Яницын приводит их в порядок: а то потом и сам черт в них голову сломит. Свершилось невероятное: он дома и не озирается по сторонам. В соседней комнате мирно хлопочет мать, дорогая старенькая мама. Летает стрелой: сын вернулся! Близко, за окном, разрывается от усердия петька-петух: кукареку! — и никаких гвоздей. «Апрель? В апреле восемнадцатого года я встретил в школе у Сережи Аленушку Смирнову. Прошло ровно два года, за два года сказано два слова: „Здравствуйте!“ и „Прощайте!“ Рохля ты, рохля, Вадим! Эх! Не в рохле тут дело: чужая жена — и скован по рукам и ногам цепями товарищества. Товарищ. Партизан. А главное — товарищ! Выше себя не перепрыгнешь».

Он временами и не думал о ней, не вспоминал: никчемно мало было связывающих нитей. «Надо же ухитриться: пролежал с воспалением легких больше месяца — и ни одним словом не обменялись; придет она поздно, уйдет рано. И все-таки, убей меня бог, она хотела тогда что-то сказать. Что? Не обманывай себя, Вадим: жива, жива память о ней, прочно гнездится милый образ гордой и кроткой женщины. Пушистая шапка золотых волос, выбились локоны из-под легкого, наброшенного на ходу платка, печальный взгляд, прикушенная губа. Моя хорошая. Найденыш мой ненаглядный…»

Пересилил себя: сортировал листки — подбирал в хронологическом порядке значительные происшествия и события последних месяцев.

Январь двадцатого года ознаменован огромным размахом народного восстания против обанкротившегося властителя — «верховного правителя» Колчака: рост партизанского движения, восстания в городах, на заводах, шахтах, рудниках, разложение колчаковской армии. Распад. Распад.

О «нейтралитете» заговорили не только американцы, англичане, французы, чехи, но даже японцы бормочут нечто невнятное о невмешательстве. Трещит, трещит интервентская машина — уходит за Байкал! Господа интервенты, «пять союзных флагов», охраняли бежавшего из Омска Колчака вплоть до Иркутска. И «пять союзных флагов» оказались бессильны, бессильны! «Верховного правителя» и его присных сначала упрятали в тюрьму, а в начале февраля Революционный комитет, взявший на себя власть в Иркутске, расстрелял Колчака и главу его правительства Пепеляева.

Тяжелы, могучи еще льды, сковавшие наш край, но начался уже ледоход-ледолом, и нет сил, способных его остановить. Да будет так!

В России красные войска на фронтах громят Антанту, проваливается с позором второй ее поход. На подступах к Ленинграду разбит Юденич. Ликвидирован Северный фронт: разбиты, изгнаны англо-американские войска. На юге Красная Армия домолачивает Деникина.

Вадим представил грандиозную картину сражений с бело-интервентами в России и на Дальнем Востоке. Только народ-великан, народ — строитель и труженик может вынести подобные бои, разруху, голод, болезни. Страницу за страницей перелистывал Вадим летопись дней великой страны, его родины, России, и утраченные было мир и спокойствие возвращались к нему. Вспомнились дорогие с детства строки народного поэта:

«Так, кажется?.. Работы хватит на всю ночь. Пойду покурю и скажу маме ласковое слово: она так исстрадалась, бедная. „Хуже нет, Вадимка, когда человек один как сыч. Правда, я без народа не жила. Соседи навещают. Часто забегает Надежда Андреевна. Ты, Вадимка, к ним зайди, ребята исторкались, о тебе спрашивают. Да и старших тебе надо поблагодарить: спасли тебя от сыщика. Особо тошнехонько вечерами бывало: здоров ли? жив ли? сыт ли? не изобижен ли лиходеями? И все жду: не стукнешь ли в ставню? Не забывал: заходили от тебя — подавал весть, а все равно тянулась тебя обнять, прижать к себе сына…“ Мама, моя мама! Трудную судьбу на старости лет уготовил тебе сын…»

— Вадимка! Иди ужинать, — нежен, заботлив голос матери.

У Марьи Ивановны все как положено: завтрак, обед, ужин; не беда, что одно блюдо и к завтраку, и к обеду, и к ужину — мороженая картошка. С хлебом в городе туго, с деньгами того хуже. Рыбы кеты не запасла в зиму мать — не на что было купить. Как она не умерла с голоду?

Соседка продавала старые тряпки, обувь — тем и жила. Спасибо, выручила Надежда Андреевна — раздобыла в селе Красная речка мороженой картошки. Надюша — артельный, безотказной доброты человек: соседки бегут к ней и хлеба занять, и молока бутылку, и кружку крупы. У самой-то туго-круто, но никогда не откажет. И за столом всегда лишний человек — несытый приятель мужа, соседка, у которой живот подвело, приятель сына с голодным блеском глаз, девчонка — подружка дочери, — видно, как у нее слюнки текут, — и режет Надежда Андреевна ковригу хлеба не только на семью — всегда отрежет краюху загодя, для захожего человека с пустым, урчащим от голодухи брюхом. Себе — самый тонкий ломоть.

Поговорили они о хорошем человеке — Надежде Андреевне — и будто крепче насытились, лучше согрелись.

— Ну, мама, у меня уйма дел — пойду! — Поцеловал морщинистую щеку, поцеловал морщинистую руку: «Старенькая! Мама, моя мама!»

Она проводила взглядом. «Ладный, статный, только больно сухопарый сын. Оженить бы. Сколько будет в старых девках ходить? Может, образуется все, придет мир, покачаю внуков? Дождешься! Так и будет хороводиться с мирскими делами — все его касаемо! Из Владивостока недавно приезжали партийные представители — Вадимка и с ними хороводился. Спросила: „Тебе все больше других надо?“ — осерчала: ночь не спал, вернулся утром как изжеванный. Посмотрел с упреком, ответил: „Надо, мама! Сергей Лазо и Губельман — коммунисты Владивостока — давали мне инструкции, партийные поручения…“ Сын мой, сын! Нет тебе покоя!»

До поздней ночи просидел за столом Вадим. Работа близилась к концу. Достал февральскую запись: Лазо и Губельман — руководители вооруженного восстания революционных сил Приморья против ставленника Колчака генерала Розанова — говорили по прямому проводу с Благовещенском. Дальневосточный комитет коммунистов возглавил объединение партизан области и руководил подготовкой переворота. Вчитывался в протокольную запись разговора по прямому проводу:

«Двадцать пятого января комитет принял постановление вести переворот под лозунгом перехода власти областному земству. Наша задача заключается свергнуть власть Розанова, не вызывая вмешательства союзников. Задача удалась. 26 совершен переворот Никольске. 31 Владивостоке. Революционное движение быстро распространилось на всю область. Областное земство смотрит на свою власть как на власть временную, способствующую безболезненному воссоединению Советской Россией… Считаем положение весьма серьезным. Победы нет, только заняли первые позиции. Перед Японией два выхода: первое — добровольно уйти, второе — оккупировать край… Положение с японцами не так просто, как это кажется вам, и международное положение сулит много сюрпризов. Сейчас японцы лихорадочно укрепляют Владивосток. За последние две недели туда прибыло много новых частей всех родов оружия… Партизанские отряды и революционные войска на Дальнем Востоке не сложат своего оружия до тех пор, пока не восторжествует власть Советов и мы не объединимся с Великой единой Советской Россией…»

Да! Надо провести с партизанами беседы — объяснить, почему большевикам приходится маневрировать, почему нельзя провозгласить советские лозунги, почему приходится говорить о временной передаче власти Приморской областной земской управе — власти, уже признанной советским правительством.

Командующий белогвардейскими войсками Приамурского военного округа генерал-лейтенант Розанов с группой офицеров и гардемаринов сбежал из Владивостока на крейсере «Орел». Скатертью им дорожка!

В настоящее время главный враг — самураи, императорская Япония! Неужели опять пойдут на выступление? Да, дела. Выбора у них нет: или отказаться, как американцы, от авантюры и уйти восвояси, или пойти ва-банк. Фактически на сегодня все интервенты, кроме Японии, из игры вышли. В Восточном Забайкалье — в Чите — еще хозяйничает Семенов. Наш Дальний Восток не может воссоединиться с Советской Россией из-за бандита Семенова, которому покровительствует и которого снабжает Япония. Семенов в Забайкалье как чирей. Если Япония выступит, то осуществит свою мечту: установит в Приморье власть своего ставленника, мерзкого предателя Семенова, а фактически оккупирует край…