Я не помню то время, когда была в больнице. Неужели они всегда были такими откровенными? Такими ужасающими? Или же, учитывая мое нынешнее положение, они решили отбросить приличия? Отчасти я хочу, чтобы он обманул меня, сказал что-нибудь, чтобы прогнать страх. Но опять же, его прямота поможет мне твердо стоять на земле и с большей решимостью идти к цели.
— Ну, — говорит доктор Беккетт, — я знаю, что ты испытывала серьезный стресс. Не проявились ли какие-нибудь воспоминания?
Я чувствую скорбь, когда понимаю, что я снова потеряю часть своей жизни, потеряю Миллера. Но если я надеюсь выбраться отсюда и остаться в живых, мне нужно подыгрывать — хотя бы какое-то время.
— Да, — говорю я, — но это не плохие воспоминания. Я... я расскажу о них, без сопротивления. И без лжи. Но сначала я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали. Я хочу знать, все ли в порядке с Даллас.
— Доктор улыбается — кажется, он рад слышать, что я буду принимать участие в лечении.
— Ах да. Даллас Стоун. Похоже, ее болезнь прогрессирует. Если не принять решительные меры, она может и не пережить эту ночь. До дальнейших указаний она находится в карцере.
— Что? Вы не можете вот так запереть ее. Она же не животное!
— Она вырывала свои волосы. Она представляет опасность для себя и других. Ради Бога — она же ударила ножом обработчика.
— Он заслужил это! — кричу я.
— Она совсем сошла с ума. Убьет кого-нибудь.
— Позвольте мне поговорить с ней. Пожалуйста.
Я натягиваю веревки, и мне хочется сложить руки перед собой, чтобы показать, насколько я искренна. Доктор Беккетт наклоняет голову и, кажется, обдумывает это.
— Она — моя подруга, — умоляю я, — я смогу ее успокоить.
Даллас и правда моя подруга, та, за кого я стану бороться. Жаль, что я не поняла это раньше и не вытащила нас из того дома до того, как появились люди из Программы.
— Ты правда думаешь, что сможешь до нее достучаться? — осторожно спрашивает он.
— Да, — выдыхаю я, — правда.
И хотя его убеждает то, что я могу помочь Даллас, я больше озабочена тем, чтобы она не распускала сопли, пока я не решу, что делать дальше. Мы нужны друг другу, чтобы сохранить рассудок.
После долгой паузы доктор Беккетт кивает и нажимает кнопку на интеркоме — и, пока говорит, смотрит на меня.
— Пожалуйста, отведите мисс Барслоу в карцер, чтобы поговорить с пациентом. Приглядывайте за обеими.
Снова усевшись в кресло, он берет мое дело и проглядывает его.
— Надеюсь, ты сможешь успокоить ее, Слоан, — говорит он, кинув коричневую бумажную папку на стол, — а если нет, тебе очень не понравится то, что случится дальше.
Глава 2
От обработчика, который толкает мое кресло, пахнет сигаретным дымом. Он — тот самый, который привез меня из палаты, но сестры Келл нигде не видать. Это небольшое отклонение от нормы, то, что от него не несет пластырем Банд-Эйд, внушает мне толику надежды. И напоминает мне о...
Я опускаю глаза — теперь, когда лекарство теряет силу, на глаза наворачиваются слезы. Кевин мертв. С Лейси все кончено. Как ни больно сознавать, но я и правда могу быть виновата в этом. Если бы я соблюдала правила, Кевину бы не пришлось мне помогать. Он был бы жив.
Кто-то трогает меня за плечо, а потом проводит платком по глазам, щекам, под носом. Я вздрагиваю, отшатываюсь назад, а когда смотрю на обработчика, вижу, что он прячет в карман носовой платок.
— Ты плачешь, — говорит он тихо, — не делай так.
Я фыркаю — мне хочется послать его куда подальше, ему-то что за дело? Я плачу из-за настоящей трагедии, а он — еще один козел, который работает на Программу. Но не успеваю — обработчик останавливается у двери с маленьким прямоугольным окошечком и достает с пояса карточку на цепочке. Распахивает дверь и заглядывает в темную палату, пытаясь разглядеть, что внутри. Снимает с пояса электрошокер и скрывается внутри. Я ожидаю услышать крики Даллас или, что хуже — как она падает на пол — но внутри тихо. Потом обработчик с непроницаемым выражением лица выходит оттуда. Он заходит за мое кресло и толкает его в помещение. Развязывает мне руки, смотрит на меня суровым, предупреждающим взглядом и уходит, закрыв за собой дверь.
В карцере темнее, чем в других помещениях больницы, где я была, но темнота не мрачная. Пол покрыт серым резиновым покрытием, а на стенах — белая обивка. Свет исходит от небольшой светодиодной ленты, но окон нет. В углах карцера темно. Там я и вижу Даллас — она сидит на полу, скрестив руки. На ней ярко-желтая пижама, из-за чего сама она кажется бледной. Она замечает меня и широко улыбается. Теперь, когда она похожа на чокнутую, ее щербатая улыбка больше не кажется такой очаровательной.
— Я убила его? — спрашивает она.
Она что, все это время думала о Роджере?
— Не знаю, — говорю я. — Последнее, что я слышала — к нему ехала скорая.
Мне очень не нравится разочарование в ее глазах. Что с нами стало, что мы желаем чьей-то смерти? Что с нами сделала Программа?
— А Риэлма нашли? — спрашивает она.
— Не знаю. О нем они еще не говорили.
Я не хочу озвучивать тот факт, что Роджер мог что-нибудь с нимсделать. Так я могу надеяться, что ему удалось бежать. Прямо сейчас он, быть может — единственный, кто сможет нас спасти. Джеймс сохранит воспоминания — он принял Лекарство — но он все равно в Программе. Остается надеяться, что с ним все хорошо.
— Никому не убежать, — говорит Даллас, медленно раскачиваясь. Она стала как будто меньше, уязвимее. — Люди Программы найдут Риэлма. Это всего лишь вопрос времени, ведь у тебя в голове где-то есть зацепка, которая поможет найти его. Они вытащат это из тебя. Или из меня, — продолжает она рассуждать, закатив глаза к потолку. — Нет, наверное, не из меня, я ведь уже буду мертва.
— Даллас, — шепчу я и наклоняюсь к ней, — сейчас ты мне нужна. Мы нужны друг другу. Соберись, или все будет кончено.
— Все уже кончено.
— Нет.
Я сползаю со стула — все еще едва шевелюсь из-за лекарства. Беру Даллас за руку, пытаюсь привести ее в чувство.
— Мы ведь уже пережили Программу, — говорю я, — и теперь переживем. Знаешь, кого я видела? Лейси — она здесь.
Услышав это, Даллас проявляет интерес. Распахивает темные глаза, слегка улыбается.
— Она жива?
Я быстро киваю, чтобы скрыть, как я подавлена состоянием Лейси.
— Жива, — говорю я, — а нам нужно просто держаться. Тебе нужно держаться, Даллас, пока я не придумаю, что делать.
— Я устала бороться, — шепчет она. — Кас был прав — это слишком тяжело. Наверное, мне лучше умереть.
Ее печаль наполняет помещение, наполняет меня. Я заключаю ее в объятия, впитываю в себя ее боль. От ее волос теперь пахнет не землей, а сырой бумагой. Каким-то веществом, смывающим краску для волос. Почему-то кажется, что Даллас тут самое место — она хочет покончить с собой, и если бы они не вмешались... она была бы мертва. Я не позволю, чтобы это произошло.
— Ты должна быть сильной, — говорю я безнадежным тоном. Когда я ее обнимаю, она кажется такой маленькой и хрупкой. — Тебе нельзя уходить. Я не позволю тебе.
Позади слышится скрип, и дверь открывается. Там стоит обработчик — его лицо скрывают густые тени. Мне пора уходить. Я отхожу от нее, прикладываю ладони к ее щекам, но я вижу, что ее как будто здесь нет. Взгляд расфокусирован, в нем нет никаких эмоций, Даллас как будто уже мертва.
— Я спасу нас, — шпечу я и чувствую, что вот-вот заплачу. — Просто поборись еще чуть-чуть.
Обработчик подходит и берет меня за руку, сжимая ее не грубо, но твердо. Он усаживает меня на кресло и снова привязывает к креслу, приглядывая за Даллас. Она смотрит на нас, но никак не реагирует. Сейчас она затерялась в своих мыслях.
Я прощаюсь с Даллас, а обработчик выкатывает меня из карцера. Мы едем по коридору, а я подавлена горем. Даллас сошла с ума, Лейси стерли память, в данный момент я — единственная, кто еще стоит на ногах, и по иронии судьбы, я привязана к креслу-каталке. Я не могу ждать, пока Джеймс или Риэлм придут и спасут меня. Мне нужно собрать информацию, изучить это место и решить, как выбраться отсюда. Я знаю, чего от меня хотят — чтобы я была послушной. Мне нужно освежить мои актерские умения.