляд, всё было в порядке. Ритмичные шаги ночного караула в коридоре, тихие голоса за стеной, стучащие в окно ветви дерева — привычные звуки ночного Ородрива. Ни один из них не мог стать причиной внезапной побудки.
Что тогда?
Арфеналме встал с кровати и отхлебнул воды прямо из кувшина. Каменный пол неприятно холодил босые ноги… и слегка подрагивал. Мелко — мелко, совсем незаметно для обычного эльфа или, тем паче, человека. Но уж обычным‑то Арфеналме себя никогда не считал, и расслышать отголоски далёкого землетрясения мог с детства.
Впрочем, если Пёсий Кряж и тряхнуло, то довольно далеко или не слишком сильно. Дрожь едва ощущается, замку ничего не грозит. Значит, эти отголоски не стоили того, чтоб просыпаться среди ночи.
Вернее, не стоили бы. Если бы к ним не примешивалась самая толика магии. Очень знакомой магии.
Сам Арфеналме колдовать не умел и учиться не собирался. Текущее положение вещей нравилось ему гораздо больше: врождённый дар, не нашедший выхода при Посвящении, многократно усилил чувствительность к малейшим колебаниям магического фона. Это существенно облегчало жизнь. Как минимум, делало более продуктивным и безопасным общение в высших кругах западнопредонского общества. А для всего остального существовали мозги, физическая подготовка и чувство собственного достоинства. То есть то, что магия дать не может, как ни старайся.
Вот в Восточной Предонии, например, магов вообще нет. По крайней мере, так считается на официальном уровне. Арфеналме уточнил бы, что нет официально признанных и хорошо обученных магов, но в данной ситуации это не имело практического смысла.
В любом случае, среди людей нет почти никого, способного на заклинания такой силы, чтоб дотянулись с гор до Ородрива. А среди эльфов — есть. Один малахольный подросток, который вечно лезет не в своё дело. И который сейчас должен сидеть в Вертском лесу и даже носу оттуда не высовывать.
Так за какими бесами его понесло в горы? И что там могло случиться такого, ради чего стоило бы швыряться заклинаниями такой мощи?
Через полчаса небольшой отряд, возглавляемый лично Арфеналме, вышел из Ородрива и двинулся в направлении предполагаемого источника магии. И, как выяснилось впоследствии, решение было верным и своевременным.
Это было позавчера. Весь вчерашний день строптивое дитятко в наказание и назидание просидел на антимагичке. И вёл себя при этом тише воды, ниже травы. А сегодня, значит, отживел и даже попытался что‑то наколдовать. Не такое мощное, как в горах, но вполне достаточное, чтоб разбудить отца.
Ну что ж, посмотрим…
Арфеналме прикрыл глаза, расслабился и попытался уловить, откуда идёт магия. И почти сразу удовлетворённо хмыкнул. Ну конечно, из подвала. Можно было догадаться, что при первом же удобном случае сынок побежит к новоявленным друзьям. Вот ведь спаситель угнетённых и обиженных!
Торопиться было некуда. Не испарятся же эти герои из подвала, в самом деле. Так что пусть общаются, жалуются друг другу на судьбу, на жизнь, на злобного полковника Арфеналме. А злобный полковник тем временем умоется, оденется и спокойно отправится пресекать нарушение дисциплины.
На самом деле Арфеналме себя злобным не считал. Просто он делил людей на два типа: тех, кто действует, и тех, кто плывёт по течению. И себя, понятное дело, относил к первой группе. Естественно, не все его поступки нравились окружающим. Честно говоря, проще перечислить те, которые не вызывали бурного протеста. Может, штук пять — шесть и наберётся.
Но главное — Арфеналме делал дело. Да, порой его планы были далеки от морали, воплощать их в жизнь было неприятно и неэтично… Но главное — они работали, и работали хорошо. И с этим не мог поспорить никто из аморфных болванов, плывущих по течению.
Поэтому за глаза аморфные болваны могли сколько угодно величать полковника злобным, или жестоким, или даже мерзким. Но в лицо они предпочитали заискивающе улыбаться и со всем соглашаться. Потому что им нечего было противопоставить его выверенным действиям, приносящим результат.
А больше всего раздражало то, что младший сын тоже предпочитал улыбаться и мягко уходить от любого конфликта. Читал себе книги, занимался магией, поступки отца не одобрял, но вслух никогда не спорил. До недавнего времени.
Арфеналме сам ещё не до конца понимал, нравятся ли ему произошедшие с Хэйнаром изменения. С одной стороны, сын наконец‑то перестал мямлить и шарахаться от любого резкого слова. С другой — теперь он осмелел настолько, что начал ругаться с отцом в открытую.
Случайного подчинённого Арфеналме за такое поведение отправил бы под трибунал, а с этим недорослем как быть? И ведь совсем никак не реагировать тоже нельзя, свои же засмеют. Те самые болваны, которые ничего не делают, но очень любят злословить за спиной начальства.
От подобных мыслей настроение стремительно портилось. Ведь если Хэйнар прямо сейчас попадётся на попытке чего‑нибудь незаконного, то придётся как‑то действовать. А вариантов для действия не так уж и много. Нарушение прямого приказа об отсутствии контактов с заключёнными, плюс, возможно, организация побега, и всё это в военное время — как ни крути, почти дезертирство. А с дезертирами разговор простой. И никакие магические способности не спасут, разве что приговор отсрочат.
Поэтому Арфеналме не торопился.
Он тщательно привёл себя в порядок, вышел из комнаты, с невозмутимым видом пообщался с караульными, спустился в подземелье, там тоже обсудил с охраной какие‑то незначительные мелочи… Охранники смотрели на него недоуменно и явно ждали подвоха, но на вопросы вежливо отвечали, а шуткам с готовностью улыбались. Попробовали бы не улыбнуться!
Только попавшийся на полпути Эларьен в первый момент повёл себя странно: весь напрягся, дёрнулся в сторону, но быстро взял себя в руки, поздоровался и даже сам завёл пространный разговор о графике дежурства и дальнейших заданиях. О пленниках он не заговаривал, поэтому Арфеналме охотно поддержал беседу. Почему бы и нет, если этому бритоголовому так хочется потянуть время. Но не до бесконечности же его тянуть. Так что пора прекратить этот бессмысленный разговор и посмотреть, что неугомонный сыночек сотворил с пленниками. Должно быть, что‑то интересное, раз даже Эларьен его старательно покрывает. Не могла же ночная встреча с бритоголовым типом быть случайным совпадением. Кстати, о бритоголовости!
— К слову, как долго ты будешь тянуть этот бессмысленный траур по старой любви?
Эларьен в ответ глаза не выпучил только потому, что совершенно одеревенел. Пару лет назад такая реакция казалась бы понятной, но сейчас — раздражала и наводила на мысли о смутных психических отклонениях. Не каждая вдова будет столько времени скорбеть по безвременно почившему супругу, пусть даже и любимому. А уж такой демонстративный траур эльфа по человеку — это вообще нечто выходящее за рамки здравого смысла.