Через час Анна Порфирьевна, повязанная шелковым платочком, в черно-бурой ротонде, медленно спускалась по лестнице. Нянюшка несла за нею муфту.

— Куда вы, маменька? — крикнула Фимочка, пораженная лицом свекрови. — В городе бой… Ермолай видел, как провезли в больницу целые дровни с убитыми…

— А ворота почему открыты? — спросила «сама», глянув в окно.

— Пробежали какие-то… Кто их знает… В лохматых шапках, — доложила нянюшка, обувая хозяйку. — Загремели: «Ворота настежь!..» У Архипа аж ноги отнялись от страха…

— Та-ак… — Анна Порфирьевна задумчиво поглядела на улицу. — Я к Катеньке еду, Серафима… Так надо… Коли задержусь, не бойтесь… Там Капитон… А ты, Анфиса, за сиротами догляди… На улицу не выпускай! Пусть на дворе гуляют… Привела, Стеша, извозчика?.. А ворота не запирать! Поняли?

— Ну, и я с вами! Не пущу я вас одну!

Николай выскочил в переднюю.

— Аль вы ошалели обе?.. То бишь… Простите, маменька… сорвалось…

— Заговаривается со страху! — не утерпела Фимочка, перед зеркалом прикалывая шляпу.

— Куда вы? Аль жизни вам не жалко? Ведь пули летают…

— А ты в погреб спустись… Там безопасно… Эх, ты!.. Муж-чи-на!.. — И Фимочка с хохотом уселась в сани.

Когда Капитон приехал к кумушке, ничего не подозревая, он нашел ее в столовой, у окна. Стекла дребезжали от близких пушечных выстрелов… Обыватели, пораженные и растерянные, кучками стояли у распертых ворот, у дверей подъезда. А жизнь шла своим чередом. Ребята на дворе, наискосок, играли в снежки. Гимназисты, с коньками в руках, шли на каток. Кормилица вынесла младенца. Девочки в зеленых плюшевых капорах, весело болтая, прошли с гувернанткой…

— А где Андрей, сестри… — Слова замерли на устах Капитона, когда она обернулась на его голос.

— Это вы?.. Это хорошо. Поедемте вместе!..

— Куда?

— Туда!.. К Страстному…

— Там нельзя проехать… Там стреляют…

— Все равно… Мне нужно туда!..

— Побойтесь Бога, кумушка!..

Она смерила его сверкнувшими глазами.

— Вы боитесь?

— За вас только… за вас…

Презрительным жестом она оборвала его.

— Все равно, я еду… Няня, никуда не уходите!.. Я скоро вернусь.

Они вышли. Она казалась спокойной, хотя все лицо ее изменилось как-то неуловимо и словно состарилось. Капитон растерянно семенил за ней. «Что ему делать у Страстного?» — спросил он. Она процедила, не глядя, сквозь зубы: «Соня знает, что он там… Там его друзья…»

Они молчали всю дорогу. Когда они с Арбата повернули к бульвару, их остановила группа молодежи. «Куда вы?.. Там казаки… Не пускают…» Они поехали переулками к Садовой. Им встретились мчавшиеся сани. «Не ездите… Сейчас пулей убило женщину», — кричал им какой-то господин в бобрах.

Они повернули назад. «Можно тут проехать?» — спросил Капитон студента. «Что вы!.. На Патриарших прудах сейчас бросили бомбу и убили городового… Если вам не жалко жизни…»

Извозчик остановился в нерешительности.

— Сестрица! — взмолился Капитон. — Вернитесь! — Она сверкнула глазами. — Я не держу вас. Слезайте!.. Ступай дельше!.. Через Бронную…

Грохот пушек был все ближе… На улицах было странное оживление — и в то же время тишина. Обыватели и тут стояли у ворот домов и на тротуарах: хозяева, жильцы, дворники — все вместе и глядели по направлению выстрелов. Никто не говорил. Сани беззвучно мчались, люди беззвучно стояли с бледными, пустыми лицами. И только выстрелы сотрясали воздух ритмически и бесстрастно, и тогда ахала подавленная тишина.

Вот они в Трехпрудном… в Мамоновском… «Скорее!.. Скорее!..» — понукала Катерина Федоровна… Выстрелы уже оглушали… тут, рядом, впереди… На тротуаре стояли нарядная дамочка в каракулевой кофточке, с алым бархатным цветком на шляпке, старенький генерал, студент и целая группа барышень и молодых людей. «Куда вы?» — крикнула дама и махнула возчику рукой в меховой перчатке. «Вы с ума сошли?» — кинула она Капитону… Извозчик остановился. «Мне надо туда!» — сказала глухо и твердо Катерина Федоровна. «Нельзя туда! — с силой перебил ее старичок-генерал. — Нельзя переехать Тверскую… Вдоль улицы стреляют». «Ступай! — сказала Катерина Федоровна извозчику. — Мы проедем…» «Как не проехать?.. Знамо дело…» «Да тебя убьют, дурак!» — закричал господин, подбегая и хватая лошадь под уздцы. «Эх, барин! За что убивать-то? Нешто я что-нибудь?.. Нешто они не видят?..» «Сестрица, вернемся!.. Детей-то пожалейте своих!..» — «Я с утра, барин, как есть ничего не заработал… Почто меня убивать будут?..» «Бог мой! Да я сам… сам сейчас своими глазами видел, как убили женщину и старика на углу!» — кричал генерал, прижимая к груди руки и в волнении приплясывая на снегу. «Поворачивай назад, мерзавец!» — вдруг свирепо завопил помертвевший Капитон и схватил извозчика за шиворот…

В эту минуту грянул выстрел так громко, точно над их головой. Катерина Федоровна ахнула и схватилась за лицо.

Вдруг из-за угла показался полок, дровни, еще полок… «Везут… везут…» — раздались восклицания ужаса. Катерина Федоровна вскочила на ноги. «Что это? Что это там?» — спрашивала она и дергала Капитона за рукав. Он снял шапку: «Убитые!.. Господи помилуй!..»

Ворох темных, бесформенных тел зловещей грудой чернел на фоне белых домов, синего неба, искристого снега. Свисали, болтались и вздрагивали в ритме руки, ноги, головы… Катерина Федоровна крикнула и бросилась к дровням.

— Сестрица, куда вы?

— Он тут, он тут… Он убит… А-а-а! — Она упала на снег в истерике.

Капитон и сейчас не помнит, как ее подняли чужие люди, как усадили в сани, как извозчик повернул обратно… Ее голова билась на его плече. «А-а-а!..» — кричала она, и этот вопль жутко разрывал напряженную, как бы ждавшую чего-то тишину. Группы безмолвных людей провожали их любопытными глазами. Он обнял ее за плечи, целовал ее сбившуюся шляпу и не замечал слез, которые ползли у него по щекам.

— Трах-тах-тах! — грозно раскатился выстрел… На Спиридоновке дворник копошился у ворот, спешно запирая их по приказу вышедшего на крыльцо хозяина. Вдруг по улице пробежало трое молодых парней… «Ворота настежь!» — громовым голосом крикнули они. Дворник дрогнул, и ворота распахнулись мгновенно. Хозяин скрылся. А быстро бегущие фигуры уже исчезли за углом.

Когда они вернулись, лампа горела в уютной столовой, а Анна Порфирьевна с Фимочкой сидели в кабинете. Адя вскарабкался на колени к тете. Бабушка не взяла его на руки. Сдвинув брови, сжав губы, белая и молчаливая, она, как каменная, не шелохнувшись, сидела в кресле и слушала звуки на улице. И при каждом выстреле черные брови ее чуть заметно вздрагивали… Соня с нервной, лихорадочной какой-то веселостью рассказывала гостям, как она два часа назад строила баррикады на Патриарших прудах. — «Вы строили?» — усомнилась Фимочка. «Ну да! Помогала… Ах, это так интересно было! Все строили… Студенты, барышни… какая-то кокотка… Честное слово! Кухарка приволокла кадку… Дворник громадную доску принес… У извозчика отняли сани, выпрягли лошадь… А он снял шапку, поклонился в пояс и говорит: „Спасибо, господа, хоть лошадь оставили!..“ Такой глупый! Кому его лошадь нужна?» — «А кокотка что делала?» — «Тоже работала… Проволоку развертывала, прикрепляла… Молодые люди ей помогали… Смех… флирт шел вовсю…» — «Господи! Нашли игру!..» — «И Васька наш там орудовал…» — «Какой Васька?» — «Да сын моей Акулины… Ваш protege, Анна Порфирьевна… Славный мальчишка!.. А когда дворник столб телеграфный подрубил, как крикнут все: урра-а!..»

Соня, как и Фимочка, ничего не подозревала о драме сестры. Но когда та вошла, шатаясь, в переднюю и Капитон, округлив глаза, зашикал на Фимочку, казалось, кто-то холодом дохнул на их души, и смех смолк мгновенно. «Ма-ма!..» — радостно взвизгнул Адя и уцепился за юбку матери. Анна Порфирьевна, как призрак, поднялась навстречу. «Катенька… Меня Андрей прислал…» — беззвучно сказала она.

— Так он у вас был? — крикнул Капитон. — Ну, скажите пожалуйста!.. Мы-то чуть под пушки не угодили из-за него… Ах, чтоб ему!.. Вот видите, сестрица!..