Выступал сосед Карабутов — Забулдыга и, видно, задел острую тему, потому что из-за выкриков Ивась не мог разобрать ни слова.

Наконец сход утихомирился.

— Почему называется партия большевиков? — выкрикнул Забулдыга и, как настоящий оратор, сделал паузу.

Ивась, с интересом ожидавший ответа, так как не знал, откуда произошло название, одновременно удивлялся, что неграмотный крестьянин, который и слова правильно произнести не может, знает это.

— Большевики — потому, что дают большие права народу! Большие права дают крестьянам! Вот почему называется партия большевиков! Вот почему крестьянам надо стоять за большевиков!

Он сошел с крыльца, а его слова потонули в неимоверном гаме.

— Правильно! — смеясь кричал молодой человек, сидевший рядом с председателем.

— Правильно! — надрывался крестьянин в солдатской шинели, стоявший немного впереди Ивася.

— Правильно! — гудело вокруг.

— Неправда это! Кого вы слушаете! — прорывалось сквозь могучее «правильно».

Василь Кот тоже кричал, но Ивась не мог разобрать, что именно, только видел: всегда добродушные глаза Василя стали злыми и делали его настолько непохожим на самого себя, что просто удивительно!

На крыльцо поднялся новый оратор. Крепкие губы, твердый взгляд, энергичные, уверенные движения. Ивась где-то уже видел этого человека. «О, да это же Петро Кот — отец Василя», — вспомнил он наконец.

— Господа! — начал тот рассудительно. — Кого вы слушаете? Что вам тут пороли про большевиков? Кто такие большевики? Это коммунисты! Не дают они крестьянам прав, а отбирают!

Сход недовольно загудел, но Кот решительно поднял руку:

— Послушайте, что я скажу, а я послушаю потом, что вы скажете. Зачем мы сюда собрались? Посоветоваться? Или на кулаках решать политические вопросы? Большевики против народа, и я вам сейчас это докажу. Народ за Учредительное собрание, а большевики против. Они хотят, чтобы власть принадлежала не всему народу, а их партии. Почему большевики против крестьянства? Потому, что они — жиды!

— Ложь! — крикнул незнакомец с бантом на груди.

— Ложь! — поддержал его человек в солдатской шинели, который стоял впереди Ивася. Он оглянулся, ища сочувствующих, и мальчик узнал в нем Ивана Латку.

Народ шумел, но Кот подождал, пока гам утих, и продолжал:

— А кто у них главный? Ленин! А кто такой Ленин? Германский шпион!

— Это поклеп! — прервал его председатель.

— Стащите его! — заорал Латка и бросился к крыльцу, но не смог протолкаться.

— Долой его! — дружно поддержал Латку сход, и несколько человек, взбежав на крыльцо, столкнули оратора на землю.

Довольный Латка, улыбаясь, оглянулся, но, увидев позади гимназиста, нахмурился.

— Это что за барчук? — тихо, но так, что Ивась услышал, спросил он соседа.

— Карабутенко, — ответил тот, глянув на паренька.

Латка окинул Ивася неодобрительным взглядом и отвернулся.

«Какой же я барчук?» — подумал Ивась, но сразу же позабыл обо всем, потому что на крыльцо поднялся незнакомый с бантом и рассказал, что на Ленина возвели поклеп контрреволюционеры и что этот поклеп давно уже опровергнут.

На трибуне появился новый оратор — сын Кота, Василь. Ивась весь обратился во внимание.

— Может, отец сказал тут что не так, — начал оратор, — но не правы и те, кто стаскивает человека с трибуны, не дав договорить.

— Дождалась сучка от щенка помощи! — крикнул Латка, и сход загудел смехом. — Подрос и гавкает!

Василь покраснел, а глаза стали еще злее.

Лука Федорович встал, чтобы утихомирить сход, но и сам не сдержал усмешки.

— Граждане, не мешайте оратору!

— Пусть лает! — крикнул Латка, и сход снова покрыл его слова хохотом.

— Тихо, граждане! — повторил председатель, и Василь мог продолжать:

— Граждане! Крестьяне должны поддерживать свою партию — крестьянскую! А такая партия есть. Это партия эсеров, партия социалистов-революционеров. Только она отстаивает интересы земледельцев!

Ивасю тоже нравилась эта партия, — что же может быть лучше, чем социалист, да еще и революционер!

— А помещичью землю эсеры отдадут сразу или ждать до Учредительного? — послышался голос Забулдыги.

— Учредительное собрание — это собрание всего народа. Только оно может разрешить вопрос о земле. Оно… — Но ему не дали говорить.

— А если Учредительное решит не давать крестьянам земли?

Василь замялся на минуту, но быстро нашелся:

— Партия эсеров будет бороться. Она будет добиваться…

Люди зашумели, кто-то снова крикнул:

— А землю как? Бесплатно или за выкуп?

— Это решит Учредительное собрание. Оно…

— Не надо нам такого Учредительного собрания! — прозвучал чей-то твердый голос. И тут же потонул в возгласах: «Не надо!»

— Долой его! — заорал Латка. — Стаскивай его!

— Долой! — дружно поддержал его предложение сход, но Василь, не дожидаясь, пока его стащат, сам сошел с крыльца.

На его место взошел коренастый человек в солдатской шинели, и Ивась обрадовался, узнав в нем батрака Ивана Крыцю — того самого, что когда-то поднял и разбил оземь тыкву в лавке Мордатого.

— Не надо нам такого Учредительного собрания! — начал он словами, которые перед тем выкрикнул из толпы. — Землю надо делить сразу, как говорят большевики. Чтобы не было эксплуатации, чтоб не было безземельных, чтобы бедняк не работал на хозяина, как вот, к примеру, я.

— А я тебе платил! — крикнул Кот. — И кормил! Плохо тебе у меня было?

Иван усмехнулся:

— Так, может, поменяемся? Передайте мне ваши двести десятин и погните за меня спину так, как я на вас гнул, — он сжал свои сильные руки в кулаки и потряс ими в воздухе, — а я потружусь, как вы трудились…

Толпа захохотала.

— Меняйтесь!

— Меняйтесь! Он вам заплатит, — смеялись люди. — И накормит!

— Больно ты умен стал! — буркнул Кот.

— Не хочет меняться… — подмигнул Иван председателю митинга. — «Тебе хорошо жилось!» — говорит хозяин. Хорошо, да не больно! Вот у вас, гражданин Кот, сынок учится на агронома, а я и жениться не успел, столько работы было… Вы каждый год прикупали землю, а я что у вас заработал? Заработал за десять лет хоть на десятинку землицы? Или на хату? Или на свое хозяйство? Или хоть на черный день? У меня еще и грудь прострелена на фронте, сейчас уже не смогу работать, как у вас когда-то… Вот и я хочу, чтобы помещичью и кулацкую землю поделили между безземельными. Чтобы поделили, не дожидаясь, что скажет Учредительное собрание!

Его слова вызвали громкие возгласы: «Правильно! Правильно!»

К крыльцу протолкался церковный староста.

— Можно вопрос? — И продолжал на ходу: — Тут докладчик рассказывал нам, будто человека сотворил не бог, и свет сотворил не бог, да и самого бога нет… — Молодой человек с красным бантом встал в ожидании, пока староста закончит вопрос. — Все вроде знает этот оратель. Так вот пусть он мне скажет, почему кизяк у коровы или, скажем, у вола не такой, как у овцы?

По толпе пробежал смешок.

— Лука Нестерович придумает…

Молодой человек развел руками:

— К сожалению, не могу удовлетворить вашу любознательность…

— А-а, не можешь! — причмокнул языком церковный староста, переходя с вежливого «вы» на «ты», и крикнул: — Не знаешь?! Как же ты смеешь говорить нам про бога, когда сам и в дерьме не разбираешься?! А?

Сходка ответила взрывом хохота.

Церковный староста хитро озирался, поглядывая то на докладчика, то на попа, который одобрительно кивал головой. Докладчик смеялся вместе с остальными, и смех быстро утих.

Ивась смотрел на агитатора широко раскрытыми глазами, не представляя, как человек может не потерять самообладания от такого неожиданного и коварного удара.

Когда воцарилась тишина, докладчик перестал смеяться и сочувственно посмотрел на оппонента.

— Как же вам не стыдно? — проговорил он. — Церковный староста, а смешали бога с дерьмом!.. Будет вам от священника!

Раздался новый взрыв хохота, а докладчик продолжал уже другим тоном: