— Бертло мне не так рассказал. Ты, вроде, заехала в морду Эрику, а Лизу ругала последними словами.

— Ну правильно, Эрик не дал стукнуть стерву, так ему вместо нее попало.

Понятно. Я представила себе всю сцену и ощутила мимолетное торжество. Жалко, я этой дряни лично не накостыляла по шее.

— Утром мы собирались, и я спросила у дворецкого, где мсье Пеллернен. Оказалось, он еще вчера уехал. До банкета. Тут ты выходишь такая убитая. Значит, вы расстались из-за этой идиотской сплетни. Мне тебя очень жалко было. Я никак не могла понять, откуда все это взялось, кто им про тебя наговорил.

— Теперь знаешь?

— Теперь знаю. Этот подонок хихикал, когда пересказывал мне краткое содержание. Фильм такой есть.

— Знаю. «Соблазнительницы».

— Надо же! Ты у нас кино не смотришь уже лет десять. Откуда тогда знаешь?

— Бертло рассказал. Он вчера приезжал, я с ним встречалась.

Катька нервно хохотнула.

— Ну вот. Егоров приехал пораньше под надуманным предлогом, осмотрелся, для своих целей выбрал баронессу и рассказал ей сказочку с нами в главных ролях. Мол, он нас давно знает, сам увлекался и завлекался, да спасибо, добрые люди ему вовремя глаза открыли. Он считает своим долгом предупредить любезных хозяев, но не знает, как, и очень надеется на благородство и такт этой дамы. А дальше все пошло как по маслу: он любовался на дело рук своих. Сожалел только, что финала не увидел: пришлось ему уехать вместе со всеми гостями.

— А дальше?

— Дальше он предложил мне два варианта. Первый: я еду с ним на Мальту, он забывает о мести и оставляет тебя в покое. Я получаю весь мир и серебряные коньки в придачу. Вместе с господином Егоровым в праздничном наборе.

— А второй?

— Я не еду с ним на Мальту. Он делает все, чтобы раздавить тебя. Причем для него это, как я уже говорила, абсолютно бесплатное удовольствие. Ему неинтересно тебя убивать, он хочет, чтобы ты помучилась. И Я С ТОБОЙ ЗАОДНО.

Какой вариант лучше? Оба хуже. Для меня, по крайней мере. Все зависит от того, что выбрала моя дочь.

— Ну, и что же ты решила?

— Мама, послушай меня. Ты знаешь, что я не особенно хотела выходить замуж за Эрика. Да и вообще не слишком стремлюсь замуж. Пока. Я вижу свое будущее очень определенно: я собираюсь заниматься международными финансами. Тут для меня самое важное — моя репутация. Эрик — это хорошо, он не стал бы помехой. Наоборот, имя де Кассаль открыло бы мне все двери. Их трастовый фонд мог бы стать для меня хорошей стартовой позицией. К сожалению, он мне нравится, и не больше. Если бы можно было получить место в их компании и при этом не выходить замуж, я бы предпочла так и сделать. На такую возможность намекнул его отец. Но, думаю, теперь обо всем этом можно забыть. Я пробьюсь сама.

— Ну и слава Богу! А меня-то ты в чем обвиняешь?

— Да ни в чем! Почему ты мне сразу все не рассказала? Там, в Москве? Я бы еще тогда разговаривала с этим уродом совсем по-другому. Да даже трахнулась бы с ним разочек, ничего особенного, и постаралась внушить, что я ему ни на черта не нужна. Да мы бы с ним встретились и расстались еще до поездки в Бельгию! Он бы и от тебя отвязался, и меня в покое оставил.

Ни фига себе заявочки! Она с ним, видишь ли, трахнулась бы, и он от нее отстал!

— Ты думаешь, тебе бы это удалось?

— А ты думаешь, нет? Из-за твоей дурацкой гордости, из-за твоего молчания все к чертям.

— Ну, если ты не исключаешь для себя возможность с ним, как ты выражаешься, трахнуться, то почему ты его сегодня послала? Тем более, как я понимаю, тебя больше не связывают отношения с Эриком, — я старалась говорить спокойно, но во мне уже все кипело, сдерживаться удавалось с трудом. Обычно в такие минуты мои дети замолкают, но тут Катерина не обратила на мое состояние никакого внимания.

— Стать любовницей Егорова для меня смерти подобно. Это значит — закрыть перед собой все двери.

— Его холдинг имеет огромные возможности. Отделения по всему миру…

— Да он не позволит своей любовнице заниматься такими вещами, как международные финансы! Для него баба — изначально дура! Не потому что дура, а потому что баба. Тебя он считает ученой идиоткой. Баба-математик для него — чудо природы, как двухголовый теленок. По его мнению, ум у нас — между ногами. Он мне об этом заявил достаточно недвусмысленно. Я послала его на фиг. Можешь меня ругать. Я могла тебя спасти, но не стала. Из чистого эгоизма! Я не стану тут разыгрывать страсти по Достоевскому и строить из себя Сонечку Мармеладову. Просто нет, и все! Нет!!! Нет!!! Нет!!! Ты поняла?!!!

Катька уже не говорила — орала. Пальцы скрючились, глаза выпучились, девчонка уже не похожа была на себя. Истерика. Я вскочила и залепила ей пощечину так, что у нее голова мотнулась и стукнулась о стенку.

— Перестань на меня орать! Заткнись! Никто не призывает тебя жертвовать собой и спасать меня. Иди в задницу со своими жертвами, кому они тут нужны! — я и сама была на грани истерики.

Катька вскочила, сразу став на полголовы меня выше. Теперь, захотев дать ей пощечину, я бы до нее не дотянулась. Посмотрела на меня волком, крикнула: «Я тебе этого не прощу!» Топнула ногой, зарыдала и выбежала из номера. Ну что ты с этой девкой будешь делать!

Истерическое мое настроение прошло, как только я дала ему выход, осталось одно сожаление. Сейчас я, может быть, попросила у дочери прощения, мы обнялись и зарыдали, и мир был бы восстановлен. Но момент упущен, она убежала. Теперь будет долго дуться, и любые мои заходы не принесут пользы. Остается ждать и делать вид, что ничего не произошло.

Поэтому я не побежала за дочерью, а села и задумалась.

Не о дочери, нет. Не о том, как вернуть наши хорошие отношения. Мое недовольство собой сейчас не подскажет мне ничего путного. Тут все равно придется действовать по ситуации. А вот оценить общий ущерб и прикинуть перспективы вполне возможно.

Такой человек, как Егоров, зря слова на ветер бросать не будет. Он это уже доказал и сказал яснее ясного, что на этом не успокоится. Судя по делу с Ларисой Корн, он человек мстительный и от своих слов не отступается. Понятное дело, если Егоров хочет нас уничтожить, у него масса возможностей. Киллера он, естественно, не наймет. Да ему и не нужно. Дома, в Москве, от него столько людей зависит, что скажи он только: этой бабе работать не давать, и все! Мы все просто с голоду подохнем. С другой стороны, он не один, как солнышко в небесах, есть бизнесмены, от него не зависящие. Не на всех он может цыкнуть. Прорвемся.

О де Кассале я не думала. Сознательно выбросила из головы его предложение. Скорее всего, он его не повторит. Если в его глазах я непорядочная женщина, как можно мне предлагать такую ответственную работу, как финансовая аналитика? Катьке теперь эта семья не поможет: накрылась для нее карьера в Бельгии медным тазом. Дай Бог найти работу операционистки в районном отделении Сбербанка.

Но какова моя дочь?! Я даже не предполагала, что вырастила такого бизнес-монстра, который за карьеру удавится. По сравнению с ней я просто бланманже и дурочка в розовых чулочках. Она и Эрика не любит потому, что сейчас у нее в голове просто нет места для любви и иных прочих чувств. Из-за этого злится. Потому и на меня наехала, как танк. Теперь остаток отпуска будет испорчен еще и этой размолвкой.

Я как в воду глядела. Оставшиеся дни Катя со мной практически не разговаривала. Я делала вид, что этого не замечаю, но не заметить было просто невозможно.

Пару раз на горизонте появлялся Эрик. Приезжал на мотоцикле, останавливался у пляжа, молча раскланивался со мной, молча ждал чего-то и смотрел на Катьку. Она отворачивалась.

Первый раз он простоял так минут сорок. Во второй раз минут через десять его увидел Сережка, решил подойти поздороваться. Увидев, что к нему приближается мой сын, Эрик развернул своего Харлей-Дэвидсона, только его и видели.

В пятницу я получила письмо от графа де Кассаль. Хорошее письмо. Жан-Мишель писал мне аж из Норвегии, куда он уехал, как я поняла, вместе со своей Лизой. Просил его извинить, он понимает, что я ни в чем не виновата. Но баронесса думает по-другому, а он должен быть лоялен к ее мнению. Он выражал надежду, что время все расставит по местам, точка зрения баронессы изменится, и мы сможем встретиться снова как друзья. Все. В этом в высшей степени любезном письме больше ничего не было. Ни грана полезной информации. Я готова была зареветь.