Мир начинает рушиться на части. Я пытаюсь вырваться, натягиваю ремни. Теперь я понимаю, что Риэлм имел в виду, когда мы увиделись в первый раз после того, как он передал мне таблетку. В какой-то момент я, должно быть, узнала, кто он такой. Он думал, я вспомнила.

— Нет! — кричу я, а в руки впиваются ремни. По щекам катятся слезы, в горрле першит. Я рыдаю — меня предали и мне так больно. Я царапаю кожу на руке о пряжку ремня, и по запястьям начинает течь кровь. Доктор Беккетт встает из-за стола и освобождает мне руки, но я не шевелюсь, только закрываю лицо руками и плачу.

— Риэлм, — стону я, — что ты наделал?

Мой лучший друг помог меня уничтожить. Он работал на Программу — он никогда и не был моим другом. Как он мог быть им, когда он знал обо мне все самое сокровенное? Знал, кого я люблю? Все это время мной манипулировали. А теперь он с Джеймсом. И что он будет делать?

Я чувствую себя дурой. И мне одиноко. Доктор Беккетт, чтобы поддержать меня, кладет мне руку на плечо, и я, повернувшись к нему, рыдаю, уткувшись в накрахмаленный воротник рубашки, застегнутой на все пуговицы, пачкая кровью ее рукава. Хотела бы я снова увидеть Майкла Риэлма. Хотя бы для того, чтобы убить его.

Десятки других воспоминаний готовы прорваться на поверхность — в них Риэлм ласковый и заботливый, всегда присматривает за мной. Но это все ложь, и я с отчаянным криком отталкиваю доктора Беккетта. Он быстро хватает меня за руки, удерживая на месте.

— Успокойся, — ласково говорит он. Бесполезно. Я готова разорвать его в клочья. Все тут разнести.

— Мы поймаем Майкла Риэлма, — говорит он прямо мне в лицо, — и ты будешь свободна от его лжи.

Я дерзко вздергиваю подбородком.

— Откуда мне знать, может, лжете именно вы!

Беккетт отпускает мои руки и садится на стул напротив меня.

— Не будь наивной. Ты уже знала, Слоан. Может, ты не хотела признавать это, но ты знала. Майкл Риэлм, твои друзья из Программы — Шепард, Дерек, Табита. Они все принимают участие, Слоан.

Я смотрю на него, перебирая в памяти всех, кого я знала, подозревая всех друзей, которых вспомнила. Больше никак нельзя узнать правду. Никак нельзя понять, кто реален, что реально.

— А Кас, — говорю я, — он тоже с вами?

Доктор качает головой.

— Казанова Гутьерез был простым информатором. Ему не платят жалование. Мы заключили с ним сделку — Лекарство в обмен на твою свободу. По крайней мере, он действовал, исходя из благородных побуждений. К несчастью, когда явились обработчики, стало ясно, что вы все заражены. Они рассказали мне, что им ничего не оставалось, кроме как взять вас под стражу. В конце-концов, суицид — штука заразная, а вы представляете высокую степень угрозы. Но мы все-таки отпустили мистера Гутьереса. Мы стараемся держать слово.

Я сжимаю руки в кулаки, и по пижаме течет кровь. Я не верю доктору Беккетту. Они и не собирались выполнять свою часть сделки, так же как и сейчас не собираются отпускать меня. Аса это подтвердил. Я никак не могу этого понять, да никто бы и не смог. Доктор Беккетт пытается свести меня с ума, чтобы я сдалась Программе. Почему? Я не такая  уж особенная. Не стоит тратить на меня столько нервов и усилий. Чего еще они хотят от меня! Они уже все забрали!

Я вскакиваю со стула и хватаю со стола доктора Беккета пресс-папье — вылитый из железа головной мозг с подсвеченными участками. Поднимаю его над головой, а доктор Беккетт медленно встает со стула, прищурившись и глядя то на меня, то на поднятое пресс-папье.

— Опусти это, Слоан, — тихо говорит он, — дважды повторять не стану.

Позади открывается дверь, как будто за нашим разговором наблюдали с самого начала. Там, с непроницаемым лицом, стоит Аса. А потом медленно качает головой. Меня охватывает отчаяние, и я чувствую, что ломаюсь. Таким путем я отсюда не выберусь — убив доктора, которого так легко заменить. Все это намного больше. Больше меня.

Я роняю пресс-папье на пол, и хотя оно и падает на ковер, звук громкий. Доктор Беккетт резко протягивает руку, а я толкаю его с такой силой, что он спотыкается о стул и падает на пол. Я кричу, рву себе волосы, и подбегает Аса. Я схожу с ума. Я просто, мать твою, с ума схожу. Аса заламывает мне руки и крепко держит меня, обездвижив. Пока доктор Беккетт пытается встать, я продолжаю кричать и, ударив ногой, едва не попадаю в него.

В кабинет вбегает сестра Келл, видит тот хаос, который я создала, начинает возиться с колпачком шприца. Всего секунду я смотрю в ее обеспокоенные глаза, а потом она вкалывает мне в бедро успокоительное. И вот Аса отпускает меня, и я падаю в кресло, а крики мои становятся тихим плачем. Сестра Келл становится на колени рядом со мной, вытирает мое лицо, а я беспомощно смотрю на нее.

— Шшш... — шепчет она. — Уже почти все, Слоан. Всего несколько дней, и все будет кончено.

Услышав это, я снова начинаю плакать и, повернувшись к Асе, вижу, что он смотрит сквозь меня, крепко сжав зубы. Теперь я совсем одна. И я, наконец, понимаю, что так всегда и было.

* * *

Не знаю, сколько прошло времени. Я нахожусь в кабинете доктора Беккетта, мое тело свешивается с кресла, руки связаны. Я то теряю сознание, то вновь прихожу в себя. Я в отчаянии, но лекарства лишают меня всяких чувств. Это успокаивает, и я не могу с этим бороться. Доктор Беккетт принимает это как готовоность сотрудничать и, навверное, так и есть. Разве что выбора у меня  и нет.

— Майкла Риэлма послали, чтобы он нашел вас с Джеймсом, — говорит Беккетт. — К несчастью, вскоре после того, как он покинул больницу, он разорвал с нами связь. Только когда на сцене появился доктор Притчард, мы узнали о вашем местоположении. Для нас нехарактерно следить за нашими сотрудниками, но, должен сказать, интерес Артура к Лекарству стал непредвиденным осложнением. Что доктор обещал тебе, Слоан? Ты отдала ему Лекарство?

Они не знают. Про себя я улыбаюсь от радости, что Джеймс принял Лекарство до того, как Программа успела прибрать его к рукам. Я знаю, что он не слетит с катушек — он слишком крут, чтобы позволить Программе победить его. Теперь он с Риэлмом, но, поскольку Программа ищет моего бывшего друга, вряд ли он сдаст Джеймса. Заплаканными глазами я смотрю на доктора Беккетта.

— Артур хотел исправить вред, который причинила Программа, — говорю я. — Он собирался вернуть нам память и лечить депрессию обычными методами, как и должно было быть, пока вы не прервали лечение.

Доктор Беккетт мрачнеет и наклоняется ближе.

— Методы Артура Притчарда не сработали. Программе нужно было развиваться. И нет гарантии, что эту таблетку вообще можно воспроизвести. Говорят, Эвелин Валентайн использовала стволовые клетки — а это нелегально. Он не говорил об этом?

Даже хотя я и одурманена лекарствами, я чувствую удовлетворение. Они ничего не знают о Лекарстве, и он надеется, что я смогу посвятить их в подробности. Никогда в жизни не была так рада, что у меня нет ответов.

— Думаю, вам нужно спросить у Артура, — говорю я, прекрасно зная, что Артур не в состоянии им ничего рассказать — после того, что они с ним сделали.

Я смотрю на высокую полку в другом конце комнаты, куда Беккетт убрал пресс-папье, которое, видимо, нервирует его. Я бы могла убить его. Может, и стоило.

— А чего вы хотите от Риэлма теперь? — спрашиваю я едва шевеля губами. — Вы захватили нас. Даже если он и не сдал нас самостоятельно, он свою работу выполнил. Зачем вам теперь-то его воспоминания?

Доктор Беккетт складывает руки перед собой.

— Он нам должен, — говорит он коротко. — Мы полностью его сотрем.

Во мне вспыхивает сочувствие к Риэлму, даже хотя я и ненавижу его — ненавижу то, что он сделал. Я всхлипываю и опускаю голову набок, не желаю испытывать сострадание. Риэлм предал меня. Это я простить не могу.

— Хорошо, — говорю я наконец, даже хотя и не имею это в виду. — Хорошо.