В средине глубокого гнездового лотка лежали два яйца, а рядом два маленьких птенчика.

— Смотри-ка, один какой пузатый!.. — произнёс Дима, рассматривая желторотых малышей.

— Он, наверное, из чужого яйца вылупился, подкидыш… А чечевицы подлетали совсем близко к ребятам. Сколько возмущения было в их несмолкаемом крике!

— Побежим к дедушке, — предложил Дима, спускаясь с сосны.

Старик работал возле улья, когда ребята ворвались на пасеку.

— У чечевицы уже два птенца… — кричал Витя.

— И чужой вывелся, большой да смешной, — подтвердил Дима.

— Хорошо, посмотрим. Пусть птица остальных допарит, пугать ее не следует, а уж как все птенцы выведутся, нужно будет следить за ними; не прозевать бы какого случая…

— Какого случая? — насторожился Дима.

— Трудно сказать, что может случиться. Думаю, что чечевицы не будут кормить чужого птенца. К чему он им?! Заклюют его, а может быть настоящая мать прилетит и заберёт малыша в своё гнездо. Я и говорю — не прозевать бы, — ответил дедушка, доставая для просмотра рамку из улья.

— Когда же пойдём? — спросил Витя.

— Вечером.

— Ну и прозеваем!

— Беда, нетерпенье какое у вас. Пойдите помогите тёте Даше крутить центробежку.

Неохотно поплелись натуралисты в избушку, но работали усердно, Дарья Петровна даже удивилась их напористости.

— Ну и помощники же у тебя, дедушка Гордей, золотые ребята!

У-ууу-у… не смолкая, гудела центробежка.

Вечер был пасмурный. Серые облака, закрыв небо, неподвижно повисли над поляной. Вяло летали пчёлы, глухо шумел ручей, казалось, поблёкли и яркие краски цветов. Только комары стали ещё назойливее.

Выйдя за калитку, дедушка осмотрел небо и отпустил Жучку.

— Пусть с нами пробежится! Ишь, как изъели её окаянные.

К черёмуховому кусту натуралисты подкрадывались осторожно.

— Ежели птица в гнезде, — вернёмся, — предупредил ребят старик.

Согнувшись и высоко поднимая ноги, он подобрался к сосне и выглянул. Чечевицы в гнезде не было. Выскочившая же вперёд Жучка вдруг остановилась под кустом, обнюхала какой-то предмет и вопросительно посмотрела на дедушку Гордея. Тот подошёл к ней. В траве лежал мёртвый птенец.

— Говорил — итти сразу, вот и прозевали, — упрекнул дедушку Витя.

— Странное происшествие. Кто мог выбросить его? — произнёс дедушка, взглянув на ребят.

— Это тот колонок, что утку съел! — решил Витя. Дедушка отрицательно покачал головой.

— Полезай, Дима, посмотри, есть кто в гнезде, — сказал он.

Тот быстро взобрался на сосну.

— Два птенца и одно яйцо, — крикнул мальчик.

— Значит, хищника не было… Что же случилось о птицей? Вот загадка…

— Наверное, чечевица хотела выбросить подкидыша, да ошиблась!

— Может быть, — согласился дедушка с Димой и добавил:

— Ты, Дима, оставайся в скрадке, если чечевица решила выбросить подкидыша — она исправит свою ошибку. Только не высовывайся. Интересно, как она будет его из гнезда выталкивать. А ты, внучек, часа через два сменишь Диму.

Как только смолкли их шаги, Дима уселся поудобнее и замер.

В пасмурный день лес кажется угрюмым. Под его сводом сгущается мрак, сильнее чувствуется сырость. Налетит ветерок, вздохнёт на деревьях листва, закачаются вершины и снова застынут.

Диме из засады было хорошо видно гнездо. Голый, слепой и большеголовый подкидыш важно занимал средину гнезда. На крестце у него мальчик заметил ярко выраженное чашеобразное углубление, такого не было у другого птенца, безжалостно прижатого подкидышем к стенке. Тот был совсем крошечным, беспомощным, и у Димы невольно зародилось к нему чувство жалости. По его убеждению, птенец чечевицы имел большее право поудобнее расположиться в своём гнезде.

Что-то близко прошумело и оборвалось. Мальчик осторожно повернул голову и посмотрел в ту сторону, где замер этот звук. На сучке, в десяти метрах от него, сидела большая, рыжая птица, с густыми, пестринками на груди — канюк. Он расправлялся с мышью. Его заметила мухоловка, прятавшаяся в густой листве.

— Ци… ци… ци… — кричала птичка.

Справа, слева послышались ответные крики, и над хищником закружилась лесная мелочь. Но тот, не обращая внимания, доел мышь, отёр свой короткий клюв о сучок и бесшумно скрылся в лесной чаще. Разлетелись птицы, и снова наступила тишина.

Дима только успел повернуть голову, как до слуха опять долетел шелест крыльев. Птенцы в гнезде зашевелились, видимо, этот еле уловимый звук был им хорошо знаком. Большой птенец даже подвинулся вперёд и, заслоняя меньшего, открыл свой рот. К гнезду подлетела чечевица. Она наклонилась к большому птенцу и положила ему в рот принесённую в клюве букашку. Маленький же, пытаясь высвободиться, тихо пищал и, открывая рот, просил пищи.

Не успела чечевица улететь, как у гнезда появился красногрудый самец. Подкидыш бесцеремонно подмял, под себя меньшего, придавил ногой и оказался снова впереди. Малыш, вытягивая шею, открывал рот и жалобно пищал, но напрасно, — принесённый чечевицей мотылёк уже лежал в желудке подкидыша.

Дима был возмущён.

Прошло ещё некоторое время. Взрослые чечевицы улетели. А подкидыш зашевелился, какое-то непонятное беспокойство овладевало им. Пятясь задом, он подлазил под беспомощного птенца, тот жался к стенке.

― Что он хочет с ним делать? — думал Дима.

Подкидыш подлез под малыша и ловким движением вскинул его себе на спину. Птенец попытался сползти, но тот, отбросив назад свои голые культяпки-крылышки, зажал его на спине.

Дима замер.

Подкидыш, не торопясь, переместился со своей ношей на середину гнезда, подогнул глубоко под себя голову и, упираясь лбом, стал приподнимать зад. Вот он прижался гузкой к краю гнезда и теперь стал приподниматься на ногах, широко расставляя их и цепляясь за стенки гнезда. В это время послышался шорох. Появилась чечевица. Сидевший на спине малыш, обрадовался, открыл рот, и птица положила ему принесённую букашку. Но тут случилось неожиданное: подкидыш, приподнявшись до края гнезда, резким движением сбросил птенца на землю. Какую-то долю минуты подкидыш оставался на месте, слегка трясясь, видимо, от чрезмерного напряжения. Чечевица бросилась вниз, но сейчас же снова появилась у гнезда.

— Убийца… — прошептал мальчик, быстро слезая с сосны.

Дима мчался на пасеку. Тут уж некогда было обходить колоды или ямы. Словно косуля, перепрыгивал он через преграды.

— Это подкидыш выбросил птенца из гнезда!.. — рассказывал запыхавшийся мальчик Вите и Дарье Петровне.

Дедушки не было.

— Уж так и выбросил? Неужто таким смышлёным родился? — полюбопытствовала Дарья Петровна.

— Как грузчик, вскинул на спину и сбросил на землю. Даже чечевица видела.

— Побежали караулить! — крикнул Витя и бросился к калитке.

Когда ребята забрались в скрадок, подкидыш был один в гнезде.

Мешало только яйцо. Он нет-нет да и отпихивал его от себя, но яйцо упорно подкатывалось и тревожило его.

А у гнезда всё чаще появлялись чечевицы. Подкидыш сразу же отбрасывал голые крылышки, чуть приподнимался и начинал пищать. Чечевицы, не зная устали, таскали ему корм.

— Глупые, кормят его, а он их птенцов из гнезда выбросил, — шептал Дима, удивлённый поведением птиц.

— Что тут у вас случилось? — послышался издали голос дедушки Гордея.

Старик торопливыми шагами пробирался по кустам.

Дедушка Гордей с трудом поднялся в скрадок. А в это время подкидыш решил освободиться от яйца. Вот он легонько отодвинулся, вытянул ноги вперёд и стал подлазить под яйцо.

Дедушка Гордей достал очки. Теперь все трое следили за птенцом.

Подобравшись под яйцо, подкидыш рывком вкатил его к себе на спину и сейчас же поднял голые крылышки, не позволявшие грузу скатиться. Натуралисты заметили, как кстати оказалось у птенца чашевидное углубление на спине, будто нарочно сделанное там для яйца. Упираясь лбом в дно гнезда и ногами в стенки, птенец стал приподниматься. Теперь его поза свидетельствовала о невероятном напряжении мышц. Какой же ловкостью надо было обладать, чтобы не уронить овальное яйцо, находившееся на спине.