Прошлой осенью, еще до рождения Обратно, Юра был в командировке в Ленинграде. Тогда он только получил спектроскоп и не знал, как к нему подступиться, а в Ленинграде на таких уже работали вовсю. На одном ленинградском заводе Юру прикрепили к тихому и добросовестному Васе, и этот Вася десять дней без выходных вдалбливал в него методику. На одиннадцатый Юра сказал: «Писец! Дальше сам разберусь. Надо выпить за трудовые успехи».

Вася был не против, но сказал, что уже назначил свидание с женой, а позвонить ей на работу нельзя — не зовут. Поэтому заведение выбрали недалеко от того места, где они должны были встретиться.

Было это у черта на куличках; заведение весьма посредственное. Но до прихода Аллы они приняли под холодную закуску граммов по двести, и стало ничего. Потом Вася появился с рыженькой вертлявой девкой, которая для начала состроила Юре глазки. А он то ли сразу купился, то ли потому, что соскучился по женскому вниманию — Наташка была на восьмом месяце, но скорее всего просто потому, что двести граммов без должной закуски сделали свое черное дело, расшиковался, заказал шампанское, коньяк, фирменное филе.

Вышли они уже в двенадцатом часу совсем тепленькие. Темень в этих захолустных переулках была жуткая. Вася ушел вперед, за такси, а он остался с Аллой и у какого-то столба обнял ее. Что столб был, он хорошо запомнил, потому, что она шагнула назад, и он прижал ее к ребристому столбу и обхватил сзади руками, чтобы ей не было больно, а она, закинув голову, ответила влажными губами.

Потом все продолжалось в машине. Они сели на заднее сиденье, а Вася впереди. Юра сразу же нащупал ее колени, они раздвинулись, пропуская его руку, и сомкнулись. Подол Алла придерживала, чтобы не задирался. Но Вася все-таки увидел и сказал: «Портфелем бы хоть закрылись, черти!» — и передал им свой тяжеленный сундук. Он все рассказывал про свою работу.

Когда они наконец доехали, Алла сказала: «Пойдем к нам. Я сварю кофе», и Вася, который к концу дороги то ли задремал, то ли обиделся, подхватил: «Пойдем, старик. Это она здорово умеет!» Но Юра отказался — кто его, этого Васю, знает, может, он нарочно терпел в машине, чтобы дома устроить бенц. Да и ее поведение было подозрительным.

— Мы выйдем, Вася. А ты подержи машину, — сказала Алла, Юра полез вслед за ней. — Я попробую его уговорить.

Было сыро и холодно. Девятиэтажная башня стояла, уже совсем темная, под ногами еле угадывалась мокрая асфальтная дорожка.

— Ты боишься? — спросила Алла, когда они зашли в подъезд. — Он сейчас заснет и утром ничего не вспомнит.

— Давай утром, — сказал он, не в силах совладеть с собой, — скажи адрес.

— Позвони. У нас дома есть телефон, Я возьму отгул.

Она записала номер ему в книжку, и он, не прощаясь, выскочил на улицу. Такси Вася все еще держал.

Утром ему было противно и стыдно. Особенно стыдно за то, что деньги, которые он вчера истратил, предназначались на шмотки для ребеночка. Жили они тогда не лучше, Наташка эти самые тридцать рублей скопила черт знает какими хитростями. И он просадил их на малохольного Васю и его рыжую прости господи. Бедный Вася, она, наверное, на каждого встречного так вешается и специально придумала, что на работе ее к телефону не зовут, чтобы муж не мог контролировать, где она крутится.

В то утро ему до слез захотелось скорее очутиться дома, прижаться к располневшей Наташке, положить руку на ее твердый живот и всем, чем он сможет — бешеной халтурой для реферативного журнала, мытьем полов, походами в кино не реже чем раз в неделю с обязательными последующими обсуждениями увиденного, — ну, всем-всем искупить свой ленинградский грех.

Но до Наташки было далеко, самолет улетал только вечером, а чувства требовали немедленной реализации, и он яростно зачеркнул в записной книжке пляшущие цифры — номер телефона. Потом, в самолете, он еще раз достал книжку и увидел, что паста в ручках у Аллы и у него была разная. При спектральном анализе цифры вылезут как миленькие.

— Стоишь? — спросила Наташка, подходя с Обратно на руках. — И где же твое такси?

— А где твой вертолет?

— Вот он, — сказала Наташка, подавая ему Обратно, — а сейчас будет и такси.

Она встала на бровку тротуара — тоненькая, в красном полосатом пальтишке с блестящими желтыми пуговицами, и подняла руку, отчего край пальто приподнялся вместе с платьем и стала видна не только коленка, но и плавная трапеция бедра с дорожкой от натянувшей чулок резинки.

Юра смотрел на нее издали, спрятавшись с Обратно за стену дома, чтобы того не продуло. Ему вдруг показалось странным, что вон та кокетливая девица, выступающая на панели улицы Смольной, этот розовый поросенок, сопящий под клапаном пушистого синего одеяла, и он сам, голодный, в мятом плаще и мокрых, с воскресенья не чищенных ботинках, что вся эта троица есть единое целое, именуемое семьей. Он подумал, что гораздо ближе к истине было бы предположение, что этот сверток ему дала подержать какая-то незнакомая толстая женщина, которая забыла купить хлеб и сейчас кинулась исправлять свою оплошность, что с той девицей он незнаком вовсе, но мог бы попробовать, только сначала бы залез в ванную, потом надел чистое белье, не спеша побрился, съел пару бутербродов и выпил бутылку пива.

Значит, сегодня он к ней не подойдет: пока ванная, пока бритье, пока пиво — это часа два. Брюки от черного костюма уже три недели висят неглаженые — Наташка, считает, что он должен сам их гладить. Нет, сегодня свидания не будет. И вообще, прежде чем опять садиться на эту карусель, неплохо недели две пожить просто так, одному — работа, кино, пара бутылок пива, дочитать «Деревушку» и найти где-нибудь «Город». А потом в один прекрасный вечер, возвратились из кино, видишь чуть ли не у порога своего дома вот такую танцующую девицу — отчего не познакомиться?

Только если она так танцует, значит, куда-то спешит, и он на своих двоих ей совсем ни к чему. Даже если он понесет ее на руках по указанному адресу, это будет совсем не та скорость, да, наверное, и не тот комфорт, на который она рассчитывает. К такой девице нужно подъехать в новом «Москвиче», тогда, может быть, появится какой-то шанс.

Наташка так и стояла у кромки тротуара, подняв руку, и не опускала ее, даже если из-за угла выскакивал автобус. На автобус она не реагировала, но, если вылетала легковая и было видно, что без пассажиров, она вскидывала голову и улыбалась, хотя вряд ли шофер мог разглядеть ее улыбку, потому что уже смеркалось, Она даже произносила какой-то текст вроде — ох ты мой хороший, ну давай скорее сюда! Но пока все это плохо действовало. Машины проносились одна за другой, были и без пассажиров, но ни один гад даже не притормозил. Юра потихоньку злорадствовал, благо Обратно вел себя прилично. Наташка каждой машине грозила вслед кулаком.

Наконец старенькая «Победа», постукивая, выползла из-за поворота, дернулась было, набирая скорость, но на этот раз Наташкино обаяние сработало, и машина вильнула к тротуару и встала метрах в двадцати. Тот, кто сидел за рулем — это было видно в овальное заднее стекло, — перегнулся и открыл дверцу.

«Кавалер! — подумал со злостью Юра. — А ведь может увезти. Только неужели она клюнет на этот драндулет? А что? Клюнет и уедет. Очень даже просто. А я останусь с Обратно».

— Васильев! — крикнула, выпрямляясь Наташка. — Васильев, ты идешь?

Юра шел эти пятьдесят метров не спеша, как и подобает человеку с ребенком на руках, а Наташка нетерпеливо топталась у открытой передней дверцы.

Ну, не поймал он такси, не повезло, но это не значит, что он ни на что не годится. У него есть сын. А если ты, как прости господи; охмуряешь первого встречного, то это никакая не победа, а, может, даже поражение твое, потому что ты не хочешь смотреть на мир реалистически и быть в нем тем, что ты есть на самом деле, и не требовать себе сверх положенного.

— Привет! — сказал Юра, залезая на заднее сиденье. — С прицепом берете?