Изменить стиль страницы

Наконец они осторожно подобрались к лиственнице и выглянули из-за неё.

На лужайке валялись остатки разорванной птицы.

— Это рысь съела утку, — сказал Дима, тревожно посматривая на деревья.

Кругом была примята трава, а зелёные листья залиты кровью. Валялись остатки птицы: лапки, крылышки, пух.

— Она взобралась по стволу к дуплу, задушила утку и разорила гнездо, — прошептал Витя. — Она где-то тут близко.

Вдруг над ними прокричала синица: — Пинк… пинк… пинк…

Витя и Дима переглянулись, подобрали остатки утки и бросились к поляне.

Мчались, не замечая валежника, чащи.

— Дедушка, дедушка!.. — кричали ребята, ещё не добежав до изгороди.

Старик, услышав их голоса, вышел навстречу. Витя и Дима наперебой стали рассказывать. Старик внимательно осмотрел лапки и крылышки.

— Утка из дупла, точно… Что же там могло случиться?.. — произнёс он, вопросительно взглянув на ребят.

— А в заводи мы видели утку с утятами, — сообщил Витя. — Одного из них съела выдра. Сами видели!

— Вот напасть, откуда вы всё это взяли? Выдры в Благодатке не водятся, это появился какой-то другой хищник. Я вот подуправлюсь на пасеке, тогда сходим на реку. А сегодня, ребята, пойдём с ночевой на солонцы и по дороге заглянем на лужайку. Нужно узнать, кто это разбойничает в лесу.

Ночь на солонцах

В лесу после дождя, прошедшего днём, было прохладно. Пахло бузиной и винным запахом сгнивших листьев. В вечерних сумерках уже терялись контуры гигантских деревьев. Было торжественно и тихо. Только где-то далеко-далеко позади глухо шумела река.

Путешественники, миновав чащу, переплетённую буреломом, вышли на звериную тропу и по ней свернули к старой лиственнице.

Когда дедушка Гордей постучал по стволу засохшего дерева посошком, ему никто не ответил. Лесной домик опустел.

На том месте, где хищник расправлялся с жертвой, ещё была примята трава и сохранилось немного перьев.

Дедушка поднял с земли маленькую еловую веточку, осмотрел её.

— Это не вы отломили? — спросил он ребят.

— Нет!.. — ответили они разом.

Потом дедушка подошёл к ёлке и снял с ветки два утиных пера, непонятно как попавшие туда.

Он осмотрел траву под старой лиственницей, перевёрнутые палочки возле ёлки — следы чьей-то борьбы.

— Вроде как утку тащил… — сказал старик, показывая на чуть заметную полоску примятой травы, и зашагал вперёд.

За ним следовал Витя. Он внимательно всматривался в чащу. Мальчику казалось, что оттуда вот-вот выскочит рысь.

— Тут, кажется, что-то спрятано, — вдруг произнёс дедушка, отбросив ногою из-под полусгнившего валежника мох, — Да это ведь утка!..

Под валежником действительно лежал кусок недоеденной птицы. Дедушка перевернул его посошком, но не стал рассматривать. Его внимание привлекли странные лунки, выдавленные кем-то во мху.

— Туда ушёл, — произнёс старик, махнув рукою на уже потемневший лес.

— Кто ушёл? — спросил Дима.

— Это колонок разбойничает, видите его следы? Проспала утка, не слышала, как подкрадывался хищник к дуплу, а когда спохватилась, видно, было уже поздно. Вылетела из гнезда вместе с колонком, на лету он её и загрыз. Ту веточку, что показывал я вам, сломили они, когда падали на ёлку; и два пера в это же время потеряла утка.

— А как он узнал, что утка тут жила? — спросил Дима.

— Как узнал? Колонок хитрый. В своём районе он знает все дупла норы, старые гнёзда и постоянно проверяет их. А то вылезет на дерево и ждёт, когда ветерок набросит откуда-нибудь запах. Спасенья от него птицам нет, разыщет. А это он на ужин оставил, — сказал дедушка, показывая на кусок утки.

— Мы его убьём, — воинственно произнёс Витя, — Зачем он гнёзда разоряет?!

— Сейчас не стоит, шкурка на нём голая, вот уж зима придёт, изловлю непременно.

Покинув старую лиственницу, путешественники быстро добрались до края леса. Впереди, утопая в вечерних сумерках, лежал зелёный луг. Дедушка внимательно осмотрел его и, хоть и не заметил ничего подозрительного, предупредил ребят:

— Не шумите, может быть, кто поблизости ходит… — Они перешли луг и берегом реки добрались до скрадка.

— Садитесь и замрите, чтобы даже комар вас не заметил, — предупредил ещё раз дедушка Гордей. Расселись: слева Дима, посредине Витя, а дедушка полулёжа примостился в правом углу. В просвете скрадка была хорошо видна берёзовая роща, край луга и стена старого леса.

Медленно надвигалась ночь. В сумерках исчезали деревья и кусты. Сглаживались очертания далёких гор. Небо всё больше темнело, ярче разгорались звёзды.

Ребята прислушивались к тишине: не хрустнет ли близко веточка под тяжёлыми лапами зверя, не зашумит ли трава.

Вдруг долетел не то стон, не то вой. Ребята насторожились.

— Боо-у… боо-у… боо-у… — продолжало доноситься.

— Выпь подружку зовёт… — прошептал дедушка, бросив взгляд на реку.

И снова наступила напряжённая тишина,

— Трррр-трр-трррр… — затянул козодой, бесшумно появившись у края берёзовой рощи.

На солонцы никто не приходил. Всё чаще закрывались глаза.

Вдруг в глубине рощи мелькнула серая тень. Все замерли. Дима почувствовал, как часто забилось у него сердце.

Вот снова всколыхнулась трава, и кто-то встал свечой.

— Видишь, видишь, — шепнул Витя, сильно толкая дедушку Гордея локтем.

Тот поймал его за ухо, потрепал легонько, на этом «разговор» закончился.

Серая тень зашевелилась, прыгнула раз, другой… У толстой берёзы она остановилась и, пугливо оглянувшись, припала к лунке с солью.

Теперь Витя и Дима ясно видели силуэт зверя, слышали чавканье.

— Заяц, — шепнул дедушка.

Ребята удивились. Таким большим показался он им ночью. Посторонний звук, почти неуловимый для слуха дедушки и ребят, заставил зайца насторожиться. Заяц мгновенно поднялся на задние лапы и, замирая, прислушался. Но звуки не повторились, и он снова припал к лунке.

Над рощей показалась луна. Медленно выплывала она, освещая землю холодным светом. Бледные лучи, пробравшись сквозь листву, осветили солонцы. Теперь ребята ясно видели, как заяц, подняв морду, с наслаждением шлёпал губами, взбивая в пену солёную слюну. Витя и Дима, напрягая зрение, старались рассмотреть его. Ноздри и уши у зайца всё время шевелились.

Большие и круглые глаза беспокойно поглядывали по сторонам.

Вдруг он отскочил и, приподнявшись на задние лапы, посмотрел, в сторону леса. Ребята тоже повернулись туда. На зелёной глади луга никого не было видно. Однако заяц ещё больше насторожился и даже сделал два прыжка от солонцов, да так и застыл, повернув голову к лесу. А на клеверную поляну, метрах в десяти от скрадка, выскочил бойкий зайчонок. Он торопливо осмотрелся и исчез в траве. Но сейчас же появился в сопровождении уже трёх таких же шустрых малышей, как и он сам. Увидев на солонцах себе подобного, зайчата все разом встали на задние лапы и застыли в такой позе.

Взволнованные юные натуралисты продолжали наблюдать.

Около маленькой берёзки колыхнулась трава. Никто из зайчат не пошевелился, не оглянулся. Когда возле них появилась старая зайчиха, бойкий зайчонок вдруг оглянулся, как бы спрашивая: «свой?», и смело запрыгал, подбрасывая зад.

А остальные зайчата набросились на зайчиху, они преградили ей путь и явно принуждали прилечь и покормить их. Но зайчиха упорствовала, мотала головой.

Заяц всё ещё стоял у солонцов. Он с явным любопытством следил за малышами, но стоило зайчихе приблизиться, как он подскочил к ней и, загородив проход к лунке, встал на задние лапы. Зайчиха тоже поднялась и быстро-быстро замахала передними лапами, как бы пытаясь ударить зайца по мордочке.

— Дедушка, да ведь они по-настоящему дерутся! — захлебываясь от восторга, шептал Дима.

Дедушка Гордей, улыбаясь, кивал головой.

После необычного упражнения старая зайчиха полизала лунку; полакомились солью и малыши,

Никто из них не заметил скрадка. Но долго оставаться на открытом месте было опасно.