— О Гансе, — неожиданно ответила Клара.

— Если ты думаешь, что я собираюсь поддержать твои упреки в его адрес, — сердито заявил Войцех, — то вы оба ошибаетесь. Ганс — хороший друг, прекрасный офицер, талантливый ученый. И сделал он только то, что полагается хорошему мужу. А не стал ждать, пока Бонапарт на Эльбе упокоится.

— Войцех… — Клара попыталась перебить Шемета, но он словно не слышал ее.

— Мы все знаем, что ты никому не уступишь в бою, Клерхен. Ты можешь все, что может любой из нас. И то, чего никто из нас не может. Если не ты, то кто? Мир заполнится трусами и подлецами, если мы не оставим после себя никого! Ганс ждать не стал, и я не буду!

— Правда, что ли? — усмехнулась Клара. — Жаль, пани Каролина не слышит, вот бы обрадовалась.

— Слово даю, — пообещал Войцех, — но только после свадьбы, тут уж дело чести, Клара, сама понимаешь. А Ганса не вини.

— Я и не виню, — улыбнулась Клара, — я хотела сказать, что он бы мог занять мое место. Пока в седле могла сидеть — муштровала почище, чем новобранца зеленого. Он теперь не хуже тебя стреляет. Так что, возьмешь?

— Возьму, — кивнул Войцех, — хорошая у вас семейная традиция, Клерхен.

— Вот и отец так говорит, — горделиво сверкнула глазами Клара, — и даже мама уже не плачет, когда на портрет Карла смотрит. Леттов всегда были героями, испокон веков. И всегда будут.

— Не сомневаюсь, — согласился Войцех, — но ведь ты-то теперь фрау Эрлих.

— Не совсем, — рассмеялась Клара, — отец завещание написал, мы с Гансом ему наследуем. Не прервется традиция.

— Тогда зови Ганса, — предложил Войцех, — и выпьем за это.

Пока главы Союзных держав, все еще остававшиеся в Вене, одно за другим отвергали мирные предложения Наполеона, адресованные как всем вместе, так и каждому по отдельности, сам миротворец торопился вновь поставить Францию под ружье. Австрийские, русские, германские войска медленно продвигались к Рейну. В Италию, против объявившего Австрии войну Мюрата, были направлены части под командованием Генриха фон Бельгарда, и только англо-голландская и прусская армии, расквартированные в недавно присоединенной к Королевству Нидерланды Бельгии, с севера угрожали французским границам.

Герцог Веллингтон придерживался мнения, что с нападением на Францию стоит повременить до подхода остальных союзных сил, но Блюхер, разъяренный несправедливыми, по его мнению, решениями Венского Конгресса, рвался в бой, на юг, в Париж. Дружба с Веллингтоном и признание несомненных стратегических талантов и военных заслуг последнего удерживали старого фельдмаршала в окрестностях Льежа, но войска в любую минуту готовы были подняться в поход против ненавистного корсиканца.

Кто знает, до какой степени противоречия между оборонительной стратегией Веллингтона и наступательным азартом Блюхера могли бы сказаться на их дружбе и взаимоуважении, если бы Наполеон, обеспокоенный мыслью о вторжении грозного противника на французскую землю, забыв все свои обещания никогда более не пересекать границ Франции с войсками, не решил опередить события?

Под прикрытием тройной цепи крепостей, имевшихся у него на границе с Бельгией, император французов тайно стягивал войска к северной границе. Маршал Даву, военный министр Наполеона, сумел в короткие сроки собрать и обмундировать прекрасную армию, целиком французскую. Часть ее была разбросана по крепостям и гарнизонам, на защиту южных границ и подавление мятежа в роялистской Вандее Бонапарту пришлось бросить войска под командованием Массена и Сюше, но стодвацтатитысячная Северная армия, которую возглавлял сам император, тринадцатого июня вышла к Авену и тремя колоннами двинулась к Шарлеруа. Война, которую притихшая на время Европа ожидала еще с марта, наконец, началась.

Еще в начале июня Главная Квартира Блюхера перебралась из Льежа в Намюр, поближе к неприятелю. Точных сведений о передвижениях французской армии у фельдмаршала не было, но старые раны болели, словно перед грозой с ясного неба, и предчувствие скорой битвы гнало его вперед, на врага. Кавалерийские эскадроны, растянувшись от Льежа до Шарлеруа, где правое крыло пруссаков смыкалось с левым крылом британцев, патрулировали дороги и переправы день и ночь. Войцеху снова довелось спать, прислонившись к седлу, шоколад и вафли сменились мутным кофе и сухарями, походный мундир, привезенный Йенсом из дому «на удачу» покрылся дорожной пылью.

Разбирая присланные из Мединтильтаса вещи, Шемет обнаружил старую ташку, верой и правдой служившую ему с Бреслау. В ней завалялись несколько су, напоминая о Париже, раскрошенный кусок сахара, давным-давно припасенный для Йорика, и помятые белые крылышки. Войцех повертел их в руках, пожал плечами и вернул на место. Алессио, без сомнения, был безумен, но подарок был сделан от души, и расставаться с ним Шемету почему-то не хотелось.

То ли крылья напомнили ему об оставленной в Мединтильтасе мечте, то ли просто так совпало, но небо, покинувшее его сны в Вене, снова заполнило их, переплетаясь с жаркими грезами о Линусе, с кличем боевых труб и тревожным ржанием коней, с тяжким дыханием зверя, поджидающего в темноте добычу. Ночи стали коротки, и невыспавшийся Войцех временами клевал носом в седле, возвращаясь из дозора, и невидимый ветер свистел в ушах, напевая странную песню. «Ты еще вернешься сюда на крыльях мечты. Через кровь и смерть, через пожары и битвы — вернешься».

Утром пятнадцатого июня Войцех отправился из Фон-де-Жев в Намюр за приказом об уточнении диспозиции. Глухой рокот с востока заставил его пришпорить коня, канонада доносилась со стороны Шарлеруа, где стояли передовые пикеты фон Цитена. По улицам навстречу ему неслись штабные курьеры, офицеры, проводившие ночь в Намюре, спешили к своим частям. В штабе корпуса писари остервенело скрипели перьями, строча приказы.

Генерал фон Рёдер, командующий кавалерией Первого корпуса, выскочил из своего кабинета, под его колким взглядом писари пригнулись, перья забегали по бумаге еще быстрее. Густые усы фон Рёдера гневно встопорщились, крылья орлиного носа дрожали от нетерпения.

— Вы что тут делаете, лейтенант? — сурово спросил он вытянувшегося в струнку Шемета. — Приказ не читали?

— Так точно, господин генерал, — молодцевато рявкнул Войцех, — не читал. Я за ним только приехал.

— И разминулись, — уже спокойнее сообщил Рёдер, — вашему эскадрону приказано прикрывать отход на Линьи, лейтенант.

— Разрешите…

— Не разрешаю, — нахмурился генерал, — без вас справятся. У меня курьеры закончились, а вот эту депешу нужно срочно передать фельдмаршалу. Найдите его, лейтенант, а потом можете вернуться в часть. Они на дороге Шарлеруа-Линьи, не потеряетесь.

Войцех вылетел из штаба, вскочил в седло и помчался в крепость, где разместилась Главная квартира. К фельдмаршалу он пробился с трудом, размахивая депешей и отчаянно ругаясь со штабистами, грудью вставшими на пути к кабинету Блюхера. Наконец, вручив бумагу адъютанту главнокомандующего, графу Ностицу, перевел дух и повернулся к дверям приемной, чтобы выполнить приказ, но грозный голос фельдмаршала остановил его.

— Ностиц! Ностиц! — прогромыхал Блюхер. — Курьера к Мюффлингу, срочно!

— Курьера к фельдмаршалу! — приказал адъютант, распахивая двери.

Но Блюхер уже остановил его жестом.

— У меня уже есть курьер, Ностиц, — расхохотался он, указывая на притихшего Шемета, — трубку-то не потерял, сынок?

— Никак нет, — довольно ответил Войцех, роясь в кармане рейтуз в поисках трубки, — голову потеряю, а ее сберегу.

— Молодец! — усмехнулся Блюхер. — Помню, как ты под Лейпцигом молнией носился. Скачи в Брюссель, лейтенант, передашь мое письмо генералу Мюффлингу. И ответа дождись, непременно дождись. Многое от него зависит, сынок, не подведи.

Войцех звякнул шпорами, принимая пакет из крепкой стариковской руки в синих прожилках.