— Километров пять отсюда. А если разобраться по существу, так дом мой — вот он, — и он кивнул туда, где стояла лодка.

Вышла из своей палатки Фатима.

— Через пятнадцать минут подъем! — предупредила она Юлая. — Здравствуйте! — весело сказала бакенщику, и Юлай снова подумал, что незачем было бросаться на человека.

— Здравствуйте, девушка, — приветливо отвечал бакенщик, — здравствуйте и до свиданья. Мне пора.

— Подождите, посидите, пожалуйста, с нами, — быстро заговорила Фатима, — я с ребятами вас познакомлю. Может, расскажете нам что-нибудь. Может, вы знаете что-нибудь интересное о партизанах гражданской войны… О походе Блюхера… Не знаете?

— Не знаю? Как не знать, — улыбнулся бакенщик. — Да только если рассказывать все, что знаю, так три дня и три ночи потребуется.

— Прекрасно! — обрадовалась Фатима. — Вы бы нам рассказали, а мы бы все записали! Вы, наверно, сами бывший партизан?

— Да. Только не здесь партизанил, а на Волге и на Каспии.

— Но и о здешних боях, наверно, слышали?

— Слышал, конечно… Мои товарищи здесь воевали.

— И про Блюхера тоже?

— Да. Блюхер действовал южнее этих мест, ниже Красного Яра. Когда через Караидель переправлялся, много здешних жителей за ним пошло.

— А про Карабаша не слыхали? — спросил Юлай, который вспомнил рассказ деда Юсуфа.

— Карабаш? — переспросил бакенщик. — Какой Карабаш?

— Он здесь с бандой своей ходил, грабил и убивал крестьян, выдавал партизан врагам, вешал, расстреливал.

— Нет, не знаю, не слышал. Но думаю, что нет его в живых. Таких, как он, давно осудили. Или, может быть, сбежал он за границу. — Бакенщик немного задумался и добавил: — По-моему, вам, пионерам, надо интересоваться не такими, как этот самый Карабаш, а героями. Вот Блюхер, например. Ну, а пока — до встречи! — И Закирьян пошел к лодке.

Только тут заметил Юлай, как сильно он хромает. И Юлаю стало стыдно за то, что они с Иршатом так грубо разговаривали с бакенщиком ночью.

Спустя минуту лесная опушка огласилась веселыми голосами ребят. Одни выскакивали из палаток с полотенцами и бежали к реке, а другие занялись завтраком — возились у костра.

На острове

После завтрака путешественники заняли свои места в лодках и снова тронулись в путь.

Солнце поднималось все выше, и вот наконец его золотые лучи озарили вершины гор, а потом засияли над окутанными голубым маревом лесами. Казалось, шелковыми стали под его лучами стремительные волны Караидели. Так и переливались они, так и светились. Слабый ветер доносил с берега приятный запах влажного песка.

Где-то неподалеку загудел пароход, а вскоре и сам появился: снежно-белый, веселый плавучий дом с освещенными солнцем окнами.

— Одноэтажный, — сказал Юлай.

— Да, однопалубный. Но на Караидели других не бывает, — заметил Иршат.

— Кажется, что медленно идет, а лопасти вон как мелькают! — воскликнул Сабит.

— А какая скорость у него?

— А пассажиров сколько берет?

Юлай привстал в лодке и, сняв тюбетейку, принялся изо всех сил размахивать ею, приветствуя пароход. Следом за ним то же самое сделали и другие ребята.

Однако на пароходе никто не обратил на них ни малейшего внимания.

— Если бы они знали, что мы тоже команда, дали бы гудок, — с досадой произнес Юлай.

— Ишь ты, тебе почести нужны! — засмеялся Иршат.

Пароход скрылся из виду, и ребята позабыли о нем.

С тех пор как река раздвоилась на два русла, прошло часа три. Свернув в правое, путешественники увидели, что оба русла снова сливаются воедино и, стало быть, меж ними — остров.

— Земля! — сказал Иршат.

— Колумб! — усмехнулся Сабит.

— Привал! — скомандовала Фатима. — Пора готовить обед.

Она не думала так рано обедать, но остров показался вожатой уютным, и ей захотелось, чтобы ребята побывали на нем.

И в самом деле все было здесь хорошо — и песок, и трава, и камыши, и невысокий молодой лесок. Зеленые лесистые берега сменялись в середине острова поляною, словно бы специально приспособленной для палаток наших путников.

— Обедом займутся дежурные, — сказала Фатима, — а мы все побродим по острову. Здесь наверняка найдется кое-что для наших коллекций.

Обходя остров, ребята обратили внимание на то, что правое русло реки, по которому шли суда, было гораздо шире и глубже левого. Но слева растительность была гуще. Ивы опускали длинные косы свои к самой воде, вдоль всего берега стояли стройные камыши.

Юлай заметил под ивами бревна, аккуратно сложенные у самой воды. И десятка три досок. Подошли поближе — следы костра. Значит, остров не необитаем, здесь кто-то был, и, кажется, не так давно.

На ночь остались часовыми Малик и Мидхат.

— Знаешь что? — сказал Мидхат. — Давай прямо сейчас, с вечера, маленько отдохнем, а то потом, чего доброго, ночью спать захочется.

— Нет, — ответил Малик, — не положено.

— Да знаю я не хуже тебя, что положено, а что нет. Но так-то лучше. Надо соснуть маленько, и ночью никакой сон не возьмет. Сейчас-то никто сюда не подойдет: светло еще. Остров все-таки. Все видно кругом. Чего ты боишься?

— Нет, — упрямо повторил Малик. — Не положено.

— Ну, как хочешь. Посмотрим, кто будет лучше стоять ночью, я или ты.

Видя, что спорить с Мидхатом бесполезно, Малик отошел в сторону.

Мидхат широко зевнул, присел на траву и погрузился в сладкие мечты о том, как приедут они в Уфу и пойдут там в кино или в цирк. О, в цирк — это будет замечательно! Там ведь канатоходцы выступают. Жонглеры. Борцы. Клоуны. Фокусники.

Все сильнее и сильнее клонило Мидхата в сон. Он не хотел поддаваться, раз уж Малик его не поддержал. Щипал себя за руки и ноги. Но зевота не проходила. Взгляд мальчика остановился на быстро потемневшем небе. Неожиданно захотелось пересчитать звезды. Нет, лучше — сколько воды в реке. Нет, лучше узнать, можно ли сделать пароход из кирпича. Бывают ли белые крокодилы. И рыжие рыбы…

Показалось Мидхату, что он летит в небо. Вон туда, в ту высокую вышину, где так ярко и загадочно светят эти самые звезды. У него крылья. Он слегка взмахивает ими, и от этого полет его становится плавным. Но откуда в небе волны? Почему они плещутся? Кто там, на берегу?

Мидхат спал крепким сном, когда подошел к нему Малик.

Некоторое время Малик колебался: будить или не будить?

— Спишь? — проговорил он наконец.

Мидхат приоткрыл недоумевающие, ничего не понимающие глаза.

— А? Чего?

— Проснись, часовой!

— А-а! — протянул Мидхат, очнувшись. — А что, если не проснусь? Донесешь, да? Вожатой пожалуешься?

— Не знаю. Не спросят — не скажу, спросят — скажу.

— Эх ты, мямля! Спросят — не спросят! Баран, а не человек. Сам принципиальным должен быть. Хочешь доносчиком вырасти? Это хорошо?

— Замолчи ты, соня!

— Я соня? Ничего ты не понимаешь! Я в поход шел не для того, чтобы и здесь дисциплину соблюдать. Думал — свобода здесь полная. Иди куда хочешь, делай что хочешь. Кричи, бросай камни. А тут на́ тебе — развели! Фатима, она, конечно, женщина, всего боится. А если разобраться, ну зачем, на какого черта здесь часовые нужны? Ну ты, например, можешь ответить? Кто здесь — фашисты, белые, разбойники ходят? Или волков боимся? Так они сюда никак не доберутся. Остров все-таки. А если бы один какой-нибудь и забрел, то он к жилищу человеческому ни за что не подойдет. Верно я говорю?

— Не знаю. А только спать на посту не положено.

— Незнайка ты, вот кто! Солдат не должен слепо приказ выполнять. Он все понимать должен. А ты?

— А ты?

— Что я?

— Спишь.

— Ну и что? Я же тебе объясняю почему. Знаешь, когда человек не спит, у него в организме яды скапливаются, отравиться можно.

— Не знаю.

— Не знаешь — значит, дурак.

— Кто дурак? — Малик засучил рукава.