— Бондаренко!

— Я, товарищ капитан! — как из-под земли вырос разведчик.

— Возвращайся в лагерь и скажи Шаповалову или лейтенанту Галькевичу, что я задержусь до утра. Встречайте меня на том же месте, где стоит сейчас наша лодка.

— Есть, товарищ капитан! — козырнул Бондаренко, но с места не двинулся.

— Ну, а чего стоишь? — удивился Кремнев.

— А может, вместе задержимся, товарищ капитан? — несмело проговорил Бондаренко.

— Нельзя вместе, — с благодарностью взглянув на разведчика, ответил Кремнев. — В лагере поднимут тревогу.

— Это, верно, поднимут, — вздохнув, согласился Бондаренко и, еще раз ковырнув, исчез в лесу.

— Может, мне с вами по дороге? — взглянув в глава капитану, спросил Скакун.

— Я иду в Лозовое. Мне надо навестить семью Сымона Филиповича.

— Филипович — из Лозового?! — удивился Скакун.

-— А ты что... знал его? — насторожился Кремнев.

— Да нет… — Скакун замялся, потом осторожно спросил: — Скажите, а у Филиповича... дети были?

Кремнев внимательно посмотрел на Скакуна. Сердце у него застучало сильнее и тревожней.

— Ну, были, — ответил, все еще напряженно вглядываясь в лицо партизана. — А кого ты из них знаешь?

— Понимаете, в моей группе... Возможно, это и не его дочь, но...

— Ее зовут Таней?

— Да, Таней, — растерялся Микола.

— А Павла... Павла Филиповича ты не знаешь?

— Нет, Павла не знаю, — ответил Скакун. — А он что...

— Так, один знакомый, — поторопился ответить Кремнев, поняв, что Скакун и в самом деле не знает сына Филиповича. — Сымона Филиповича дальний родственник. А Таня — дочка...

— Мы с ней собираемся на задание. Прямо отсюда и пойдем... — Скакун хотел добавить: — к Лозовскому мосту, — но промолчал.

— Значит, Таня здесь?! — понизив голос до шепота, испуганно спросил Кремнев.

Скакун утвердительно кивнул головой. Кремнев оглянулся, потом наклонился к партизану и горячо зашептал:

— Ты... молчи. Ничего не говори Тане. Слышишь, Микола? Ни слова! Я сам... когда-нибудь...

Кремнев повесил на шею автомат и быстро направился в глубь леса. Он шел напрямик, не выбирая дороги, и остановился только тогда, когда увидел перед собой широкий плес реки.

Оглянулся. Отсюда до Лозового — а это он знал хорошо — не больше двух километров. Перейти за рекой кусты орешника и сразу же начнутся Лозовские заливные луга. Они подступают к самым огородам, к вишневым садам, что венком обвивают почти каждую деревенскую усадьбу.

Незавидная внешне хата Филиповича тоже прикрыта вишнями и сиренью. Стоит она чуть поодаль от улицы, и если идти со стороны луга, по старому, давно высохшему руслу, то к ней можно незаметно подойти даже днем. Но... что ему, Василю Кремневу, теперь делать в Лозовом? Зачем он туда спешит? Какую радость несет он доброй, сердечной женщине, которая в свое время заменила ему мать?

Василь сел на гнилую колоду, вытер рукавом мокрый лоб. Стремительно текла река, бурлила, будто хотела смыть и забрать с собой яркие звезды, что весело купались в ее глубине. Звезды дрожали, качались, на мгновение исчезали и снова появлялись, начинали шаловливо подмигивать вдогонку потоку воды, не обращая внимания на потоки новые, что неслись на них из темноты, из-за густых лозовых кустов.

За год до войны Кремнев ловил на этом месте лещей. До восхода солнца рядом с ним обычно сидел Сымон Филипович. Но как только краешек солнца показывался из-за низких кустов орешника, Сымон торопливо сматывал удочку и озабоченно говорил:

— Ну, хлопче, мне пора в контору. А ты лови. Сейчас и Таня придет к тебе на подмогу.

И пятнадцатилетняя девочка, словно только и ждавшая этих слов, неслышно выходила из орешника с белым узелком в руках, в котором несла Василю завтрак, садилась на берегу и терпеливо ждала, пока подъедет отец и отдаст ей весло.

Маленькая, худенькая Таня умела ловить рыбу не хуже взрослых мужчин. Самодельный поплавок Симоновой удочки она клала на воду неслышно, а сама мгновенно скрывалась в высокой траве. И если б не розовые ленты, которыми она украшала свои косы, ее и не разглядеть бы в густой сочной зелени.

Таня могла часами сидеть молча, глядя на свой поплавок, и подавала голос только в самую критическую минуту, когда крупный лещ, подсеченный ее слабыми, но ловкими руками, вдруг начинал упираться, явно не желая подчиняться юной рыбачке. Тогда Таня осторожно высовывала из травы голову и тихо шептала:

— Вася! Помоги!..

Она подавала свой голос и тогда, когда ловкий — фабричный — крючок неожиданно хватал не рыбину, а корягу. В такую минуту Василь хмурился, даже злился, но все же лез в воду, так как крючок в деревне ценился высоко. Таня чувствовала свою вину, испуганно смотрела на Василя и шептала:

— Я туда больше не буду закидывать. Я же не знала...

...Кремнев вытер рукой глава, стиснул зубы. Затихшая в его сердце боль ожила с новой силой. «Таня, милая девочка! Если б ты все знала!» — простонал он и затряс головой, словно хотел отогнать горькие мысли.

Где-то сзади, в чаще, треснула сухая ветка. Кремнев вздрогнул, быстро обернулся и в тот же момент услышал знакомый голос Скакуна:

— Подожди, — говорил кому-то парень. — Мне кажется, что нам надо идти немного левей.

— А вот я сейчас посмотрю, — послышалось в ответ, и Василь вскочил на ноги. Таня! Сейчас она увидит его! Что он ей скажет?

Кремнев быстро нырнул в густые заросли и замер, прислушиваясь к каждому шороху.

Под ногами зашуршали опавшие листья, зашевелились голые кусты орешника, и на ровном берегу, в трех шагах от него, выросла девичья фигура.

Таня была такой же маленькой, как и два года назад, только в руках у нее уже не было того белого, знакомого ему узелка. Она крепко держала автомат.

Какое-то время Таня стояла неподвижно, глядя куда-то за реку, потом тихо, по-мальчишески, свистнула. Из кустов вышел Скакун. Он стал рядом с девушкой и поставил на траву небольшую клетку, в которой шевелилось что-то живое — не то кот, не то кролик.

— Ну, что я говорил? — недовольно проворчал Скакун. — Вон же наша лодка, под той вербой, — показал он рукой.

— Ага, там, — согласилась Таня и пошла к кривой ветвистой вербе.

Кремнев вылез из кустов и какое-то время стоял, недоуменно глядя вслед партизанам. Нет, его удивило не то, что они так неожиданно появились на берегу реки, в том самом месте, где был и он. Его удивил груз, который они несли. Зачем Скакуну понадобилась клетка с котом? Он же собирается на боевое задание!

Кремнев так и не смог ответить на этот вопрос и, подождав еще часа два, отыскал брод, перешел на противоположный берег реки и направился к Лозовому.

IV

В железной клетке, которую Скакун смастерил собственными руками, и в самом деле сидел старый кот Васька.

Ваське, как никому из всего кошачьего рода, неожиданно выпала редкостная и завидная доля: он стал партизанским «разведчиком» и теперь, вместе со своим хозяином и командиром, направлялся на свое первое и, как видно, последнее боевое задание.

Несколько дней назад, наблюдая со старого речища за Лозовским мостом, Скакун неожиданно увидел нечто такое, что разозлило и сбило его с толку: колючей проволокой были опоясаны не только берега реки, но и вода. Река в этом месте не была судоходной, и фашисты, видимо, для того, чтобы застраховать себя от плавучих мин, перебросили с одного берега на другой железную сетку, возвышавшуюся над водой сантиметров на десять — пятнадцать.

Скакун плохо разбирался в военно-инженерных хитростях, и потому долго ломал голову, стараясь разгадать, пропустили немцы ток в эту проклятую сетку или нет?

Найти верный ответ он так и не смог, и, боясь попасть в беду, решил немедленно провести «электроразведку». Сделать это должен был... кот Васька.

Для этой беспримерной в военной истории операции было все подготовлено и продумано. На шпульку от старой прялки было намотано метров пятьдесят крепкого шпагата, в лозовом кусте, недалеко от моста, лежал кусок широкой и толстой доски — «плот», на котором Васька и должен был отплыть на задание, чтобы проверить, какую же сетку поставили немцы и что за лихо там скрывается.