Вот этого запредельного нечеловеческого умения одолеть распутицу, выкарабкаться из грязищи, хоть она была по самые ноздри, — вот этой способности у немецкого солдата не было. Поэтому мы и брали верх. И Жуков знал о таких качествах своих бойцов, верил в них и поэтому даже внезапность и стратегический успех целого весеннего наступления обосновывал надеждой, что наш брат солдат все выдюжит и не подведет.
Ну а мне — полковому разведчику, по профессии своей еще до того, как пройти через все вышеописанное, полагалось ночами, до начала наступления, не ходить, а ползать по этой грязи то за «языком», то отыскивая слабые места в обороне противника. Тут уж в полном смысле нахлебаешься болотной жижи. Вернешься с задания — свои не узнают: как черт грязный от бровей до подметок.
Вот что мне хотелось добавить для полноты картины к сетованиям Маншгейна на грязь и к использованию Жуковым распутицы как элементу внезапности.
18 февраля столица салютовала победам наших войск под Корсунь-Шевченковским и был опубликован такой приказ:
«Приказ Верховного Главнокомандующего генералу армии Коневу:
Войска 2-го Украинского фронта в результате ожесточенных боев, продолжавшихся непрерывно в течение, 14 дней, 17 февраля завершили операцию по уничтожению 10 дивизий и одной бригады 6-й армии немцев, окруженных в районе Корсунь-Шевченковского.
В ходе этой операции немцы оставили на поле боя убитыми 52 тысячи человек. Сдалось в плен 11 тысяч немецких солдат и офицеров...»
Дальше перечисляются войска и имена генералов, под руководством которых была совершена эта операция и о присвоении частям и соединениям почетных званий. Из Москвы позвонил Коневу Сталин и сказал:
— Поздравляю с успехом. У правительства есть мнение присвоить вам звание Маршала Советского Союза. Как вы на это смотрите? Не возражаете? Можно вас поздравить?
Конев ответил:
— Благодарю, товарищ Сталин.
— Представьте отличившихся командиров к наградам. У нас также есть соображения ввести новое воинское звание — маршал бронетанковых войск. Как ваше мнение на сей счет?
— Позвольте представить к этому новому званию — маршала бронетанковых войск Павла Алексеевича Ротмистрова. Он отличился в этой операции.
— Я — за! И думаю, что мы еще присвоим такое звание товарищу Федоренко, начальнику бронетанковых войск.
Конев в своих воспоминаниях пишет:
«На второй же день самолетом мне доставили маршальские погоны, присланные Маршалом Советского Союза Г. К Жуковым. Это было и внимание, и поздравление, и бесценный подарок».
Те, кто внимательно прочитал эту главу, наверное, несколько удивлены, почему Сталин в своем приказе, как Верховный Главнокомандующий, отмечает только 2-й Украинский фронт и Конева. И окружение и уничтожение Корсунь-Шевченковской группировки вели два фронта: 1-й и 2-й Украинские, и руководил этими фронтами маршал Жуков.
Что можно сказать по поводу приказа Сталина как Верховного Главнокомандующего, оценивающего боевые действия в Корсунь-Шевченковской операции только как заслугу 2-го Украинского фронта под командованием Конева? Можно, конечно, только развести руками, выразив этим непонимание происшедшего. Можно сказать просто русскую поговорку: «Темна вода во облацех», имея в виду, что нам, простым смертным, неведомо, что там творится наверху, и этим объяснить происшедшее. Можно привести еще одну пословицу: «Загадка сия — великая тайна есть». Но все это можно было говорить в то время, когда случилась такая, прямо скажем, несправедливость. Но теперь-то вот прошло много времени, и все загадки и тайны давно уже раскрыты. Можно определенно высказать суждение и по поводу этого поступка Сталина. Я умышленно так подчеркиваю — поступка, единоличного, именно Сталина, потому что, кроме него, никто такого решения принять не мог. Видимо, он сам так задумал. Что же за этим кроется? Что же это за «тайна великая»? Мне кажется, Сталин в какой-то степени, уже на второй год войны, втайне стал завидовать удачливому Жукову, который все операции завершал победно и у него уже складывался большой авторитет. Сталин решил немножко проучить Жукова. Верховный занимался такой «воспитательной» политикой с маршалами, мы уже знаем, не раз, он периодически одергивал или ставил на место крупных военачальников. Вспомните, как он выговаривал Коневу за то, что тот дал возможность прорваться группировке противника из окружения. Может быть, у Сталина был такой же напряженный разговор с Жуковым? Может быть, Жуков не захотел приводить его в своих мемуарах? Мои предположения высказаны непросто так: есть документ, который дает для них основание.
Вот текст телеграммы, которую Сталин послал Жукову по поводу того же случая прорыва части окруженных гитлеровцев.
«Тов. Юрьеву (псевдоним Жукова). Прорыв Корсуньской группировки противника из района Стеблева в направлении Шендеровка произошел потому, что слабая по своему составу 27-я армия не была своевременно усилена. (Тут Сталин прямо упрекает Жукова, что у него так много сил, а он оставил слабую армию без усиления.)
Не было принято решительных мер к выполнению моих указаний об уничтожении в первую очередь Стеблевского выступа противника, откуда, вероятнее всего, можно было ожидать попыток его прорыва... (Здесь, как видим, Сталин упрекает Жукова в прямом невыполнении его указания.)
Сил и средств на левом крыле 1-го Украинского фронта и на правом крыле 2-го Украинского фронта достаточно, чтобы ликвидировать прорыв противника и уничтожить Корсуньскую его группировку... (В этом пункте Сталин еще раз упрекает Жукова в нераспорядительности, сил и средств у него много и на 1-м, и на 2-м Украинском фронтах, координацией которых он занимается.)
12 февраля 1944 года. 16 час. 45 минут. Подпись: Сталин, Антонов».
Не часто, а может быть вообще впервые, Жуков получал такой личный упрек от Верховного. А человек он был очень дисциплинированный, да и самолюбивый тоже, и, наверное, очень переживал, получив такую телеграмму.
Да и в директиве Ставки за подписью того же Сталина и Антонова от 12-го, т.е. того же дня, пункт, касающийся Жукова, был явным продолжением этой строгой телеграммы Верховного. Напомню пункт 2-й в директиве: «Товарища Юрьева освободить от наблюдения за ликвидацией Корсуньской группировки немцев и возложить на него координацию действий войск 1-го и 2-го Украинского фронтов с задачей не допустить прорыва противника со стороны Лисянки и Звенигородки на соединение с Корсуньской группировкой противника».
Если еще раз внимательно перечитать этот пункт, он явно содержит своеобразное наказание для Жукова. Он освобождает маршала от руководства всей операцией, ему дают узкое направление — руководить только созданием внешнего окружения этой группировки и не допустить прорыва к ней извне.
А теперь вспомните цитату из мемуаров фельдмаршала Манштейна, где он говорит, что 20—30 тысяч из окружения вырвались, что он эти дивизии посетил, что он их благодарил и отправил на переформирование.
Несомненно, Сталину разведка докладывала о том, что часть сил из окружения вырвалась и что шедший навстречу окруженным 3-й танковый корпус достиг своей цели — соединился с пробивающимися. И в мемуарах Манштейн прямо говорит: «Мы с радостью получили сообщение по радио, что они соединились», и как они торжествовали по этому поводу. Значит, как бы это ни было нам неприятно, Жуков, по сути дела, свою задачу не выполнил. Танковый корпус Манштейна пробился к окруженным и встретил их на пути. Конев получил звание маршала, хотя он свою часть операции тоже не выполнил: группировка противника вырвалась из внутреннего кольца, порученного ему.
Не будем здесь углубляться и на него бросать какую-то тень, я не хочу этого делать. Конев получил звание маршала заслуженно, и до этого у него было много удачных операций, где он проявил себя как полководец.
Но в отношении Жукова и по отношению к войскам 1-го Украинского фронта, которые операцию эту осуществляли, Сталин поступил несправедливо. Все-таки даже при Желании упрекнуть Жукова, несправедливость по отношению к целому фронту не следовало бы допускать. По поводу этого у Жукова в воспоминаниях сказано следующее: