Что тут началось! Она, как ребенок, вырвавшийся из смертельно надоевшей школы, смеялась, танцевала от избытка чувств, осыпала мужа поцелуями и восторженными словами благодарности. М-р Карлайл пришел к заключению, что причиной такой бурной радости была ее любовь к нему, что она говорила истинную правду, без устали повторяя, будто разлука с ним для нее была просто невыносима.
— Изабель, — сказал он, нежно улыбнувшись ей, — помнишь: в первые дни после нашей свадьбы ты говорила, что еще не любишь меня, но любовь придет. Я думаю, это время наступило.
Она покраснела так, что готова была расплакаться от стыда; щеки ее буквально пылали. М-р Карлайл снова неверно истолковал причину лестным для себя образом и прижал ее к сердцу.
Еще день — и широкое море будет отделять ее от того человека! Одна мысль об этом заставила Изабель вознести в сердце своем благодарную молитву. Она понимала, что расстаться с ним — то же самое, что лишиться солнечного света, что по ту сторону пролива ей какое-то время будет немного тоскливо; тем не менее, она горячо возблагодарила Всевышнего.
Читатель, не подвергай сомнению принципы бедной леди Изабель, ее нравственность, стремление поступить так, как должно, неприятие зла; ее помыслы и намерения были высокими и чистыми.
Капитан Ливайсон навестил м-ра Карлайла и осведомился, было ли у того время увидеться с сэром Питером. Нет, м-р Карлайл был слишком занят, чтобы думать об этом, однако вскоре у него будет больше свободного времени и он не преминет выполнить свое обещание.
Именно так ответил честный мужчина человеку бесчестному, даже и не подозревая об истинной сути своего собеседника. Жаль, что дурных людей нельзя просто взять иной раз и вывернуть наизнанку, дабы все остальные были настороже!
После обеда начинался прилив, и было объявлено, что пароход на Фолкстоун отходит в час пополудни, Карлайлы вместе со слугами заблаговременно отправились на корабль, и капитан Ливайсон попрощался с ними, когда они ступили на борт судна, Леди Изабель села в кресло на палубе, м-р Карлайл стоял рядом; вот, наконец, отдали швартовы, и пароход медленно двинулся к выходу из гавани. Фрэнсис Ливайсон, стоя на берегу, неотрывно смотрел на нее. Это был наглый, беспринципный человек, и не было никакого сомнения в том, что в каких бы возвышенных и чистых чувствах он ни признавался леди Изабель, все они были выдуманы им для того, чтобы достичь своей цели. Однако он остался ни с чем. Когда он скрылся из виду, чувство облегчения буквально пронзило ее, заставив вздрогнуть всем телом и непроизвольно сжать руку м-ра Карлайла.
— Тебе не холодно, Изабель? — спросил он, склонившись к ней.
— О нет! Мне очень хорошо; я так счастлива!
— Но ведь ты дрожала.
— От мысли о том, что бы я делала, если бы ты уехал и оставил меня здесь, совершенно одну. Арчибальд, — продолжала она страстным шепотом. — Никогда более не позволяй мне уезжать, всегда будь со мной.
Он улыбнулся, глядя на ее глаза, полные мольбы, и ответил искренне, с неподдельной любовью и нежностью.
— Всегда, всегда, Изабель. Для меня быть с тобой в разлуке — еще большая боль, чем для тебя.
Ну как ей было не поверить?
Глава 4
СЛОМАННАЯ ЛОДЫЖКА
Итак, леди Изабель вернулась домой, физически здоровая, радостная от встречи с детьми и полная счастливого ощущения безопасности. Но постепенно в ее душу закралось тоскливое чувство, словно все ее близкие люди умерли, оставив ее одну на этом свете. Это была тяжелая депрессия, пустота в сердце, столь болезненно дававшая знать о себе. Она изо всех сил пыталась не думать об этом дурном человеке, но, как ни старалась, в мечтах снова и снова возвращалась к нему. Слишком часто она ловила себя на мысли о том, что, если бы только смогла увидеть его еще раз, ненадолго — на один час, на один день, — душа ее успокоилась бы. Она не позволяла себе подолгу предаваться подобным раздумьям — читатель, знающий нашу героиню, не станет в этом сомневаться — но они постоянно возвращались помимо ее воли. Образ Фрэнсиса Ливайсона всегда был с ней: днем он заполнял ее мысли, а ночью — приходил в ее сны. Ах, эти сны, после которых было больно просыпаться, больно прежде всего потому, что они являли собой разительный контраст с действительностью, и в равной мере болезненно для ее совести, заставлявшей Изабель считать неправедными такие сновидения. Она бы многое отдала, чтобы не видеть их, никогда не встречаться с ним во сне и даже никогда не думать о нем. Но как она могла избежать этого? Да никак, ибо, когда наш разум (или воображение, если читателю больше нравится это слово) целиком поглощен подобным предметом размышлений, особенно если к ним примешивается несчастье, сны неизменно вторят тем мыслям, которые посещают бодрствующий рассудок. Бедная леди Изабель просыпалась в раскаянии, встревоженная и возбужденная, мечтая о том, чтобы с корнем вырвать эту ужасную болезнь, и в то же время понимая, что лишь время, величайший целитель, может помочь ей в этом.
Однажды утром м-р Карлайл сел верхом на лошадь и отправился в Ливайсон-Парк. Он справился, примет ли его сэр Питер, но сначала нашего героя препроводили к леди Ливайсон, молодой и хорошенькой женщине, довольно кричаще одетой, которая осведомилась, по какому делу он приехал.
— Мое дело, мадам, касается только сэра Питера.
— Но сэр Питер недостаточно хорошо себя чувствует для того, чтобы заниматься делами. Они расстраивают его и выводят из душевного равновесия.
— Тем не менее, он сам назначил мне встречу на двенадцать часов, которые, как мне кажется, только что пробили.
Леди Ливайсон прикусила губу и холодно поклонилась, в этот момент вошел слуга, чтобы проводить м-ра Карлайла к сэру Питеру. Оба джентльмена немедленно приступили к делу, которое привело в этот дом м-ра Карлайла, заговорив о Фрэнсисе Ливайсоне, его долгах и недостойном поведении. Сэр Питер, старый джентльмен в бархатной ермолке, особенно упирал на последнее.
— Я бы сегодня же уплатил все его долги и позволил ему встать на ноги, но я же знаю, что мне придется делать это снова и снова, как и раньше, до конца дней моих, — воскликнул сэр Питер. — Его дед был моим единственным братом, отец — почтительным и любимым племянником; он же — прямая противоположность им. Он совершенно беспутный малый, мистер Карлайл.
— Его рассказ вызвал мое сочувствие, вот я и пообещал встретиться с Вами и замолвить словечко за него, — ответил м-р Карлайл. — О личных достоинствах и недостатках капитана Ливайсона мне ничего не было известно.
— И чем меньше Вы знаете, тем лучше, — проворчал сэр Питер. — Я полагаю, он хочет, чтобы я выручил его и позволил начать все заново.
— Что-то в этом роде, как я понял.
— Но как сделать это? Я здесь, дома, а он там, за морем. Дела его чрезвычайно запутаны, и никому до конца не разобраться в них без его собственных объяснений. Кредиторы клянутся, что некоторые задолженности, на которые я выделял деньги, до сих пор не погашены. Пусть приезжает, если хочет, чтобы что-то было сделано.
— Куда же ему ехать. Он может находиться в Англии лишь нелегально.
— Только не сюда, — поспешно ответил сэр Питер. — Леди Ливайсон не позволит ему и дня остаться здесь.
— Он мог бы остановиться в Ист-Линне, — великодушно предложил м-р Карлайл. — Никому и в голову не придет искать его там. Было бы очень прискорбно, если бы Вы, на самом деле желая помочь ему, не имели возможности встретиться.
— Вы заботитесь о нем более, чем он того заслуживает, мистер Карлайл. Могу ли я поинтересоваться, собираетесь ли Вы выступить в качестве его поверенного?
— Нет.
Они обменялись еще несколькими фразами, и решено было немедленно послать за капитаном Ливайсоном. Выйдя от сэра Питера, м-р Карлайл встретил леди Ливайсон.
— Вы думаете, я не понимаю, что у Вас с моим мужем шел разговор о его внучатом племяннике? — заметила она.
— Именно о нем, — ответил м-р Карлайл.
— Я очень плохого мнения о нем, м-р Карлайл, однако я не хочу, чтобы Вы составили неверное представление обо мне. Фрэнсис Ливайсон — племянник моего мужа, его предполагаемый наследник, поэтому может показаться странным, что я так решительно настроена против него. Два или три года назад, до моего замужества и даже до знакомства с сэром Питером, мне пришлось иметь дело с Фрэнсисом Ливайсоном. Он был знаком с моими друзьями, в доме которых я и встретилась с ним. Он вел себя постыднейшим образом, отплатив черной неблагодарностью за их гостеприимство; мне также стали известны другие подробности и факты, касающиеся его поведения. Одним словом, я считаю его низким и презренным человеком, по природе и его наклонностям, который останется таковым до конца дней своих.