Как уже рассказано выше, Жуков реабилитировал себя тем, что провел сложную перегруппировку на Лютежский плацдарм и вскоре Киев был освобожден.
Ну а теперь пора нам вернуться на правый берег Днепра, где продолжаются сражения на больших уже стратегических плацдармах.
О том, в каком напряжении работал Жуков, мне кажется, хорошо рассказывает шофер Бучин:
— Только наладил дело маршал у Конева под Кировоградом, а тут опять по радио срочное сообщение: у Ватутина беда, надо побыстрее туда возвращаться. На этот раз Жуков полетел на самолете, а мы те же 500 километров своими задницами отстукали. — Бучин засмеялся. — Пока он Коневу помогал, немцы со стороны Житомира ударили, хотели Киев отбить. Но не те времена, у Жукова в распоряжении были аж две танковые армии — первая и вторая. Как долбанули, более ста километров гнали фрицев и вернулись на подступы к Житомиру, Бердичеву и Белой Церкви. А тут очередной вызов в Москву. Полетели. Я почти всегда летал с маршалом, в Москве на аэродроме садился в наш «паккард», который пригоняли из гаража, и в Москве я возил Жукова по всем делам...
В этот приезд Жуков встретился в Москве с Василевским, который координировал действия 3-го и 4-го Украинских фронтов. Подвели итоги боев за лето 1943 года.
Жуков отметил: «Александр Михайлович выглядел усталым. Ему, как и мне, пришлось начиная с апреля почти непрерывно находиться в движении — то в полетах, то в поездках по фронтовым дорогам».
Наверное, у Жукова еще не прошли боли в теле от 500-километрового броска к Коневу, поэтому в первую очередь говорит не о фронтовой нервотрепке, а о дорогах, много пришлось ездить с апреля по декабрь в таких колоссальных сражениях!
«Обстановка в это время была довольно сложная, напряженная и изобиловала чрезвычайно острыми сменами больших успехов и досадных неудач. Все это, вместе взятое, плюс систематическое недосыпание, физическое и умственное перенапряжение особенно сказывались тогда, когда мы оказывались в Москве в тиши кабинетов, где неслышно было ни налетов авиации, ни артиллерийских обстрелов, ни тревожных докладов с опасных участков фронтов».
Не могу полностью согласиться с этим замечанием Жукова. Разрядка наступала в смысле тишины и смертельной опасности, но что касается нервного напряжения, то в кабинете Сталина оно едва ли снижалось. Здесь решались такие сложнейшие вопросы, что «мозгами шевелить» приходилось не менее энергично, чем на фронте.
На декабрьском совещании присутствовали почти все члены Государственного Комитета Обороны и многие руководители министерств, оборонных предприятий и крупные «хозяйственники». По вопросам экономики и военной промышленности сделал доклад Вознесенский. Сталин недавно возвратился с Тегеранской конференции, он коснулся вопросов международного порядка и об обещании союзников открыть второй фронт к 1 мая 1944 года, проинформировал о договоренности с руководителями союзных государств на послевоенное сотрудничество и о том, что обещал объявить войну Японии после разгрома Германии. Сталин подвел также итоги боевых действий 43-го года, сказав, что именно в этом году наши войска освободили больше половины территории, захваченной гитлеровцами в предыдущие два года войны. В ходе этих боев были полностью уничтожены 56 дивизий противника и 162 дивизии понесли потери, которые потребуют больших усилий и средств для их восстановления. Было уничтожено 7 тысяч танков противника, более 14 тысяч самолетов и 50 тысяч орудий и минометов. Наши же возможности за этот год возросли: наряду с боевыми действиями и теми потерями, которые мы несли на фронте, было сформировано 78 новых дивизий, 5 танковых армий, 37 танковых и механизированных корпусов, 80 отдельных танковых бригад, 149 отдельных танковых и самоходных артиллерийских полков, 6 артиллерийских корпусов, 26 артиллерийских дивизий, 7 гвардейских реактивных минометных дивизий и много других вспомогательных частей.
Жуков с большим удовлетворением слушал итоги, подводимые Сталиным, радовался, что в целом все-таки, несмотря на неудачи первого года войны, наше руководство смогло преодолеть почти катастрофический кризис. Как показал опыт на Западе — ни одно государство не выдержало даже более слабых ударов и рухнуло под натиском гитлеровских полчищ. А мы вот выдержали. И не только выдержали, а благодаря самоотверженному, предельному напряжению советских людей на фронте и в тылу разгромили столько сил врага, да еще и создали новые резервы для окончательного изгнания оккупантов с нашей земли.
Расширилось и даже в несколько раз увеличилось по количеству и по активности партизанское движение в тылу врага, действиями которых руководила та же Ставка, через штаб партизанского движения. Ширилась освободительная борьба в странах Европы. Поражения, которые гитлеровская армия потерпела на Восточном фронте в России, конечно же подорвали ее престиж и породили надежды на скорое освобождение у многих народов Европы.
Сталин изложил перемены в международных делах. Союзники высадились в Италии и вывели ее из войны. Растет сопротивление немцам во Франции, Югославии, Чехословакии. В самой Германии подходят к концу людские резервы, не хватает сырья для промышленности. Зреет понимание неизбежного поражения в войне. У нас, наоборот, появилась твердая уверенность в победе. Командные кадры армии и солдаты приобрели прекрасный опыт и умело ведут боевые действия, от растерянности первого года войны не осталось и следа.
Сталин сказал:
— Рузвельт на Тегеранской конференции дал твердое слово открыть широкие действия во Франции в 1944 году. Думаю, что он слово сдержит. Ну а если не сдержит, у нас хватит и своих сил добить гитлеровскую Германию...
После заседания Ставки Жуков несколько дней работал вместе с Василевским, корректируя планы на зимнюю кампанию 1944 года. В эти дни Сталин несколько раз приглашал Жукова на обед к себе на дачу в Кунцеве. Застолья эти, по сути дела, были продолжением работы, потому что в ходе их обсуждались предстоящие операции.
Завершив работу в Генштабе, Жуков вылетел для корректирования действий 1-го Украинского (Ватутин) и 2-го Украинского (Конев) фронтов по завершению освобождения Правобережной Украины.
Жуков дарит Коневу маршальские погоны
После захвата стратегических плацдармов на западном берегу Днепра не прекращались крупные сражения. С нашей стороны — по закреплению этого успеха и расширению плацдармов для подготовки исходных рубежей дальнейших наступлений, а с другой стороны — Гитлер надеялся еще восстановить положение на «Восточном валу» по западному берегу Днепра.
Последней надеждой гитлеровского командования, и особенно самого фюрера, был Корсунь-Шевченковский выступ. На этом участке гитлеровские части: 1-я танковая армия и 8-я полевая армия — еще удерживали правый берег Днепра и довольно широкая полоса была в их руках. Две армии, немецкие армии не такие малочисленные по количеству дивизий, как наши, — две армии имели здесь девять пехотных дивизий, одну танковую, одну мотострелковую.
Для нашего командования этот выступ был как кость в горле, он не позволял спокойно развивать наступление дальше на запад в сторону границы, потому что с этого клина гитлеровцы могли в любой момент ударить под основание наших наступающих частей. Например, наступлением с Корсунь-Шевченковского выступа и с юга (там еще находилась целая группа армий вдоль берега Черного моря) могли отсечь крупную группировку или ударом с этого плацдарма на север при взаимодействии с армией «Центр» тоже могли причинить большие неприятности. Для гитлеровцев это был, как говорится, выступ последней надежды. И они действительно (мы об этом поговорим подробнее позже) готовили контрудар с целью восстановления своего «Восточного вала».
Жуков, как представитель Ставки, в это время координировал действия 1-го и 2-го Украинских фронтов. Он Конечно же отлично знал обстановку, соотношения сил и войск. 11 января он доложил Сталину свои соображения и план отсечения, окружения и ликвидации Корсунь-Шевченковской группировки, чтобы она не мешала дальнейшему освобождению Правобережной Украины.