Зная Артема, можно было сказать, что произнесенная фраза являлась для него отчаянным признанием.

– Рассказала мне Маша, что нам, типа, вместе не быть. Типа, злое провидение сожгло лягушачью шкурку, и придется теперь красавице-Марии, типа, отправляться за тридевять земель.

Иногда от Тёмкиных “типа” меня начинало откровенно типать.

– Говорит, типа, вы её уже почти рассекретили, чему она в душе даже рада, потому как сама вас больше обманывать ну никак не может. А меня – так, типа, тем более. Потому что я хороший!, – Тёмка блаженно заулыбался, вспоминая, – Так, типа, и сказала: “Какой же ты Артем все-таки хороший!”. Представляете?

Вот уж никогда не ожидала, что наш циничный Тёмка может так сильно напоминать трепещущую от любой похвалы любимого человека Лизавету.

– Я, наконец, выспросил в чем, типа, дело. Мария мне все рассказала. Призналась, типа. “Теперь”, – говорит, – “Они про Академию узнают и сразу же меня рассекретят. Но это и к лучшему. Не могу больше чувствами таких добрых людей спекулировать. Уходить мне надо. Даже если бы не разоблачили, все равно б ушла. От стыда. Насовсем. Никогда мы с тобой больше не увидимся. А как жить без тебя, не знаю…” Так и сказала… Представляете? – волнуясь особенно сильно, Тёмка забывал о своем “типаньи” и я отдыхала, – А я, как услышал, что никогда больше её не увижу, так… В общем, что-то такое на меня нашло нехорошее… Знаете, кричал, кулаком по столу стучал. Не помню уж, что именно кричал.

– Кричал ты следующее, – любезно подсказала Мария, и принялась цитировать без особого выражения – “Да разве ж так можно? Кто же так с людьми поступает? Разве ты можешь такой оказаться? Ведь я в тебя поверил. Первый раз в жизни такое. А ты? В душу влезла, а потом бежать? Что ж мне теперь, вешаться что ли? Нет. Ты не можешь оказаться такой. Я ведь люблю тебя.”. Так и сказал. Представляете?

– А потом Маша, типа, долго плакала и рассказывала, почему все это, типа, произошло. Ну, не между нами, а между ею и этим миром. Не виновата она. Один раз ошибиться каждый право имеет! А потом пришли вы. А Мария, вместо того, что б сбежать, решила остаться… А могла бы ведь сделать вид, что а секундочку хочет выйти, воздухом там подышать… А сама б убежать могла. Но осталась. Ради меня. Представляете?

Это все мы как раз представляли. Не представляли мы совсем другое, но как спросить об этом другом, я еще не придумала.

– Ты говорила, все началось с твоего одногруппника? – первым сориентировался Георгий, все еще пытающийся казаться суровым, – Если можно, подробнее. Что это “всё”?

– Моя идея, – вздохнула Мария, – Говорю же, мне казалось, все детективы в мире – пройдохи и невежды, вот я и решила вас использовать. О вашей конкуренции с агентством Лихогона давно уже трубят все газеты…

От этой новости мы с Георгием озадаченно переглянулись. Я едва сдержалась от желания немедленно спросить, в какой именно газете Маша вычитала такое.

– А тут еще этот влюбленный в меня кузен, как назло. ЛжеКузен он, потому что мы в одном спектакле играли парочку. Я – юную неприступную аристократку, а он моего Кузена. Так с тех пор и начали его ЛжеКузеном кликать. Вроде как кузен понарошку. Он вообще-то парень хороший. Талантливый очень. Только слишком себя любит. Правильно в пьесе написано: “Любишь не меня, а свою любовь ко мне”. Вдобавок у него гнилые зубы… О чем это я? А, да, о начале моего сумасшествия. В общем, когда я узнала, что ЛжеКузен полный тезка племянника Роберта, решила, что просто обязана этим воспользоваться… А потом, когда подслушала, какое завещание составляется, так сразу все и придумала. Сами ведь напрашивались с такой формулировкой… Не я, так кто-нибудь другой обязательно бы догадался.

– Кто-нибудь другой вряд ли узнал бы формулировку, типа, завещания, – вставил наш верный страж справедливости, чем вызвал новый всплеск Марииных эмоций.

– Значит, судьба выбрала именно меня! Нельзя ж мимо таких подарков проходить. Кроме того, давно хотелось чего-нибудь эдакого. Я не про богатство, я про приключение…

Мне тут же вспомнились времена, когда и меня тоже обуревала ненасытная жажда острых ощущений. Ради яркого приключения юная я готова была пойти на любые сделки с совестью. А когда выдавался случай, оказывалось, что между “быть готовой пойти” и “пойти” простирается огромная пропасть. То, насколько неприемлемо для тебя лично то или иное действие, понимаешь до конца, увы, только в процессе его совершения. Тогда, когда дороги назад уже нет. Увы, требуется масса горького опыта, чтобы научиться заранее отличать, где цели настоящие, а где просто сиюминутные хотения, которые потом поработят тебя. У Марии, кажется, раньше такого опыта не было. Потому мне было жаль эту девочку.

– Кстати, – Георгий продолжал выяснять факты, – О каком богатстве могла идти речь? Неужели ты рассчитывала, что всё это легко сойдет тебе с рук? Пёсов-племянник ни за что не оставил бы это дело. Подал бы в суд…

– На кого? Он бы меня трогать не стал. Если внимательно вчитаться в перечень завещанного, то все сразу станет понятно. Помимо всяких там ценных бумаг и недвижимости, Роберт Альбертович завещал потерявшемуся наследнику фамильные драгоценности. Хранятся они в сейфе банка. Забрать их можно в любой момент, имея на руках необходимые бумаги. Получив завещание, я тут же помчалась бы к нотариусу, дождалась введения меня в права наследства. Подгадать нужно было так, чтобы положенные полгода ожидания истекали на следующий же день после подачи моих документов. Тогда никто ничего не успел бы предпринять. Пока они мучались бы с судебными исками, я забрала бы из банка драгоценности и уехала б из города. Насовсем. А может, явилась бы к Леониду и предложила не таскаться по судам, а решить все полюбовно. Я, мол, забираю драгоценности и отказываюсь от всех остальных претензий… Думаю, Леонид Маркович согласился бы. Ведь он-то прекрасно знает, что я тоже имею кое-какие права претендовать на наследство.

– Это какие же?

– А вас не удивляло, что девушка вроде меня, без высшего образования и опыта работы, вдруг принята на такую должность? Личный секретарь самого Роберта Альбертовича!

Честно говоря, меня в этом деле удивляло столько всего, что до удивления по только что услышанному вопросу, как-то руки не доходили.

– Помните, я рассказывала про свою маму? Она действительно умерла. Давно уже. До этого она много лет была женой Роберта Альбертовича. Неофициальной женой, но все-таки. Нет, я не его дочь. К счастью, я дочь своего отца, с которым мама рассталась еще в раннем детстве. В моем детстве, а не в своем, разумеется. Так вот. Роберт Альбертович является мне отчимом. Пусть не официальным, но все-таки… Именно поэтому, когда, став взрослой, я обратилась к нему с просьбой о трудоустройстве, он сразу же назначил меня личным секретарем. Обучил всему. Наставлял, помогал. Он никогда не был добрым человеком. Все странности и сложности его характера я описывала правдиво. Но ко мне он относился хорошо. Я многим обязана ему…

– И поэтому, решила наказать тех, кто посмел цинично отнестись к его кончине? – я попыталась хоть как-то оправдать попытки Марии.

– И поэтому тоже. А еще потому, что драгоценности эти Роберт когда-то подарил моей маме. А потом забрал обратно, после её смерти. Не по скупости или от злобы, по черствости и глупости. Ему и в голову не могло прийти, что оставшаяся жить с бабушкой я, могу как-то претендовать на эти побрякушки. А я – могу. Подарки, как говорится, не отдарки… Впрочем, наверное, я не права. Просто мама любила его. Кажется, по-настоящему любила. И поэтому его подарки были ей очень дороги. Как же я должна была отнестись к тому, что теперь мамины любимые вещи достанутся невесть кому? Ладно еще, когда Роберт забрал их обратно себе, а тут теперь собирается передать какому-то совершенно неизвестному человеку. Хотя, может, я попросту пытаюсь оправдать свои грехи… В любом случае, некоторые права на это наследство у меня имеются, а от всего остального я бы с легкостью отказалась. Думаю, на таких условиях, Леонид Маркович, не желая громких скандалов и судебных тягот, согласился бы порешить дело компромиссом. Он ведь отличается редкой расчетливостью.