— Как ты спал, Лука?
— Да так…
— Ступай в госпиталь, проведай отца.
— А меня пустят?
— Наверно… Если не пустят, то, во всяком случае, скажут, как он.
— Пойду непременно. После уроков.
— Пойду… пойду, — почему-то повторил Андукапар, уронил голову на левое плечо и с улыбкой пристально поглядел на Луку. Через некоторое время улыбка незаметно исчезла, и лицом снова завладела привычная гримаса боли. — Ты слышал, Иза убежала из дома?
— Иза?
— Оставила записку… Не ищите, пишет, меня…
— Что говорит дядя Ладо?
— Спроси… Вот он стоит во дворе… — Лука выглянул во двор. Дядя Ладо в самом деле стоял под липой. Взгляд Луки невольно скользнул на первый этаж. Коротышка Рубен покуривал, облокотясь на перила. На его голове красовалась неизменная огромная кепка. Глубоко задумавшийся Рубен безмятежно попыхивал папиросой. После ночного происшествия Лука был твердо уверен, что Рубен бежал от карающей руки правосудия и теперь сидит, забившись в какую-нибудь щель. Поэтому он никак не ожидал увидеть его здесь и, не поверив собственным глазам, вздрогнул и растерянно поглядел на Андукапара. Может, Богдана ошиблась, может, Коротышка Рубен не стрелял в Гоги Джорджадзе?
— Что с тобой, Лука? Коротышку увидел?
— Да… Коротышка Рубен стоит на балконе.
— А что ты думал?
— Не знаю…
— Что-то происходит с людьми, Лука, и я не могу понять что!
— Я пойду, — сказал Лука, — пойду в школу.
Но он сразу понял, что ему очень трудно будет спуститься во двор, пока Коротышка Рубен, покуривая, стоит на балконе. Но и здесь он не мог больше оставаться, муки Андукапара заставляли его страдать, и он стремился поскорее покинуть этого человека, чья близость еще вчера или позавчера была ему дороже всего на свете.
— Ступай, Лука, а то опоздаешь, ступай…
Лука нехотя направился к галерее, вынес портфель и замешкался возле лестницы.
— Человек неблагодарен по своей природе, — услышал он голос Андукапара. — Неблагодарным он приходит в этот мир… И таким же неблагодарным возвращается в небытие…
Сознание Луки напряглось. Почему-то он подумал, что эти слова были ему очень знакомы и имели к нему прямое отношение. Он попытался вспомнить, откуда он знал эти слова или где услышал их впервые, но зря мучился, никак не мог вспомнить. Сунув портфель под мышку, Лука бегом спустился по лестнице, бегом пересек двор, низко опустив голову, чтобы не видеть Коротышку Рубена, но, когда он подошел к липе, его остановил дядя Ладо.
— Как твой отец? — спросил он.
— Не знаю, дядя Ладо, сегодня пойду и все узнаю.
— Что же это происходит, люди добрые, так и свихнуться немудрено! — Дядя Ладо выглядел каким-то сломленным и разбитым.
Кура за эти дни настолько поднялась, что волны ее почти достигали двора. Лука только сейчас это заметил. Река несла свои мутные воды, большая и сильная, до краев наполняла русло.
Дядя Ладо привязал свою плоскодонку к липе. В лодке валялось одно весло и шест с железным наконечником. Лодка поднималась и опускалась на волнах, качалась, колебалась, терлась бортом о кирпичную стену.
Лука только сейчас заметил, что под липой уже не было скамеек и стола. Дядя Ладо сказал:
— Видно, нынешней зимой кому-то не хватило дров…
Луке очень хотелось узнать, что с Изой, но спрашивать он не решался.
— Вечером зайди ко мне, скажи, как отец.
— Скажу непременно, дядя Ладо.
— Пусть никто не думает, что этот мир и вправду соломой крыт.
— Не знаю…
— Иди, Лука, иди, опоздаешь…
Лука и сам хорошо знал, что опаздывает, но боялся повернуться; за его спиной на балконе первого этажа стоял Коротышка Рубен. Лука все же повернулся и, опустив голову, сделал несколько шагов. Он даже не взглянул туда, но почему-то понял, что Рубена там уже не было. Однако отсутствие Рубена не принесло Луке облегчения. Напротив, он ощутил раздражение и весь затрясся. Сердце колотилось с такой силой, словно собиралось выскочить из грудной клетки.
«Какие странные глаза у Богданы, — думал Лука по дороге, — она видит ночью так же, как днем. Если бы не Богдана, никто бы, наверно, так и не узнал, кто стрелял в отца… А может, лучше было, раз отец остался жив, совсем не говорить, совсем не открывать этой тайны!..»
Луке даже на минутку не хотелось представлять себе, что произойдет в их дворе в день выписки отца из госпиталя… Ну, а вдруг Богдана видит ночью не так хорошо, как днем, вдруг она перепутала в темноте, не разобралась? Тем более что во двор она смотрела с высоты второго этажа, да еще во тьме.
Эти мысли вконец расстроили Луку. Теперь он уже не дрожал, и сердце больше не билось так сильно. Им овладела тоска, все казалось одинаково скучным и постылым. Он находился словно в тумане и брел сквозь туман, ничего не замечая и не интересуясь, что вокруг происходит.
У входа в школьное здание он столкнулся с учителем географии, который одновременно был и заведующим учебной частью.
— Джорджадзе, — строго окрикнул его завуч, — идем со мной!
Лука покорно последовал за учителем. В другое время сердце у него ушло бы в пятки от такого грозного тона, но сейчас он был настолько отчужден от внешнего мира, что испуг не задевал его дознания.
— Джорджадзе, на что похоже твое поведение? До каких пор мы будем терпеть твою распущенность?! — возмущенно начал завуч, едва успев войти в кабинет.
Лука стоял как немой, бессмысленно уставившись в глаза учителю.
— Почему ты опоздал на урок?
Лука и теперь промолчал.
— Ступай сейчас же домой и приведи родителей!
— Я никого не могу привести, — наконец выдавил из себя Лука.
— Что это значит? Как это не можешь привести?
— Отец лежит в госпитале.
— Ну, приведи мать.
— Мать… Я не знаю, где моя мать, она без вести пропала.
— Кого ты обманываешь, Джорджадзе?! Ступай сейчас же и приведи кого хочешь. У тебя больше всех прогулов в классе. Знай, если не приведешь родителей, я оставлю тебя на второй год! Теперь иди, бесстыдник, ступай!
Прозвенел знакомый звонок.
Выйдя из кабинета завуча, Лука пошел по длинному коридору. В коридор уже высыпали ученики, и там стоял веселый гомон. Лука заметил Маико, заметил и то, что она увидела его. Он думал, что Маико подойдет к нему, но Маико повернулась и побежала по лестнице.
С портфелем под мышкой Лука один шел по улице и думал: хорошо, что меня выгнали из школы, все равно я не смог бы высидеть на уроках. Но и завуч тоже хорош, вместо одного урока заставил меня пропустить все четыре!
Возле своей бывшей школы Лука остановился. Сказал солдату, что здесь лежит его отец и что он хочет его повидать. Солдат спросил фамилию и имя отца и вошел в здание. Через некоторое время он вернулся и сказал:
— Я позвонил дежурному, никакого майора Джорджадзе здесь нет.
— Не может быть, — уверял Лука, — его привезли сюда вчера ночью.
Солдат не поленился вернуться в госпиталь, через несколько минут появился опять и повторил то же самое. Лука растерялся, он уже не знал, что делать, как поступить. Разве мог военный патруль сказать неправду? Зачем им понадобилось врать? Может, просто ошиблись? Но Лука хорошо помнил, что сказал вчера военный патруль, помнил и слова Андукапара: «Его отвезли в твою бывшую школу».
А бывшая школа Луки здесь.
Задумавшись, Лука шел вдоль железной ограды. «Вечером приду сюда вместе с Богданой и все выясню», — успокаивал он себя.
Дойдя до угла, он вспомнил, что Богдана просила узнать его, существует ли на самом деле Мтвариса. Лука был уверен, что ворота заперты, но, несмотря на это, все же повернул к сумасшедшему дому: попытка — не пытка.
Его совсем туда не тянуло, он шел так, на всякий случай, чтобы выполнить долг перед Богданой и Андукапаром. Бредя по неровной улице, он снова думал об отце. Вспомнил нынешнюю ночь, жуткий треск пальбы, освещенное светом фонаря залитое потом лицо, искаженное болью. Может, отцу плохо и от меня хотят скрыть, — царапнул по сердцу страх, он остановился и оглянулся назад.