Изменить стиль страницы

– Вернусь – расскажу. Уже почти вернулся. Все утро бегал по людям. Теперь еще только один звонок надо сделать… С почтамта, чтобы наш номер телефона не светить.

– И что тогда?

– И всё тогда. Дело об исчезновении твоих актрис можно будет считать разгаданным.

Не удивительно, что Георгий уходил из дому тайно. Моё любопытство его бы не отпустило. Оно б вышвырнуло меня из постели, заставило в три секунды подготовиться к выходу, вынудило бы выпытать у Жорика планируемые мероприятия и посетить их.

Большая часть меня была даже благодарна Георгию за возможность хоть немного выспаться. Ведь вчерашние посиделки в водном ресторане плавно перетекли в наш дом-офис и, перерастя в бурные дебаты, окончились только около трех часов ночи. После этого мы с Георгием еще долго дискутировали на тему правильности его поведения с заказчиком. Я считала, что Шумилов заслуживал более корректного обращения, Георгий кричал, что «издатель – не девочка, с которой нужно сюсюкаться, а мужик, которому, если что, не стыдно и по морде дать!». К счастью, до мордобоя не дошло. Даже наоборот. Взаимная неприязнь, в наличии которой, в конце концов, честно признались оба оппонента, была признана неизбежной, но забавной нагрузкой к и без того запутанному делу. Установившееся было равновесие в отношениях нарушал только Георгий, несколько раз всерьез рискуя снова свести дело к этапу первоначальных споров о том, будем ли мы работать над этим делом. Об этом я и говорила Жорику накануне, в пять утра. Георгий засыпал, отнекивался, и засыпал снова. От этого, возможность поспать подольше, любезно предоставленная мне Георгием, не слишком огорчала. В конце концов, все узнанное он может дословно пересказать мне.

– Не уходи! – закричало мое любопытство, – Не переживу, если ты немедленно не расскажешь мне, где был.

Георгий замешкался с ответом, а я принялась изобретать страшные кары, которые напущу на него, в случае отказа вернуться.

– Заставлю пылесосить в субботу! – кровожадно кричала я, – Поубиваю все игры с компьютера!

Подействовало. Георгий вошел в спальню.

– Ну ладно. Так даже интереснее будет. Я тебе сейчас расскажу в чем дело. Я, как обычно, оказался прав. Дело выеденного яйца не стоит. Кстати, о яйцах…

– Позавтракаем позже, – нервно перебила я, – Продолжай о деле.

– А, ну да. Последний штришок ты сделаешь сама – позвонишь одному человеку и поговоришь с Ларисой лично.

– С исчезнувшей Ларисой?!

– А с какой еще? Они даже не потрудились представлять девушку другим именем. Куда только милиция смотрит? Бестолочи. Начинаю присоединяться к мнению твоей режиссерши.

– Не отходи от темы! – закричала я, чувствуя, как отчаянно забилось сердце, – Кто «они», кому «представлять»?

В глубине души, было немножечко жаль: моё первое самостоятельное дело разрешилось практически без моей помощи.

– И не думай даже обижаться! – предугадал мою реакцию Георгий, – По сути, дело разгадала ты. Я лишь сопоставил найденные тобой факты и провел ряд мероприятий для подтверждения зародившейся гипотезы.

Я гордо вскинула подбородок. Потом вспомнила, что это любимый жест Жорикиной мании величия, и засмеялась. Нашла, кому подражать!

– История оказалась банальна и, к счастью, не столь уж трагична, – начал Георгий, – Если опустить все сантименты, то… – Жорик вдруг прервался, – Ой, тебе так, наверное, будет не интересно. Но я не умею красиво говорить… В общем, слюней пусть добавляет по вкусу твоё воображение.

– Не беспокойся, – едва сдерживаясь, выдавила из себя я, – Ты, главное, рассказывай. Не отвлекайся…

– Кстати о вкусах… Я сегодня еще не завтракал.

Так-с. Все понятно: на пару часов позже хозяина проснулась Жорикина вредность. Ну, все, теперь от него ни одного вразумительного ответа не дождешься. Хотя, собственно, было у меня одно стратегическое средство. Правда, еще не опробованное…

– Я тоже, – как можно спокойнее проговорила я, – Пойду, что-нибудь поищу в холодильнике.

– Там ничего нет. Я там уже искал, – Георгий насторожился легкости моей капитуляции, но с радостью поддержал тему о еде.

– В твоем случае честнее говорить: «Я там искал. Поэтому там уже ничего нет». Попьем кофе, а там уж и Сестрицу привезут. Она посидит на телефоне, а я схожу в магазин.

Я мило щебетала о текущих заботах, не задавая ни единого вопроса. Георгий, конечно же, надеялся помучить меня неясными намеками вместо ответов, и скачками с темы на тему. Поэтому сейчас он выглядел несколько растерянным. Я невозмутимо принялась собирать постель и запихивать нашу откидную кровать в шкаф. Спальня моментально превратилась в офисную комнату.

– Ты почту сегодня смотрел? – втайне наслаждаясь производимым эффектом, я спокойно направилась к компьютеру, – Шумилов же должен был прислать подробное описание последних трех дней совместной жизни с дочерью.

Снимать показания с клиентов по Интернету – было моим ноу-хау. Я давно заметила, что, если человек искренне настроен помочь следствию, то личный контакт только мешает процессу его опроса. В привычных условиях, наедине с самими собой, опрашиваемые имели возможность расслабиться. Материализации воспоминаний это всегда шло на пользу. Факты и домыслы, притаившиеся в самых потаенных закутках памяти, куда охотнее отдавались компьютеру, чем частным детективам. «Расслабьтесь, успокойтесь, и пишите все, что взбредет в голову по поводу нашего дела», – настоятельно рекомендовала я, – «При этом убедите свое сознание, что вы еще тридцать раз будете перечитывать и «рихтовать» написанное. Но ни в коем случае не исправляйте файл на самом деле. Закончили мысль, почувствовали, что собираетесь её видоизменять и, «клац», нажимаете «отправить». Мысль уходит к нам на компьютер в первозданном виде. Из таких вот честных и нетронутых корректурой воспоминаний обычно всплывает масса важных подробностей». Кроме того, этот метод позволял избежать нудной процедуры перенабора текста. До того, как я изобрела этот метод, все показания и повороты очередного дела записывались на бумаге. Когда дело завершалось, Георгий требовал от меня превращения всех этих записей, заметок, признаний и записок в стройный текст, конечно же, хранящийся в электронном виде. И, если свои записки я, хоть и с трудом, но все же могла разобрать, то попытки разобрать каракули Георгия или кого-то из свидетелей всегда оканчивались для меня состоянием глубочайшей депрессии и желанием раз и навсегда уволить себя из этого агентства.

– Не верится мне в желание Шумилова подвергаться твоему вскрытию, – спокойно переключился и на эту тему Жорик, включаясь в игру. Что ж, посмотрим, кто не выдержит первым. В конце концов, Георгию поделиться со мной открытиями не менее важно, чем мне услышать о них.

– Ты опять?! – слегка переигрывая, завелась я, – Твое неодобрение моих методов делает им честь. Это означает лишь, что они действенны. Ты всегда нервничаешь, когда не ты, а кто-то другой придумывает нечто путное! И положи на место ручку!

Последнее возмущение я высказала уже довольно искренне. У Георгия в душе жил мелкий пакостник. Он собирал по квартире всевозможные предметы и распихивал их по своим карманам, а также прочим неожиданным местам. Все пишущие средства я давно уже пристегнула к нужным местам резинками. Одно время, несколько раз обнаружив телефонную трубку в холодильнике, я мечтала пристегнуть и её. Но тогда радиотрубка ничем не отличалась бы от обычного телефона. Можно было, конечно, повесить на холодильник замок… Это было бы полезно со всех точек зрения, но Георгий оказался категорически против.

В этот момент Георгий проявил редкую покорность и отпустил уже оттащенную в дальний угол комнаты ручку. Натянувшаяся было резинка, резко сократилась. Металлическая авторучка со свистом пролетела через комнату и больно стукнула меня по лбу.

«В этом сумасшедшем доме становится не безопасно! Совсем все подурели!» – я обиделась. Я возмутилась. Я воспылала желанием отомстить.

– Извини. Я автоматически, – оценив, что серьезного ущерба мне причинено не было, Георгий улыбнулся.