Какая бы ни была конница в современных условиях, но применять ее против танков, как показала практика раньше, так и в этом случае, дело очень печальное... Несмотря на то что согласно моим распоряжениям действия корпуса были обеспечены поддержкой авиации и дополнительно введенной артиллерией... противнику удалось фланговыми контратаками пехоты и танков... преградить путь кавалерийскому корпусу. Корпус вынужден был спешиться, чтобы сбить заслоны противника. Переоценивая свои возможности, наши кавалеристы часто пытались решить боевую задачу, не слезая с коня. Но современные огневые средства противника не всегда позволяли это сделать.

Не случайно начавшийся 29 января ввод в бой, в прорыв кавалерийского корпуса продолжался два дня... Надо сказать, что повозились с этим корпусом мы тогда немало».

Вот так все-таки корпус был брошен против механизированных частей Манштейна, которые, кстати, умели воевать не только с кавалеристами, а даже против механизированных наших частей. И конечно же этому корпусу пришлось очень и очень тяжело. Конев пытается позолотить пилюлю и вот такой тирадой завершает, на мой взгляд, все-таки печальный эпизод: «Донские казаки в этой сложной и трудной операции не посрамили свою былую славу «донцов-молодцов» и внесли в историю Великой Отечественной войны еще одну яркую страницу. За это им большое-большое спасибо, а комкору генералу А. Г. Селиванову вечная слава!»

А теперь у нас есть возможность посмотреть на события с другой стороны. Именно об этом эпизоде Манштейн пишет следующее: «Во второй половине января контрудар был нанесен (он имеет в виду контрудар, который он сам организовывал). Правда, небольшое количество имевшихся в нашем распоряжении сил вынудило нас провести в два этапа... (Дальше Манштейн перечисляет части, которые наносили эти контрудары: 3-й танковый корпус, 26-й танковый корпус. 1-я пехотная дивизия, 1б-я артиллерийская дивизия...) В западной части бреши (там, где действовали войска Конева) были окружены и разбиты крупные силы советской 1-й танковой армии. В результате последнего удара — данными относительно первого удара я сейчас не располагаю — противник потерял наряду с 8 тысячами убитыми, только 5 тысяч 500 пленными, 700 танков, свыше 200 орудий и около 500 противотанковых орудий... Однако противнику, безусловно, удалось вывести часть людей из окружения».

Ну, если даже Манштейн преувеличивал некоторые цифры, то все равно из описаний наших командующих и немецкого командования можно вывести некую объективную ситуацию. Она в данном случае не в пользу нашего командования, потому что оно имело превосходящие силы, и допускать такие потери, тем более введением кавалерийского корпуса против танков, это уж никак не говорит в их пользу.

Все же контратакующие части Манштейна были смяты вторыми эшелонами фронтов, наши 1-й и 3-й Украинские 7 фронты соединились и завершили окружение Корсунь-Шевченковской группировки.

Манштейн не только по этому поводу, а вообще о боях после Курского сражения пишет: «Мы, конечно, не ожидали от советской стороны таких больших организаторских способностей, которые она проявила в этом деле, а также развертывания своей военной промышленности. Мы встретили поистине гидру, у которой вместо одной отрубленной головы вырастали две новые».

Здесь было бы уместно напомнить Манштейну высказывания Гитлера и командования немецкой армии начального периода воины, когда они громко кричали на весь мир, что Красная Армия уже уничтожена, что техника ее истреблена, что руководят соединениями и частями бездарные командиры и что вообще война через несколько недель будет победоносно закончена. А вот теперь такое любопытное признание одного из ведущих, я бы сказал, наиболее талантливых полководцев немецкой армии.

Силы нашей армии и производительные мощности промышленности действительно с каждым годом войны не снижались, а, наоборот, увеличивались, что особенно проявилось в боях, о которых мы сейчас говорим.

После того как кольцо окружения замкнулось, дальнейшее уничтожение окруженной группировки, как говорится, было «делом техники». Опытные командующие фронтами Ватутин и Конев и руководивший действиями этих фронтов Жуков уже умели это делать и за короткий срок создали как внешнее кольцо окружения, так и внутреннее, понимая, что противник предпримет все возможности для того, чтобы выручить окруженных ударом не только извне, но изнутри кольца. Кстати, в окружении оказались силы немалые: 10 дивизий и одна бригада, около 80 тысяч солдат и офицеров, 1600 орудий и более 230 танков, было кому и командовать и организовать прорыв: два штаба корпуса, восемь штабов дивизий, да еще и целиком мощная танковая дивизия СС «Викинг».

В своих воспоминаниях Жуков пишет: «В ознаменование прорыва позиций вражеских войск и соединения войск 1-го и 2-го Украинских фронтов в центре города Звенигородки потом был поставлен на пьедестал танк Т-34. Надпись на пьедестале гласит: «Здесь января 28 дня 1944 года было сомкнуто кольцо вокруг гитлеровских оккупантов, окруженных в районе Корсунь-Шевченковский. Экипаж танка 2-го Украинского фронта 155 танковой Краснознаменной Звенигородской бригады Прошина Ивана Ивановича — лейтенант Хохлов Евгений Александрович, механик-водитель Андреев Анатолий Алексеевич, командир башни Зайцев Яков Сергеевич пожали руки танкистам 1-го Украинского фронта. Слава героям Родины!»

Далее Жуков так комментирует эту надпись:

«Хорошо, когда не забываются подвиги героев. Жаль только, что не названы имена танкистов 1-го Украинского фронта. Это надо бы исправить, установив имена тех героев-танкистов 1-го Украинского фронта, которые стремительно прорвались в район Звенигородки...»

Жуков сожалел о том, что незаслуженно забыли его боевых соратников с 1-го Украинского фронта... А что же сказать тогда об очень крупных военачальниках, которые, в своих мемуарах очень пространно описывая Корсунь-Шевченковскую операцию, даже не упоминают имени Жукова?! Этим грешит Конев, который в своих «Записках командующего фронта» на 50-ти страницах в главе «Корсунь-Шевченковский котел» ни разу не упомянул имени Жукова. И даже во втором издании этой книги в 1971 году, когда Жуков простил Ивану Степановичу многие его неблаговидные поступки, все же Конев не внес никаких исправлений в свои мемуары.

Как уже не раз мы убеждались, высший пилотаж в понимании «куда дует ветер» и «куда показывает флюгер» проявили в своих воспоминаниях политработники. Вот передо мной очень толстая книга заместителя начальника Главпура генерал-полковника Калашникова «Испытание огнем». Это уже второе издание (1978 г.). В этой книге Жуков не упоминается ни разу! Но зато на совещании, посвященном подведению итогов форсирования Днепра и боям на плацдарме, Калашников пишет: «С особым вниманием слушал я выступление полковника Л. И. Брежнева... Два дня я провел в гостях у командиров, политработников, сержантов и солдат 16-й армии, у начальника ее политотдела полковника Л. И. Брежнева. Это была действительно полезная встреча, полезный обмен мыслями...»

Ну а начальник Главного политического управления Голиков, за какие-то заслуги возведенный в маршалы, пишет еще более крупно: «На правом берегу Днепра противник возвел мощные укрепления и надеялся отсиживаться за широкой плотной преградой. Все мосты через Днепр гитлеровцы взорвали. Но разве могло что-либо остановить могучий наступательный порыв советских воинов! к Осеняемые победоносным знаменем великого Ленина, ведомые гениальным полководцем Сталиным, советские войны, закаленные в боях, ломали все преграды». Это писалось в 1952 году, еще при жизни Сталина. Ну и о Жукове, разумеется, ни одного слова.

Жуков между тем продолжал руководить действиями войск. Писал ежедневные, кроме телефонных звонков, докладные Верховному Главнокомандующему. Вот одно из них от 9 февраля: «По показаниям пленных за период боев в окружении войска противника понесли большие потери. В настоящее время среди солдат и офицеров чувствуется растерянность, доходящая в некоторых случаях до паники. По данным разведки, окруженный противник сосредоточил главные силы в районе (дальше перечисляется много населенных пунктов).