— Я выложил брату все, что думал о нем. Можно сказать, мы рассорились на всю жизнь, ибо он так и не простил меня. Он вернулся на службу и даже сделал отличную карьеру, рано став адмиралом, однако вскоре умер и оставил все свои деньги Барбаре. Он был упрям, как осел.

— Видишь, папа, к чему ведут ссоры, — шутливо сказала Барбара, однако строгому отцу это показалось дерзостью.

— Ну, теперь Вы в руках Карлайла, а не моих, иначе я сказал бы Вам, мэм, что думаю о подобных речах, — сурово ответил он Барбаре и снова повернулся к мадам Вин.

— Вы, должно быть, тоже видели этих непутевых французских гувернанточек?

— Не слишком часто. Мне с ними не приходилось иметь дела, так как я англичанка.

— Тем лучше для Вас, мадам, — с грубоватой прямотой заявил г-н судья. — Однако же, вполне естественно, что я ошибся. Как было не принять Вас за француженку, если Вас называли на французский манер, да и жили Вы во Франции или же в каком-то заморском курорте на водах. Если бы я поселился во Франции и стал именовать себя «месье», то даже для самого Диккенса было бы простительно принять меня за какую-нибудь французскую лягушку.

Люси захлопала в ладошки и весело рассмеялась.

— Можете, смеяться, мисс Люси, а я скажу Вам, что Вы бы точно превратились в лягушку, а то и во что-нибудь похуже, если бы им удалось сделать из Вас мадемуазель. Если бы у Вашей матери не было в детстве французской гувернантки, она бы никогда… никогда.

— Никогда что? — спросила Люси, во все глаза глядя на судью Хэйра.

— Так не поступила бы. Все. Хватит об этом! Барбара, что за чушь ты втемяшила в голову своей матери?

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, папа. Мы с Арчибальдом хотим, чтобы она погостила у нас, пока ты будешь в Лондоне, если ты говоришь об этом.

— И мы настроены весьма решительно, господин судья, — вставил м-р Карлайл, — даже если для этого нам придется совершить ночное нападение на Гроув и унести ее силой.

— Гроув! — проворчал судья Хэйр. — Вам и дела нет до того, что будут творить слуги в отсутствие хозяина и хозяйки. У Вас, молодых, соображение не лучше, чем у телят.

— Ах, папа, ну с чего ты это взял? — воскликнула Барбара. — Ничего в Гроуве не случится и без вас с мамой. Все наши слуги — добропорядочные люди, прослужившие у нас по многу лет.

— Если вы хотите, чтобы мама погостила у вас, почему бы вам не пригласить ее, когда я дома?

— Потому что она не оставит тебя, и ты сам это знаешь, папа. Если ты будешь дома, она никуда оттуда не двинется. Думаю, свет еще не видывал такой образцовой жены, как мама: если когда-то в будущем Арчибальд скажет, что я хотя бы наполовину могу сравниться с ней, он может считать себя счастливчиком.

Вышеуказанное замечание сопровождалось лукавым и независимым взглядом в сторону м-ра Карлайла, в котором, однако, сквозило ее истинное и глубокое чувство к нему. М-р Карлайл широко раскрыл глаза и улыбнулся, весело кивнув ей.

— Папа, ты всегда поступаешь по-своему, но ты должен уступить нам в этот раз. Мама очень хочет приехать к нам: она даже вздрогнула от внезапной радости, когда я предложила ей это сегодня, и у тебя должно хватить великодушия не возражать. С домом и со слугами все будет в порядке: это я возьму на себя.

— Да уж, все будет просто превосходно! — воскликнул судья Хэйр.

— Ей и в самом деле надо развеяться, — сказал м-р Карлайл. — Подумайте о том, что творится в душе у Вашей супруги.

— Конечно: она нервничает из-за этого мерзавца. Кто ее заставляет так тревожиться о нем?

— Она всегда была Вам хорошей, любящей женой, сэр.

— Да разве я говорил, что она была плохой женой?

— Тогда позвольте ей маленький праздник. Эта перемена пойдет ей на пользу. Вспомните, как миссис Хэйр любит Барбару!

— Намного сильнее, чем она того заслуживает, — едко ответствовал судья. — Уж больно дерзкой она сделалась теперь, когда полагает, что я уже больше не могу ее наказать.

— Ну, я-то вполне могу это сделать, — мрачным голосом сказал м-р Карлайл. — Обещаю Вам, господин судья, что приструню ее.

— Знаю я вас! — воскликнул сердито г-н судья. — Ты скорее забалуешь ее до смерти, чем призовешь к порядку. Такой уж ты человек, Карлайл.

Тут господин судья решил подкрепиться стаканчиком эля, каковой и был ему незамедлительно подан. Леди Изабель, воспользовавшись паузой, подошла незаметно к миссис Карлайл и спросила, может ли она уйти, на что получила любезное согласие последней.

Вечер она провела в одиночестве, в серой гостиной. Это был ужасный вечер, в котором смешалось все: горе, ярость и горькое раскаяние: раскаяние из-за своего прошлого и ярость, вызванная неприятием теперешнего положения дел. В десятом часу она заставила себя подняться в свою комнату, намереваясь лечь спать.

Она уже входила к себе, когда увидела Сарру, помощницу Уилсон по детской, и ей в голову пришла внезапная мысль.

— В какой комнате спит мастер Карлайл, — спросила Изабель. — Она находится на этом этаже?

Девушка указала на соседнюю дверь.

— Это здесь, мэм.

Леди Изабель дождалась, пока Сарра спустится вниз по лестнице, после чего тихонько вошла в комнату. Маленькая белая кроватка, прекрасное лицо Уильяма на подушке… Щеки его горели, руки разметались, словно от жара, однако же сон его был спокоен. Возле кровати стояло блюдце с желе из смородины. Рядом лежала чайная ложка и стоял стакан воды. Она опустилась на колени и положила голову на валик, подпиравший подушку, так что лицо ее оказалось рядом с лицом сына, и она почувствовала его дыхание. Глаза ее увлажнились; если бы не страх разбудить мальчика, она бы прижала его к груди. Он не может умереть!

— Боже праведный! Я увидела свет и подумала, что комната загорелась. До чего же я перепугалась!

Это была Уилсон, которая заметила свет, проходя мимо. Леди Изабель подскочила при звуках ее голоса, словно в нее выстрелили. Она опасалась Джойс и Уилсон еще более, нежели м-ра Карлайла.

— Я пришла посмотреть на мастера Уильяма, — сказала она, стараясь говорить как можно спокойнее. — Мистера Карлайла, кажется, беспокоит его кашель. Мальчик выглядит хрупким, и румянец у него какой-то слишком яркий.

— Ничего страшного, — ответила Уилсон. — Так же выглядела и его мать. Когда я увидела ее впервые, то готова была побиться об заклад, что на ней был толстенный слой румян.

— Спокойной ночи, — только и ответила леди Изабель, направляясь в свою комнату.

— Спокойной ночи, мадам, — ответила Уилсон, которая шла в детскую. — Не знаю, черт возьми, что и подумать об этой французской гувернантке! — продолжала она про себя. — Надеюсь, она не сумасшедшая.

Глава 4

…И ВСПОМНИШЬ ТЫ МЕНЯ

Миссис Хэйр сидела в серой гостиной, в платье из серой камки[22], гармонировавшей цветом со стенами этой комнаты, и кружевном чепце, оттенявшем ее нежные черты лица. Когда судья уехал в Лондон вместе со сквайром Пиннером, Барбара отправилась в Гроув, и, торжествующая, вернулась в Ист-Линн в обществе матери. Этим вечером миссис Хэйр спустилась в серую гостиную. Мисс Карлайл обедала у них в этот день, и леди Изабель, сославшись на сильную головную боль, отклонила ее приглашение выпить чаю в большой гостиной, так как опасалась зорких глаз мисс Карлайл, вдвойне опасных при ярком свете люстры.

Барбара после десерта, как обычно, поднялась к своему малышу, а миссис Хэйр тем временем присоединилась к гувернантке в серой гостиной, так как полагала, что той, бедняжке, очень одиноко. Мисс Карлайл, презиравшая все и всяческие церемонии, осталась в столовой с мистером Карлайлом, возможно, собираясь прочесть ему лекцию о его очередной провинности.

Леди Изабель была одна: Люси отправилась на день рожденья к кому-то из соседских детей, а Уильям был в детской. Миссис Хэйр, войдя в комнату, увидела, что Изабель сидит, грустно обхватив голову руками. Они еще не были знакомы как следует, если не считать того, что их представили друг другу.