Рядом с майором стоял мрачный Автандил Курихара с подносом вкусных вещей. Мысли его носили явно антиуставный и антигенеральский характер. «Старый мерин, — думал Автандил, —ракло! Выживший из ума скунс». Было совершенно очевидно, что полковник Курихара думал лично скушать вкусные вещи, и появление Ольги никак не входило в его гастрономические планы. «Зайдем, пожалуй», — смущённо пророкотал Лиминько и постучал ногой в дверь. Не дожидаясь ответа, вся кавалькада вошла внутрь.

— Генерал Лиминько! — оглушительно гаркнул Процюк и вставил в шифоньер записку для Ольги.

— Я рада за вас, генерал, — улыбнулась Ольга, — что это у вас? Сельтерская?

— Это галифе, — ответил генерал, имея в виду правую руку.

«Дебил, — тут же подумал Курихара, — в голове у тебя галифе».

Лиминько понял оплошность.

— Рекомендую разрядиться шампанским, — весело крикнул он и сразу налил Ольге в вазу. Процюк от шампанского отказался и достал из френча походную флягу с мадерой. Наблюдая, как Ольга, хихикая, кушает оливье и «шубу», Автандил Курихара понял, что ещё минута, и он стрельнет в артистку из именного оружия. Он встал, щелкнул каблуками и сказал:

— Разрешите до ветру?

— Разрешаю, — отдал честь Лиминько и начал ритмично разминать бутафорскую грудь Ольги Керч.

— Шалун, — кокетничала Ольга, — мой бравый защитник — шалун. Когда вы, наконец, покончите с противными партизанами?

— В соответствии с планом... полностью следуя инструкции... по уставу, — бубнил Лиминько, пытаясь завладеть коленом артистки.

— Военная тайна, — отрываясь от фляги, сказал болтун Процюк, — но вам я могу сказать, что в воскресенье прибудет оружие возмездия под кодовым названием «П...ц на холодец».

Ухо Липози вытянулось в трубочку и запульсировало, но похотливый Лиминько вдруг всё испортил.

— Прошу освободить помещение артистки Керч и ждать меня на воздухе для получения дальнейших инструкций, — приказал он и начал снимать портупею. Ольга жалобно посмотрела на шифоньер.

«Пора», — решил Липози, как только дверь за майором закрылась. Генерал уже надвигался на Ольгу как медведь-шатун и при этом кричал: «Штыки примкнуть!».

Липози обошёл генерала с тыла и изо всех сил огрел по голове пустым подносом. Впечатление было такое, будто ударили в набат в древней Рязани при виде полчищ Батыя. Генерал сказал: «Рота, отбой» — и рухнул на топчан.

— Он жив? — робко спросила Ольга.

— Ещё нет, — ответил Липози и приказал: — Идите в зал, к роялю. Я буду рядом.

За роялем сидел грустный Процюк и одним пальцем пытался сыграть «Прощание славянки». Ольга закрыла майору глаза надушенными руками, а Липози прищемил палец крышкой инструмента.

— Ой, — сказал Процюк, — Оля! Бросьте палец.

— Где будет храниться оружие возмездия? — шёпотом спросила артистка, и Липози сильнее надавил на крышку рояля.

— На опушке джунглей! — завизжал Процюк. — Отпусти палец, коварная Мата Хари!

Липози бросился за портьеру. Почувствовав, что руки свободны, майор молниеносно нанёс веерный удар «атеми», и Ольга, естественно, под него угодила. Хрупкая шея артистки сломалась сразу в четырёх местах и наступила биологическая смерть. «А я тебе верил — пряники покупал», — глядя на тело, подумал майор и вдруг услышал рёв двигателей. Он рывком распахнул слуховое окно и увидел удаляющийся в сторону джунглей силуэт робота с человеком на борту. «Измена!» — прошептал майор и бросился в штаб.

Глава VII

Из объявления в мегафон на городской площади: «Пока кровавый бандит Липози не будет выдан воинам-интернационалистам, снабжение жителей города продовольствием и туалетной бумагой прекращается. За попытку незаконного приёма пищи — расстрел на месте.

Администрация».

Приказ войскам повстанцев № 17: «Братва! Туже ремни! Зубы на полку! Ждать осталось недолго. Наша задача захватить оружие возмездия и поделить его между жителями города. Ответственный за захват — боевик Минога, ответственный за отход — дядя Секеч, группа прикрытия — канонир Наливайко, делёж добычи — Липози.

Штаб повстанцев».

Из оттиска на голове генерала Лиминько: «Хохлома приветствует гостей».

В тот момент, когда весельчак Процюк изображал офицерам штаба генерала Лиминько, надвигающегося на Ольгу, раздался крик: «Товарищи офицеры...» и вышел сам генерал с обмотанной головой и рукой на перевязи.

— Ну и рожа у тебя, Шарапов, — сразу же пошутил Курихара.

— Разговорчики, — строго сказал Лиминько. — Майор, доложите ситуацию.

— Ситуация печальная, — доложил майор, — есть мнение, что повстанцам известно о месте дислокации ловушки из студня. Изменить место ловушки не представляется возможным из-за отсутствия связи с самолётом, который везёт цистерну.

— Таким образом, операция теряет всякий смысл?

— Проще пареной репы, — охотно объяснил майор, — смысл есть, а суть в том, что повстанцы просто утащат цистерну в джунгли и там ее съедят с хреном.

— А мы? — удивился Лиминько.

— Мы, конечно, можем им помешать, — вмешался Автандил, — но это повлечёт большие санитарные потери с обеих сторон. Лично я рекомендую дать на Землю сигнал «Зет».

— Это капитуляция, — задумался генерал, — что про нас скажут потомки?

— Плевал я на потомков! — взвился картограф Митько, — у меня грыжа, ненормальная жена и сын-отличник! Я хочу на Землю! Зачем мы тут? Пусть эти проклятые обжоры живут как хотят. Я хочу домой

— Поручите Митько встречу груза на опушке джунглей, — спокойно распорядился Лиминько, когда обессиленный тирадой картограф рухнул на стул.

— Это нечестно, — начал протестовать бедняга, но его уже выводили из комнаты.

— Принимаю командирское решенье, — встал генерал, — мы дадим негодяям бой, который может идти в двух направлениях. Первое — это наша победа, второе — это их победа, третье — ничья. В первом случае всё в порядке, во втором — вечная память героям, в третьем — я лично дам на Землю сигнал «Зет» и мы покинем эту проклятую дыру. Вопросы есть?

— Почему верблюд вату не ест? — спросил Курихара.

—Не хочет, — ответил Лиминько. Все засмеялись и стали расходиться.

— А вас, майор, я попрошу остаться, — сказал генерал Процюку.

— Майор замер в дверях, приподняв вверх правое ухо, как пойнтер на случке.

— Садись, сынок, — по-отечески сказал генерал, — слушай внимательно. Мой тазовый барометр упорно показывает, что этот бой мы проиграем. Ну и пусть! Это не важно. Я хочу только одного — чтобы предатель Наливайко был уничтожен. Соображаешь почему?

— Не соображаю, — честно признался майор.

—Правильно, ты и не можешь соображать, потому, что я старше тебя и по возрасту и по званию. В случае эвакуации Наливайко останется тут единственным, кто знает координаты Земли, и кто знает, не захотят ли они наведаться к нам с ответным визитом.

— Генерал, это гениально!

— Я знаю, — сказал Лиминько, — ты, майор, лично ликвидируешь этого продавшегося за сало хохла. Во время боя сиди в засаде и жди удобного момента. Возьми фауст-патрон.

— А можно я возьму «стингер»?

— Нет, возьми фауст. Старая техника не подводит. Всё. Ступай.

Генерал поцеловал Процюка в кокарду, вытер слезу и склонился над картой.

Процюк вышел в коридор и задумался. «Почему я должен стрелять из «фауста», если я лучше стреляю из «Стингера»? — прикидывал Процюк, шагая по военному городку. Навстречу ему шёл вечный часовой Ласло Печь из отряда венгерских гонведов. «Слышишь, Печь — хочешь в печь!» — как всегда пошутил Процюк. Ласло не засмеялся, а посмотрел на часы и показал майору на небо. «Ты что имеешь в виду?» — нахмурился Процюк, но Ласло уже скрылся за полевой кухней, насвистывая в дуло базуки фразы из Кальмана.

В это же самое время в лагере повстанцев наступил тихий час. Паратрофик Липози безмятежно покачивался на руках у робота Шелезяки и видел сон про мясо. На широких банановых листьях дремал Наливайко, не выпуская из рук амулет из шпротного паштета, залитого эпоксидкой. Беспощадный боевик Минога посапывал, положив голову на муравейник в глубокой алкогольной коме. В детстве он попал под работающий скрепер и с тех пор свято верил, что остался в живых только благодаря выпитому накануне хересу. Вокруг старика Секеча сидели ребятишки и, затаив дыхание, слушали рассказы старого партизана.