— Итак, юная дева, желаешь ли ты что‑либо добавить?

— Да там нечего добавлять. Так всё и было.

— И больше ты ничего не помнишь?

— Ага.

— А вы, господа, что скажете? — В этот раз взгляд полковника был обращён к собравшимся. Причём — ко всем сразу.

Не знаю, как у него получалось так смотреть, но даже сидевшие по краям невольно поёжились. Чувствовалось, что Арфеналме побаиваются даже свои. И, видимо, небезосновательно.

Кто‑то, возможно, и рад был бы высказать своё мнение, но опасался, что если оно вдруг не совпадёт с начальственным, то ничем хорошим дело не кончится. А предсказать, о чём думает начальство, было решительно невозможно. Чуть сощуренные серые глаза не выражали ничего, кроме презрения к окружающим.

— Ты, — Полковник бесцеремонно указал пальцем на кого‑то за моей спиной. — Говори.

— Слушаюсь. Э — э — э… Я… э — э — э… так думаю, что не стоит делать ведьме поблажки только потому, что она ведьма. Если положено дезертиров вешать, так и давайте её… э — э — э… повесим. Чтоб всё по закону. А то если она один раз предала… э — э — э… то и другой предаст. Так что уж лучше пусть сразу помрёт. Чтоб… э — э — э… у других не возникало желания сбежать. Вот.

Я не сдержалась, и всё же глянула украдкой через плечо. Уж больно любопытно было, кто там такой умный. Оказалось — тот самый 'Павлик Морозов' в серебристом камзоле.

— То есть, по — твоему выходит, что казнив её, мы разом решим все проблемы? — улыбнулся Арфеналме. — Так?

Полукровка торопливо кивнул. Потом наконец‑то почуял подвох в словах полковника, и энергично замотал головой. Никакой реакции на его жесты не последовало, поэтому парень, окончательно запутавшись, просто вытянулся по стойке смирно и, затаив дыхание, ждал вердикта.

Но вместо него последовало равнодушное:

— Кто‑нибудь ещё хочет высказаться?

— Если позволишь.

Я вздрогнула, узнав голос Файриана.

— Конечно, капитан. Неужели ты решил что‑то добавить к своему докладу?

— В общем‑то, нет. Скорее, разъяснить. Видят боги, ситуация складывается не в пользу этой девочки. Но заметь, за всё то время, что она провела в моём отряде, она вела себя на редкость прилично. То есть… понимаешь, у неё ведь была возможность сбежать, и не один раз. Но она даже и не подумала ей воспользоваться. Она могла помешать нам прорваться через перевал, но не сделала этого. Она могла сдаться людям, но вместо этого прикрывала наше отступление. А после этого она могла исчезнуть в неизвестном направлении — а вместо этого вернулась в отряд, да ещё и притащила с собой твоего сына. Она спасла твоего родного сына, полковник!

— Мой сын — размазня и тряпка. А все её благие поступки не отменяют предыдущих прегрешений. Тем более что мы не знаем, чем она руководствовалась, совершая их.

— Вот именно! Мы не знаем! Мы не знаем, почему она дезертировала, мы не знаем, откуда она дезертировала. И именно поэтому я считаю, что нельзя её казнить… Как минимум, до того, как всё выяснится, — Кано шумно выдохнул. Я тоже. Слышать от него такую эмоциональную поддержку было непривычно… и даже, пожалуй, приятно. В его изложении все мои глупости действительно выглядели очень положительно.

— Говори проще — тебе её жалко.

— Да, мне её жалко. И я считаю свою жалость достойной причиной для того, чтоб не принимать решение сгоряча. Заметь, я не прошу для Айки помилования. Только отсрочки для выяснения всех обстоятельств.

— На отдых тебе пора, капитан. Поливать в саду цветочки и разнимать подравшихся внуков. Ещё мнения?

Больше желающих высказаться не нашлось. Эльфы напряжённо молчали и изредка переглядывались между собой. Казалось, они волнуются куда больше меня. А я… я будто следила за событиями со стороны, безучастно и отстранённо. Слишком много сил уходило на то, чтоб просто стоять. А приходилось ещё и слушать, что говорят окружающие. И изредка отвечать. Желательно — в тему. При таком раскладе бояться уже не получалось.

— Ну что же… — Арфеналме картинно вздохнул. — Если больше никто не желает озвучить свою точку зрения, то я, пожалуй, поделюсь с вами некоторыми соображениями. Наш дорогой господин Орине, несомненно прав в том, что закон един для всех, и любого дезертира ждёт смертная казнь, независимо от его социального положения и магических возможностей.

Обладатель серебристого камзола шумно выдохнул и неуверенно улыбнулся. Кажется, последние несколько минут он вообще не дышал. Аж покраснел от натуги, бедняга.

Полковник тем временем продолжал:

— Однако капитан Бронве тоже высказал весьма здравую мысль о том, что у нас острая нехватка информации. Мы до сих пор не знаем, откуда взялась девушка, называющая себя Айкой, и это весьма досадно. Пожалуй, я бы даже согласился с капитаном и предложил отложить казнь до того момента, когда мы будем знать, кого именно казним. И за что. Но, к сожалению, мы весьма ограничены во времени. У нас тут, видите ли, война. А значит — нет возможности рассылать письма с подробными разъяснениями и описаниями, а затем месяцами дожидаться ответа. Но этого и не требуется. Есть более лёгкий и быстрый способ. Правда, несколько болезненный.

Арфеналме едва заметно кивнул стражникам, и те незамедлительно подхватили меня под руки. И вот тогда мне наконец‑то стало страшно. Очень страшно, до дрожи. Я не знала, чего именно боюсь, хотя примерно представляла, что задумал этот остроухий начальник… в конце концов, его хитрющая улыбка никак не могла предвещать что‑то хорошее.

Он всё продумал заранее, задолго до этой пародии на суд. Он прекрасно знал, кто и что скажет. И что он ответит. И что за этим последует. И как я буду себя вести.

Я, конечно, вся такая гордая и непоколебимая, как партизан на допросе. И я буду молчать сколько смогу. Но не одно молчание не бывает бесконечным. Муллен в такой ситуации махнул бы рукой и лениво бросил 'Да ладно, и не таких раскалывали'.

Раскалывали, ага. А методы у обоих враждующих сторон, похоже, сходятся. Да и с чего бы им разниться? Главное — это результативность.

— Ну что? Ничего не хочешь сказать, пока есть возможность? — Полковник снова подошёл ко мне почти вплотную.

— Я никогда не была в пыточной, — тихо созналась я.

— О, к тебе уже начала возвращаться память? Так это же просто великолепно! Надеюсь, через некоторое время ты излечишься окончательно. — Арфеналме 'заботливо' похлопал меня по плечу. Конечно же, правому. Рука немедленно отозвалась такой вспышкой боли, что в глазах потемнело. — В подвал её. А я зайду через… некоторое время.

Подвалы в замке Ородрив были глубокие. Меня вели какими‑то лестницами, закоулками и коридорами, всё время вниз, и казалось, что этот путь никогда не закончится. В какой‑то момент я даже начала думать, что это и есть первая пытка — идти в темноту, за тусклым светом чадящего факела, и всё больше ощущать, как над тобой нависает толща земли и камня.

Каждый шаг разносился по подземелью гулким эхом. Где‑то вдали мерно капала вода. И всё, больше никаких звуков. Вообще. Попытка разговорить охранников ни к чему не привела. Они молчали, даже когда дорогу нам преграждала очередная запертая дверь. По ней стучали, дверь открывалась с натужным скрипом, потом закрывалась за нашими спинами — и маршрут снова продолжался в полнейшей тишине.

Новая дверь ничем не отличалась от предыдущих. За одним маленьким исключением — в ответ на стук с той стороны раздалось ленивое:

— Чего надо?

— Пошевеливайся, жирная скотина! — буркнул один из моих конвоиров. И наподдал по двери сапогом, для верности.

— С ума сойти, как вы тут все друг друга любите, — вполголоса проворчала я. К счастью, меня или не услышали, или просто не среагировали. Но факт оставался фактом — вокруг не наблюдалось никакой эльфийской вежливости, велеречивости и изящества. В лесу я списывала простоту нравов на походное житьё — бытьё, и всерьёз думала, что уж в замке‑то всё будет по — другому. К сожалению (а может, и к счастью), струящиеся одежды, гордые взоры и мудрые речи остроухих обитателей Западной Предонии существовали только в моём воображении. Единственным эльфом, которые оправдал мои ожидания, пока что оставался полковник Арфеналме. Но о нём я даже вспоминать не хотела.