Кажется, у меня в запасе оставались кукурузные хлопья. Но что-то после плотного завтрака совсем не хочется есть. Проматывая каналы по телевизору, опять же не нахожу ничего стоящего. Откидываюсь на кровать и лежу, болтая ногами. Под звуки какой-то русской телепрограммы проходят минуты, превращающиеся в подобие часа, который я просто просидела в этом тесном пространстве. Сейчас бы в школу! Хоть куда! Лишь бы не быть в одиночестве.

Словно слыша мой мысленный призыв, в комнату вбегает Марго.

— Нам нужна твоя помощь в съёмке одной фотки!

— Что? — я шокировано сажусь, вначале не понимая, где я, и что происходит. Когда до меня доходит, мой голос принимает слишком высокие ноты, — Вы что снимаете? Мы же договаривались сделать это вместе!

Блондиночка закатывает глаза.

— Как будто они стали бы нам помогать!

— Стали бы! — я уже на ногах и чувствую себя, как кошка, защищающая своих котят, — Они вам доверились! Мы же один коллектив! А как же речи о том, что групповые рамки всем мешают? Мы думали, как их отменить, а, может, просто надо было понять, кто их ставит?

— Успокойся, Лиз! — улыбается Марго, — Мы сняли всего одну фотографию, а ты поможешь нам со второй! Поверь, девчонки будут даже рады, что мы сделали некоторую работу за них. Тем более, там много народа и не требуется.

Я выдыхаю и некоторое время молчу.

— Надевай купальник.

— Что? — переспрашиваю я.

— Надевай, а я пока объясню, — говорит Ропотова, садясь на кровать. Не будем терять время.

Я сдаюсь и достаю купальник со дна рюкзака.

— Весь одевать?

— Только верх.

Марго отворачивается, чтобы не стеснять меня, и начинает говорить.

— Мы сняли «Каникулы Банифация», где львом была тётя Надя. Идеально, не правда ли, с её-то ярко-рыжей кудрявой шевелюрой!

— Ага, — соглашаюсь я, — Но я же видела её, Киру и Анну Вячеславовну загорающими!

— Пожалуй, ты слишком долго не выходила из комнаты! Но не волнуйся, они там с раннего утра и уже успели отлежать бока на камнях.

— Но какой толк загорать утром? — смеюсь я.

— Зря смеёшься, в это время самое палящее солнце. Вспомни, как мы репетировали на стадионе по утрам! Жуть! Ну, так возвращаясь к прошлой теме, сейчас мы хотим сделать «С миру по нитке».

— Вы наконец-то придумали, что с этим можно сделать? — недоверчиво спрашиваю я, стоя уже одетая.

— Увидишь.

Марго тащит меня за собой. Что-то мне страшновато.

***

— Твоя задача, — объясняет Кира, — заключается в том, чтобы быть манекеном. Ты стоишь в какой-нибудь позе, а мы вчетвером протягиваем тебе разные вещи отовсюду.

— Не поняла.

Я морщу нос. Как всё это сложно.

— Попробуй сопоставить то, что я сказала с названием фото.

До меня доходит, и я киваю, мол, понятно. «С миру по нитке». Будто я забираю частичку чего-то у каждого.

Замечаю взгляд Юлианы. Если Кира и остальные смирились насчёт меня, то вот, кто действительно считает меня полнейшей дурой, так это она. Смущённо отвожу глаза.

Встаю и тянусь руками к куртке Марго и к самовару, протянутому Давильевой, а остальные по-прежнему протягивают мне своё хозяйство: балетки, телефон, пиалушку от «Чаёвниц» и прочее.

Пара щелчков и готово. Снимать всё это в холле, где ещё вчера мы репетировали номера, не очень уютно. Особенно мне, стоящей в коротких шортах и лифе от купальника. Здесь дует, и моё тело успевает покрыться мурашками.

— Готово, — говорит Анна Вячеславовна, — Теперь можете пока отдохнуть.

Она и остальные загорающие действительно немного красноватые. Такими темпами они могут успеть стать наполовину мулаточками до отъезда. Было бы мне ещё с кем загорать, да и когда!

Возвращаюсь в номер, а моих соседок всё ещё нет. Так дело не пойдёт! Судя по времени, я предполагаю, где они могут быть!

Глава 15. Мёртвые души

Путь до сцены пролегает без особых происшествий. Разве что я едва не сворачиваю шею, спускаясь по ступеням моста через железную дорогу. Запомните: никогда не бегите по узким кафельным ступенькам в балетках, которые скользят даже на обычном сухом асфальте! Спасибо, что ноги целы! Они мне завтра нужны как никогда.

Заходя внутрь, иду тем же путём, что и на визитку. На входе стоит бар с вывесками: «Свежо-выжатые соки», «Фруктовый снег» и прочее. Людям явно есть, куда девать энтузиазм, но здесь его мало кто может заметить. Само помещение напоминает вечерний праздничный зал. У стены стоят кожаные диваны, а по стенам развешаны огни гирлянд. Помещение не такое большое, чтобы проводить какие-то массовые мероприятия. Возможно, этот зал предназначен для мелких встреч.

У двери в зрительный зал меня останавливает женщина в форменной одежде.

— Туда нельзя.

— Но я пришла посмотреть! Там должны выступать мои знакомые!

Неужели из-за крохотного опоздания меня не пустят? Теперь Алина будет злорадствовать, и тогда я не смогу проживать в нашей комнате остатки Сочинских дней.

— Сейчас закончится номер, и вы сможете войти. А пока ждите. Выступающие не должны отвлекаться.

Я киваю. Так бы сразу и сказала! Я-то уже представила, какие словечки подбирала бы Красова, чтобы посмеяться. Иногда я сомневаюсь, что в ней живёт только один человек, такой разной она бывает.

Через минуту вхожу в тёмный зрительный зал. От непривычных потёмок не различаю спуска вниз и зрительные места. Просто темнота и сцена вдали. Моргаю и жду, когда приду в норму.

Объявляют какую-то девочку, которая выходит на сцену в красивом голубом платье и начинает рассказывать с выражением длинное стихотворение о войне. Я пропускаю его мимо ушей. Сейчас мне нужно найти подруг и сесть.

Уже различаю силуэты кресел. Оказывается, в зале лишь единицы человек. Странно. Я думала, народу будет хотя бы на пол зала, как на танцевальных или вокальных конкурсах, не меньше. Потихоньку спускаюсь вниз, старательно всматриваясь в лица сидящих. Это продолжается всего несколько рядов, пока не узнаю профиль Мулюшки.

— Эй! — шепчу я.

— О, это ты, Лиз, что ли? — с радостью в голосе шепчет в ответ Даша, — Думала, ты уже не придёшь.

Я бы присела к ней, но Алина с Верой сидят за Мулюкиной и не хотят двигаться. Вот же ленивые задницы!

— Пошли на другой ряд? — предлагаю подруге. Не стоять же мне здесь вечность.

Даша мешкает недолго, но встаёт, и мы располагаемся позади наших девочек.

— Где вы были? — возмущённо спрашиваю я.

— В комнате у мальчиков. Представляешь, они живут по двое!

Я косо поглядываю на подругу:

— Издеваетесь? Уже до их комнаты добрались?

Она не отвечает, лишь морщит нос.

Мы смотрим выступления одно за другим, но пока выступают лишь одиночки со стихами или прозой. Некоторые пробирают меня до слёз или дрожи. Не думала, что слова могут так растрогать. Хотя бывало уже, что я плакала на фильмах, например на «Хатико».

В какой-то момент я просто озадачиваюсь, неужели театралы тоже будут так выходить по одному? Это всё? Ради этого они ехали сюда? Разве коллектив не должен выступать совместно?

— Сейчас другой блок, — поясняет Мулюшка, — У них тоже есть разделения, как и у нас.

Теперь всё понятно. Пытаюсь отвлечься на выступление девочки, рассказывающей историю о чайном пакетике. Кажется, ожидание будет более долгим, чем я предполагала.

***

После окончания этого блока жюри делают перерыв в 15 минут и куда-то уходят. В зрительном зале включают свет, и теперь мои глаза должны отвыкать от темноты, к которой я с таким трудом приучалась.

Вера и Алина пересаживаются к нам. Даже не думаю двигаться со своего места, поэтому они проходят вглубь кресел, огибая наши колени.

— Ну, как вам выступления малышей?

Оборачиваюсь на знакомый голос. Костя, облокотившись на кресло Даши, улыбается своей фирменной улыбкой. Если он только что подошёл, то почему именно к нам. Через ряд от нас сзади есть замечательная группа его друзей. А если он тут сидел всё это время… Боже! Я же постоянно расспрашивала Мулюкину о театралах. Надеюсь, он ничего не слышал.