Во второй половине рабочего дня Мастера по цехам объявили приказ Умова:
«Хозяин отклоняет все требования рабочих. Приказываю:
1. Восстановить 12-часовой рабочий день и прежнюю заработную плату.
2. Возвратить на службу самоуправно удаленных Войткевича и других.
3. Отпуск леса и дров производить только по билетам и за попенную плату».
В ответ по заводу пронесся клич:
— Будем работать по девяти часов и ни минуты больше! Нет, господин Умов, по-вашему не будет! Бросай работу!
Большинство рабочих тотчас же ушли с завода. А на следующий день все пришли, но работали только девять часов. И так поступали ежедневно, несмотря на угрозы заводской администрации.
Умов снова вызвал карателей. Приехали тридцать казаков и двадцать стражников, которые надолго остались в Симе. Они теперь не распевали песен, а разъезжали но улицам и пороли каждого встречного, если тот не кланялся им, или не обнажал головы. Они избивали также тех, кто почему-либо оказывался на улице глубокой ночью.
Полицейские все чаще и чаще стали навещать завод. Но стоило им зайти на территорию завода, как об этом уже знали во всех цехах.
Обычный зимний вечер. В долину со стороны, не защищенной горами, ворвался сильный ветер. Он вихрем понесся по улицам поселка, останавливая встречных.
Юноша свернул в переулок и скрылся. Он перешел на другую улицу и остановился у дома с тремя освещенными окнами. Высокий, острый карниз. Чердачное окно с застекленной рамой. Тесовая крыша. Две трубы. Ворота тесовые с карнизом. Подворотня с лазом для собаки. У калитки большая кольцеобразная ручка. Окна подняты выше среднего человеческого роста, без ставней.
Все приметы сходятся. Нужно проверить еще одну. Юноша слегка кашлянул. Тотчас в подворотню высунулась собачья морда с белой полосой на черном носу.
Юноша поднял руку и легонько три раза с перерывами постучал в стекло.
Через минуту во дворе послышался мужской голос:
— Барбос, пошел на место! Кого бог послал?
— Ангела с того света.
— Каким путем?
— С попутным ветром.
— Кого надо?
— Доброго хозяина, который бы согрел ангельскую душу.
— Милости просим.
Калитка открылась. «Ангел» вошел.
Хозяин открыл сени и весело крикнул:
— Миша! Зажигай свет, к тебе гость.
Чиркнула спичка, загорелась керосиновая лампа.
— Ба! Вот это гость!
Михаил обнял пришедшего и крепко расцеловал. Хозяин улыбнулся и вышел.
— Здесь надежно? — спросил гость.
— Вполне.
— Тогда не будем терять время. Пригласи верных людей. Надо оформить дружину и избрать совет.
Михаил вышел в сени, позвал кого-то из передней избы, поговорил и возвратился к гостю.
— Ну, раздевайся, садись за стол. Вот тебе горячий чай, сахар, шаньги. Кушай и рассказывай все новости.
— Пожалуйста, только чур меня не тискать, а то задушишь от первой же новости. Тебе привет от Веры Кувайцевой.
— От Веры?! Где она?
— За границей. Выслали. Известно от нашего товарища, вернувшегося из Швейцарии. Он все узнал от брата Веры Григория Кувайцева.
— Да-а. Не видать мне больше Верочки.
— Ну нет. Теперь, пожалуй, более вероятна встреча. Там хорошо работают наши товарищи, умело переправляют большевиков обратно в Россию.
Беседа друзей была нарушена приходом младшего брата Гузакова.
— Миша, ребята собрались в Народном доме, ждут твоего приказа.
— Молодцы. Петя, позови их сюда. Только пусть соблюдают осторожность и пикеты расставят.
— Слушаюсь, — по-военному ответил Петя и юркнул в дверь.
Через несколько минут в избе появились табуретки, скамейки. На столе — бутылки, рюмки, закуска, ножи и вилки. Вскоре пришли и «гости». С гармошкой, балалайкой, веселые, раскрасневшиеся от мороза «гости» приветствовали Михаила и незнакомца.
— Раздевайтесь, дорогие гости, присаживайтесь за стол. Все собрались?
— Все, кроме арестованных, — ответил Петр.
— Товарищи, — обратился к собравшимся Гузаков, — к нам из Уфы приехал товарищ Кадомцев Михаил. Это один из организаторов боевых дружин, член нашей партии, исключенный из кадетского корпуса за революционную работу. Он — знаток военного дела, — сейчас расскажет нам… Впрочем, это он сам скажет. Пожалуйста, Миша.
Михаил Кадомцев.
Из-за стола поднялся ровесник Гузакова, смуглолицый юноша с едва пробивающимися усиками. Он поправил пышные темно-каштановые волосы и сказал:
— Товарищи, прежде чем сообщить о цели приезда, позвольте передать вам привет от ваших товарищей, находящихся в Уфимской тюрьме. Наш комитет наладил связи с заключенными. Таким образом и привет вам передали. Они просили предупредить вас, что в вашу среду проник провокатор.
— Кто, кто? — разом спросили слушатели.
— Фамилию провокатора они не назвали. Вас они просили быть осторожнее. Комитет рекомендует вам усилить свою деятельность на заводе и этим создать мнение у местных властей, что арестованные не причастны к революционным делам, ибо и без них все идет так же, как было при них. Достаточно убедиться в этом жандармскому управлению и ваших товарищей выпустят.
— Сделаем, сделаем все! — зашумели слушатели.
— Ленин советует учить революционеров военному делу, организовать боевые дружины, которые должны немедленно действовать, сеять панику в стане врага, обезоруживать полицейских, освобождать арестованных революционеров, отнимать у неприятеля деньги и обращать их на нужды восстания.
У вас, как нам известно, уже положено начало боевой дружины, избран сотником товарищ Гузаков. Это хорошо. Сегодня надо избрать совет дружины, наметить план ваших действий и потом приступить к обучению, руководить военными занятиями поручено мне. Надо утвердить на партсобрании состав боевой дружины, разделить ее на пятерки. Вот за этим я и приехал сюда по поручению уфимского комитета большевиков, — закончил Кадомцев.
Состав дружины определили единодушно. В нее вошли половина партийной организации.
— Когда начнем занятия? — спросил кто-то из «гостей».
— Весной, как только растает снег, — ответил Кадомцев. — Запасайтесь оружием, используйте для этого холодное оружие, действуйте без шума. Если кто из вас попадет в лапы полиции, не признавайтесь ни в чем. Предателю — смерть! Поклянитесь, товарищи!
— Клянемся! — ответили все разом.
— Хорошо. Только, пожалуйста, потише. Так и передам комитету, что симская организация и ее дружина верны делу большевиков. У меня вопросов больше нет.
— На сегодня хватит, товарищи. Расходитесь парами, — предложил Гузаков.
Гузаков и Кадомцев крепко пожали руки уходящим друзьям.
В марте один за другим возвратились в Сим все пятнадцать, побывавших в Уфимской тюрьме.
На тайном собрании большевиков Озимин Василий сообщил:
— В тюрьме по внутренней «связи» я узнал об аресте товарищей, у которых получал литературу в Уфе. Их арестовали через неделю после моего отъезда. Арестованных обвинили в том, что они пересылали в Сим запрещенную литературу. Называли мою фамилию. Уфимские друзья не подтвердили это. Жандармы спрашивали меня — в каком месте около Синих камней я спрятал литературу, привезенную из Уфы. Я рассмеялся. Они избили меня и больше не допрашивали. Только после того, как уфимские друзья по тюремной связи спросили меня, арестован ли тот, с кем я был у них, я понял, что нас предал Перлаков. Я, не спросив вашего разрешения, возил его с собой в Уфу, был с ним в домах, о которых меня спрашивали жандармы. Я ему сказал, что литературу спрячу у Синих камней.
— Зачем ты брал его и почему соврал ему о литературе? — спросил Гузаков.
— Я его готовил в наши ряды. А соврал потому, что усомнился в его искренности и хотел сам убедиться в его намерениях, но не успел. Арестовали.