Но стена вновь стала стеной камеры, и стражник протер глаза, кто знает, может, он вдруг прозрел. Петер Сербин понимал, что один ответ - это не волшебное заклинание, которое сделает слепых в слепом мире Райсенберга зрячими. Их нужно учить видеть, учить терпеливо, потому что снова кто-нибудь из них станет слепым, и долго еще люди будут верить в детскую сказочку про коварную змею с древа познания. И снова кто-нибудь из нас продаст оба своих глаза, чтобы проникнуть в замок нищего, и напишет книгу о вечном проклятии зрения и о блаженстве слепоты. И каждому из нас придется отдать один свой глаз слепому, чтобы тот прозрел. Горькой землей часто будет забит рот, и трудно будет выпрямить спину.
Тогда, конечно, станет известно, какую информацию получил ТРЕТИЙ от симпатичного спутника Яна Сербина, какие выводы сделал на основании этих данных его компьютер и какие указания дал в связи с этим ТРЕТИЙ: завладеть открытием и изолировать ученого.
Об этом стало известно еще до того, как самолет, в котором летел ТРЕТИЙ, набрал высоту; было принято решение любой ценой помешать тому, чтобы ТРЕТИЙ захватил Яна Сербина и завладел его открытием.
Конечно, напрашивались вопросы. Неужели такой человек, как Ян Сербин, не понимает, что он делает, давая ТРЕТЬЕМУ хоть один шанс? Можно ли, обладая могучим мозгом, вести себя с врагом столь наивно? И не в наивности ли сказывается свойственная гениям ограниченность, а гениальность подчиняется ли законам разума?
У одного из совещавшихся, немолодого человека с седыми волосами, тщательно зачесанными с висков на почти голый череп, возник перед глазами образ, может быть, до смешного примитивный: нормальное, разумное мышление он представил себе, как перевернутую миску, а гениальное, как такую же миску, но с трещинами. Он нарисовал в своем блокноте миску с множеством трещин, в которые просачивалась гениальность, изображенная им в виде пара, а сверху прикрыл ее другой, целой, - это был он и мы, защитники Яна Сербина.
Он вспомнил легенду о' создателе Черного Камня, его охраняли, а он ворчал, что ему не дают жить так, как ему хочется: "Еда кажется мне невкусной, когда кто-то все время смотрит мне в рот. Я не могу спокойно спать, когда знаю, что чужой человек слышит мой храп. Я не могу даже..." Он хотел сказать, что чувствует себя импотентом, потому что за ним постоянно наблюдают, но они не дали ему выговориться, погладили его по спине, похлопали - осторожно, кончиками пальцев, - по плечу: нет, упаси бог, сказали они, не думай о том, что тебя охраняют, думай лишь о том, что ты находишься в полной безопасности, как у Христа за пазухой.
Он попытался чувствовать себя как у Христа за пазухой, но увидел Лилит и, как сказано в старинных книгах, возлюбил ее. Он позабыл про то, что его охраняют, потому что видел только ее юбку, но, когда она наконец подняла юбку - это было на высоком лугу и кругом никого и ничего не было, - он вдруг понял, что здесь она охраняла его, и она - в юбке или без юбки - стала ему безразличнее, чем трава на этом лугу.
Он кинулся в город прочь от нее, крича, что они лишили его свободы, лишили возможности быть человеком и даже мужчиной. Он бушевал, он плевал на мраморный пол в Доме Высокого Совета. Они удрученно молчали и, когда он затих в изнеможении, попросили его подняться вместе с ними к Озеру Вечной Теплоты. С молчаливым безразличием он согласился.
Они шли по городу, по оживленным улицам, мимо университета, где студенты узнали его и хором приветствовали, мимо научной библиотеки, где стоял его бюст из мрамора; он не любил памятников живым, но и он был всего лишь человеком и принимал почести. Их путь лежал мимо шести одинаковых бассейнов с лазурной водой, бассейнов Радости и Свежести, посреди обширного парка с зелеными лужайками, цветочными клумбами, экзотическими кустарниками и искусно скомпонованными группами хвойных и лиственных деревьев.
Парк был открыт для всех жителей города, бассейны, разделенные цветной проволочной сеткой, были предназначены для шести "Размеров". Каждый взрослый житель города входил в одну из шести групп в соответствии со своим размером обуви, для краткости эти группы в повседневной жизни называли просто "Размеры". Это деление, над которым одни посмеивались, другие считали доброй традицией, было пережитком тех давно ушедших в прошлое времен, когда в этом городе были богатые и бедные, оливковые деревья принадлежали не тем, кто собирал оливы, а те, кому они принадлежали, не гнули спину на сборе олив.
У этих шести "Размеров" были не только различные бассейны Радости и Свежести, но и различные морские пляжи с одинаковым песком и одинаковой водой. Каждый "Размер" был прикреплен, хотя и чисто символически, к определенному магазину, аптеке, больнице, теннисному корту - этот вид спорта был особенно популярен в городе - и, наконец, каждому "Размеру" отводился специальный участок за пределами города, где в теплое время года жители ставили палатки. Если заключившие брак принадлежали к разным "Размерам", они могли по желанию выбрать группу мужа или жены. Это иногда приводило к тому, что особенно холодные и расчетливые люди подбирали себе супругов среди малочисленных, самых больших или самых маленьких "Размеров", потому что все обслуживавшие их учреждения и магазины были гораздо менее переполнены, чем те, которыми пользовались люди с нормальными ногами. Вот и теперь в первом и шестом бассейнах Радости и Свежести было совсем мало народу, люди там плавали свободно, в то время как в других кишмя кишели купальщики. Зато и радости там было больше, во всяком случае, она была заметнее.
Казалось, члены Высокого Совета специально шли по тем улицам города, которые напоминали об Озере Вечной Теплоты; дома на этих улицах были без дымящих труб, а фабричные кварталы не были покрыты грязью и копотью. Они прошли через широкую зону огромных теплиц, скотоводческих и земледельческих ферм, к которым примыкали плантации фруктовых и оливковых деревьев.
За последним оливковым деревом начиналась голая, каменистая пустыня. Никто из Высокого Совета не стал объяснять, что город превратился бы в пустыню, если бы не Озеро Вечной Теплоты, - ученый знал это так же хорошо, как и все.
Озеро лежало вблизи горной цепи, с самых высоких вершин которой языками сползали ледники. На месте озера раньше был огромный каменный кратер, на дне которого весной, до первого летнего месяца, скапливались талые воды, уровень их поднимался настолько, что достигал порой взрослому человеку до подбородка.
Теперь же кратер до краев был наполнен горячей водой изумрудного цвета, такой прозрачной, что видно было дно.
На дне в огромной широкой и плоской чаше из свинца лежал Черный Камень.
Пришедшие молча ждали, когда Черный Камень выдохнет, его дыхание образовывало девятьсот расходившихся кругами волн, они постепенно поднимались со дна, равномерно распространяясь во все стороны. Когда последняя волна достигала поверхности, клокочущая вода доходила до ледника почти двухкилометровой ширины и то же самое количество воды, которое поступало через автоматически действующую систему труб со дна озера в город, вливалось ледяным потоком сверху в озеро.
Кто-то назвал Озеро Вечной Теплоты сердцем города. Это не было ошибкой, хотя на самом деле Черный Камень создал само озеро и подогрел его.
Никто, кроме ученого, не знал секрета дышащего Камня. Он говорил, что нашел этот Камень - нашел или создал, - но он один знал секрет его происхождения и придумал, как использовать его страшное дыхание на пользу городу, только у него хранился ключ от свинцовой пещеры, где был спрятан запасной Камень.
Члены Высокого Совета попросили отломить от него небольшой кусочек. Выполняя их желание, он принес на свинцовой тарелке маленький кусочек - не больше кончика пальца - и поставил тарелку под нависающий каменный утес высотой в человеческий рост. Почти в то же мгновение утес начал таять. Вместе с дымящимся каменным потоком этот черный осколочек (на воздухе его дыхание было незаметно) устремился в озеро. Поток застыл, а осколочек все быстрее и быстрее погружался на дно к Черному Камню и соединился с ним.