— Существует лишь одна причина, по которой ты не поедешь со мной, — эта женщина, буквально околдовавшая тебя! Да, ты ее раб!

Гарри покраснел.

— Если даже и так, то я наслаждаюсь своим рабством. Я должен извиниться перед вами, дядя Джеймс, если я огорчаю вас, но я люблю маркизу де Шартелье и хочу любить ее. Уверяю вас, это не мимолетное увлечение.

Уилберсон остановился, пристально рассматривая розовый куст. В редкие минуты отдохновения от трудов праведных он очень любил ухаживать за своим садом. Он обожал этот дом, выстроенный еще в царствование добродетельной королевы Анны, дом и все свои владения, которые после его смерти достанутся Гарри.

— Ну почему, почему ты не пытаешься побороть свою безумную страсть и обратить свои чувства к какой-нибудь юной непорочной девушке, которую ты мог бы сделать своей женой?! — с досадой воскликнул дядя. И, положив руку Гарри на плечо, добавил: — Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к тебе, сынок. Не позволяй этой пагубной одержимости уничтожить плоды упорного труда долгих четырех лет!

Гарри был очень тронут этими словами, но оставался непреклонен… и старик понимал это. Гарри бережно взял мистера Уилберсона под руку и отвел взгляд.

— Простите меня, сэр, — промолвил он тихо, — но я прикован любовью к госпоже маркизе теперь и на все времена.

— Но почему… Почему?

— На это я и сам не смог бы ответить.

— Я понимаю, Гарри, что она несравненно красива и к тому же обладает незаурядным умом, но прошу тебя не забывать, что у нее есть муж.

— Он уже стар и, наверное, скоро умрет.

— И тогда ты женишься на его вдове? А сможет ли она родить тебе детей? Разве она не старше тебя?

— Нет, она моложе меня. Она настолько молода, что годится своему мужу в дочери… она даже могла быть его внучкой. Но, уверяю вас, сейчас и речи не может быть о браке, хотя она настолько обворожила меня, насколько мне трудно добиться ее. Когда я спрашиваю себя, почему так необратимо люблю ее, то чувствую, что все это происходит из-за какой-то удивительной, необъяснимой связи между нами. Иногда мне кажется, что я знал ее прежде… — И Гарри многозначительно коснулся шрама, рассекающего его лоб.

— Не могу понять, — вздохнул мистер Уилберсон. — Мне ясно одно: ты отказываешься сопровождать меня по очень важному делу, которое принесло бы тебе огромную выгоду. Да, у тебя достаточно собственных денег, но когда-то у тебя было здоровое честолюбие и стремление занять мое место в Ост-Индской компании. Я надеялся, что в свое время ты сменишь меня на моем посту. О Гарри, сам генерал-губернатор Индии готов предоставить тебе аудиенцию. Ты смог бы занять весьма могущественную позицию в Совете.

— Да… но в Индии! — напомнил своему собеседнику Гарри.

— Лишь на несколько лет!

— Я не могу покинуть Англию даже на несколько дней, — прошептал Гарри.

— Чтобы быть с ней?

— Да.

— Это твое окончательное слово?

Гарри колебался. Он заметил, что лицо старика стало усталым и грустным. Он чувствовал себя таким неблагодарным… ему очень не хотелось расстраивать человека, которому он был стольким обязан. Но тут он вспомнил о ней. И закрыл глаза. В этот миг воспоминания были настолько ярки, что он всем своим существом ощутил неповторимую красоту ее чувственного тела, трепещущего в его объятиях; он словно наяву вдыхал ее аромат и чувствовал атласную нежность блестящих волнистых волос, которые ласково перебирал пальцами. Сейчас он видел лишь неповторимые бархатные глаза… влекущие и в то же время требующие никогда не забывать о том, что она принадлежит не ему. «О Боже! — думал он. — Она обещала послать за мной, да даже если все сокровища Индии упадут к моим ногам, я не подниму их, ибо это будет означать отказ от надежды обладать ею!»

С той ночи на приеме у де Шартелье он с нетерпением ожидал послания от Елены. Но тщетно. Ему же запрещено было писать ей или заезжать к ней домой. Временами он бесцельно блуждал по улицам, словно одержимый дьяволом, или уезжал на своей гнедой прочь из города и скакал до изнеможения, чтобы потом уснуть и на время забыться. Сейчас он стоял, погрузившись в глубокие раздумья.

— Дядя Джеймс… — начал он наконец, открыв глаза. Однако увидел, что пожилой джентльмен давно уже ушел. Гарри остался один. Когда же вернулся в дом, слуга протянул ему письмо, и Гарри прочел:

Я многое могу простить глупому, сбившемуся с пути молодому человеку, а ты дорог мне, как собственный сын, но я не могу спокойно наблюдать, как ты уничтожаешь себя из-за женщины. Я не отправлюсь в Индию до конца мая. Даю тебе время подумать и принять решение. Если же ты не поедешь со мной, я вынужден буду потребовать от тебя забрать свои вещи из моего дома и тем самым считать, что нашим отношениям пришел конец.

Гарри поднял взгляд от письма и спросил слугу, где он может найти мистера Уилберсона. Слуга ответил, что хозяин поспешно уехал в Лондон.

Гарри стиснул зубы. Так, значит, разрыв с дядей Джеймсом? Какая жалость! Какая боль! Он был очень привязан к старику, у них бывали славные времена. Гарри никогда не забыть такта и терпения, проявленных мистером Уилберсоном в первые месяцы после происшедшего с ним несчастного случая.

Он понимал, что, скорее всего, это конец, давние связи с мистером Уилберсоном и его домом будут порваны. Разумеется, у него были Поррингтон Эбби и свои собственные средства, но, помимо прочего, его деятельность в Ост-Индской компании всегда доставляла ему огромное удовольствие. Эта работа полностью соответствовала его темпераменту и была чрезвычайно интересна. Но он не может отказаться от Елены. Каким бы ни был исход безумной страстной любви, охватившей его подобно неистовому урагану, он не в силах отказаться от нее.

Гарри написал мистеру Уилберсону взволнованное письмо, в котором умолял его успокоиться и помириться с ним, после чего покинул Чизик. Когда он уезжал из этого небольшого дома, тюльпаны печально склонили свои бутоны, словно оплакивая его, и комок стоял у него в горле. Он провел здесь так много славных минут, напоенных умиротворением и счастьем! Но отправиться в Индию, покинуть Елену… нет, нет… это невозможно!

«Если она вскоре не пришлет мне письма, я умру», — думал он в отчаянии.

Когда Гарри проезжал по предместью Лондона, какая-то цветочница, довольно привлекательная в своей грубой красоте, вытащила из корзины гвоздику и бросила в него.

— Да сохранит вас Господь, прекрасный молодой джентльмен! — рассмеялась она ему вслед.

Он поймал цветок, галантно поцеловал его и швырнул девушке золотую монету. Случись такое с ним всего лишь год назад, он бы спешился и потребовал за эту гинею намного больше, чем поцелуй, ибо у девушки были пухленький ротик и призывный взгляд. Но сегодня Гарри не испытывал чувств ни к одной женщине, кроме той, единственной. Когда он наконец добрался до своего жилища в Найтсбридже, где проводил зимы, то почувствовал страшную усталость и подавленность. И все же он не поехал в Поррингтон Эбби, свою летнюю резиденцию. Сейчас его мучили воспоминания о всех несчастьях и разочарованиях, случившихся в его жизни. А еще мысли, связанные с дядей Джеймсом… Старик любил сопровождать его в Оперу, ибо у Гарри был превосходный музыкальный слух, или играл с ним в триктрак долгими зимними вечерами, или просил его помочь написать книгу об Ост-Индской компании, первую в ее истории…

«Все будет кончено, — думал Гарри, — если я не откажусь от Елены».

Слуга, заменивший верного, но забытого Винсента, открыл Гарри двери и тут же протянул ему письмо.

— Оно пришло сразу же, как только вы уехали из Лондона сегодня утром, — проговорил он.

Гарри осмотрел конверт. Его имя было выписано фиолетовыми чернилами на светлой веленевой бумаге. Почерк говорил о том, что писавший — процветающий и преуспевающий человек. Перевернув конверт, Гарри посмотрел на печать и увидел на ней странного вида герб. Рассмотрев его тщательнее, он почувствовал, что сердце его сейчас выпрыгнет из груди. Он понял, что это был герб рода де Шартелье, ибо узнал геральдический орнамент — сокол с распростертыми крыльями, сжимающий в хищных когтях кулак, одетый в перчатку. Впервые Гарри увидел это изображение вырезанным на каменном камине в вестибюле Бастилии. Почерк был ему незнаком, ибо Елена впервые писала ему. Наконец-то! Наконец-то, подумал он и, побелев от волнения, распечатал конверт.