Каторжник: …а некто Либутти сопроводить ее к врачу не счел нужным. Угадал?
Пассони: — Если охранник проявляет усердие, его обвиняют в том, что он шпионит. Если относится спустя рукава…
Дзанотти: — Выводы сделаем потом. А пока будем придерживаться фактов. Кто из вас видел упомянутую… Колли Марианну, когда она входила в цех «Г-3»? Кто может рассказать, что было потом? Только, пожалуйста, просите слова! Не все сразу, по очереди. И говорите короче. Мы обязаны написать отчет, а не роман.
Маркантонио (подняв руку): — Я видел, как она входила, и подумал…
Дзанотти: — Что ты подумал, не имеет значения. Как она вошла?
Сантина: — Что значит — как? На своих ногах. Подошла к Сильвии, а та обозвала ее свиньей.
Маркантонио: — Первым делом она направилась к раздевалке. Но, подойдя к двери, повернулась на сто воседльдесят градусов и застыла на месте, уставившись на часы. Постояла-постояла и пошла к выходу. Потом снова передумала, подошла к часам и отметилась.
Дзанотти: — Из имеющихся у меня документов видно, что она не отмечалась. Но это не важно. Нам даже невыгодно концентрировать внимание на некоторых подробностях…
Мариани: — Нет уж, давайте искать правду, а не выгоду…
Гуцци: — Я за вами не поспеваю… Не так быстро, пожалуйста! И пояснее.
Дзанотти: —…Поскольку дирекция будет строить свою защиту на предположении, которое будет для нее наиболее удобным…
Пассони: — Э, нет! Ты же сам велел оставить комментарии на конец! Если ты на ходу перестроился, то я, со своей стороны…
Маркантонио: — Дайте же мне договорить, что было дальше! Я видел, как она отправилась к конторке Бонци.
Гуцци: — А кто это?
Сантина: — Да Котенок, которого Гавацци приняла было за порядочного человека.
Маркантонио: — Это молодой специалист; несколько месяцев назад он пришел на место старика Берти, который недавно умер. Но тогда Берти еще был жив, его услали на «Свалку» — повздорил из-за «Авангарда» с помощников начальника цеха Рибакки, а того вроде…
Гуцци: — Прошу вас, помедленнее! И по порядку, пожалуйста! Этот прежний помощник начальника цеха имеет какое-нибудь отношение к «Авангарду»?
Сильвия: — Я отвечу, как ответила бы Гавацци: к истории с «Авангардом» он имеет такое же отношение, как Понтий Пилат — к страстям господним. Точь-в-точь.
Дзанотти: — Ну ладно, давайте ближе к делу.
Маркантонио: — По-видимому, Марианна обнаружила, что Бонци нет на месте. Он уже сидел за столом Рибакки и задавал вопросы новой девушке, стоявшей напротив него. По правде говоря, мы ждали трех. Но Марианна была не в курсе дела, она десять дней пролежала больная, и никто из нас не знал ее адреса, вернее, никому из нас не пришло в голову ее навестить. Не знаю, чем она болела, знаю только (я видел ее вблизи), что она была сама не своя, взгляд напряженный…
Дзанотти: — Дальше, дальше!! Заметив, в каком она состоянии, что ты сделал?
Маркантонио: — Ничего. Ничего я не сделал.
Сильвия (вступаясь за мужа): — Никто ничего не сделал!
Маркантонио: — Мне надо было сгрузить катушки возле «Бронделя» для Брамбиллоне. Ведь так, Брамбиллоне?
— Да. Для моего «Бронделя».
— Я и подумал: сначала отвезу катушки…
Гуцци (подражая Дзанотти): — Факты, факты!
Сантина: — Тогда-то она и отправилась к Сильвии, а та обругала ее свиньей.
Амелия: — Вернее всего, она искала… одного рабочего, жениха своего… Хоть они и поссорились…
Сантина: — Да что ты говоришь! Я своими глазами их видела вместе после похорон Берти, уже много спустя после того, как она обозвала его «деревенщиной». Мы-то думали, у них все кончено, а оказывается…
Амелия (стараясь перекричать): — …Но этот рабочий перевелся в другой цех. Так что Марианна, когда вернулась после болезни, его уже не застала… Его перевели, по-моему, в «Г-1».
Гуцци: — А он тут замешан? Надо мне эти личные дела заносить в протокол или нет?
Каторжник (то ли со вздохом, то ли с ухмылкой): — Бедняга Гуцци, если его обяжут протоколировать так называемые «личные дела», ему с протоколом не совладать, в противном случае получится не протокол, а железнодорожное расписание.
Сильвия: — Она ко мне действительно подходила. Вернее, она подошла к намотчицам, увидела, что место Гавацци пустует, и посмотрела на меня. Тут я и обозвала ее свиньей. Правда, в другой раз — на похоронах Берти — я с ней разговаривала иначе. Увидела, что Гавацци встала с ней рядом, и тоже подошла. По-моему, Гавацци уже тогда почуяла недоброе. К людям чуткость нужна…
(Дзанотти сначала порывается ее остановить, потом машет рукой — дескать, продолжай.)
— Чаще всего раздражаешься, применяешь нормы ходячей морали, меряешь всех одной меркой. Мы никогда не задаем себе вопроса, почему работница держится особняком? Может быть, не она нас сторонится, а мы ее изолировали?
Сантина: — Вы послушайте, что я вам скажу! Я Сильвию знаю, она сама ни за что не признается. После того как она обозвала Марианну свиньей, она вынула из кармана платок, чтобы никто не заметил, как она заплакала.
Сильвия: — Да! С досады: Гавацци — на «Свалке», а эта Марианна как на зло путается под ногами. Твердо не помню, но, кажется, в это время несколько машин уже остановилось.
Сантина: — Еще бы! Подоспел этот паршивый Котенок: привел новенькую. Такая потаскушка, скажу я вам…
Амелия: — Ой, простите… (Руки у нее дрожат, на лбу выступили капельки пота). — Сама не знаю, что со мной… Какой прекрасный предлог, чтобы улизнуть, — скажем, для такого, как Мариани, у которого всегда ровно на семь назначено неотложное дело. Но когда Дзанотти спросил, кто может проводить Амелию (ей совсем плохо, вот-вот потеряет сознание) и обратился к Ригуттини (его же ждут дома пятеро детей!), тот возразил:
— Мне сначала надо кое в чем разобраться. Вы говорите, Колли направилась к раздевалке, но остановилась у порога. Значит, она так и не переоделась, осталась в пальто?
Амелию пришлось провожать Сантине. Уже стоя в дверях. Сантина обернулась, чтобы ответить:
— Конечно. Если бы она успела переодеться, я бы ее не узнала, такая она стала страшная… Я ее только по котиковому воротнику и узнала!
Гуцци: — А ты, Инверницци, когда разгрузил катушки, вернулся к «Авангарду»?
Маркантонио: — Нет. Начали останавливаться «Брондели», потом некоторые «Фиаты», потом «Гумбольдты». Примерно половина всех машин остановилась. Но я отчетливо слышал, как «Авангард» набирал скорость. Скажи, Сильвия! Ты же знаешь.
Сильвия: — Я знаю не все, а только то, что видела. Марианна направилась к «Авангарду» — прямиком, не глядя по сторонам. Я подумала: неужели она не заметила, что там стоят другие «Авангарды», новые?
Гуцци: — О чем это ты? Не понимаю.
Сильвия: — Когда Марианна заболела, в цехе стоял только один «Авангард», на котором работала она. А когда она вернулась, их уже было четыре. Один рядом и еще два позади нее.
Пассони: — Значит, отказ от работы… Забастовка…
Ни Дзанотти, ни Гуцци, ни остальные наиболее сознательные этой темы касаться бы не стали. Во всяком случае, сейчас и в таком тоне.
Брамбиллоне (в лицо Пассони): — Давайте скажем все как есть! Когда Гавацци отправили на «Свалку», Внутренняя комиссия решила объявить перемежающуюся забастовку — начать должен был «Г-3». Надо навязать им дискуссию, заявили вы, не давая повода для оттяжек и репрессий. Но вышло иначе: мы еще не успели начать забастовку, а нам преподнесли новость в виде еще четырех «Авангардов».
Каторжник: — Иначе говоря, рабочим для того, чтобы объявить забастовку, потребовалось больше времени, нежели дирекции — установить машины весом в несколько десятков тонн каждая.
Брамбиллоне: — Тогда мы решили отсидеться, пока не выяснится, кого поставят к новым «Авангардам». Нам казалось, что наше решение правильное, что мы осудим разом и подлость, проделанную с Гавацци, которая угодила из-за «Авангарда» на «Свалку», и возмутительный факт найма трех работниц со стороны… Нет, все гораздо проще. Дело в том, что мы еще не оправились от удара по самолюбию, который получили еще тогда, когда пришла Марианна… которую вы называете Колли.