И вдруг, совершенно неожиданно и для себя самого, и уж тем более для окружающих, я напел:
- Па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам рам па-рам!
На меня резко обернулись. Кто-то из солдат нервно передернул затвор. Добронравов поежился. Бедные. В какой неподходящий момент им приходится знакомиться с легендарным хитом Эннио Морриконе из второй части тарантиновского "Убить Билла-2", а именно из той его сцены, когда похороненная заживо Беатрикс Киддо, сбитым в кровь кулаком пробивает крышку гроба. Музыку эту мои конвоиры, конечно, не знали, но что-то в моем пении и моем настроении им крайне не понравилось. Солдаты нервно заоглядывались, а штабс-капитан поспешил распахнуть дверцу.
- Прошу садиться, Ваше Императорское Высочество. - Добронравов указал на чрево автомобиля.
Я усмехнулся. Что ж, господа, даст Бог, я познакомлю эту эпоху еще с очень многими музыкальными шедеврами моей эпохи. И не только музыкальными.
Вслед за мной в машину сел сам штабс-капитан и еще один унтер. В салоне нас всего четверо, ну если считать с шофером. Остальные одиннадцать солдат позапрыгивали в кузов грузовика. Наша колонна тронулась в путь сквозь вьюгу.
Однако вскоре оказалось, что грузовик с солдатами резко вильнул и встал посреди дороги. Резко затормозили и мы.
Добронравов, обернувшись, пытался понять сквозь тьму и снег причину остановки. Поняв, что не преуспеет в этом, он бросил унтеру:
- Сбегай, братец, узнай, почему встали.
Тот кинулся исполнять приказ их благородия. А я мстительно пропел:
- Па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам рам па-рам!
- Прекратить! - Добронравов это буквально выкрикнул, но затем все же взял себя в руки и уже спокойнее добавил. - Прошу простить, Ваше Императорское Высочество, но петь нельзя.
С издевкой смотрю на штабс-капитана и спрашиваю:
- А то что? Расстреляете меня? Или в карцер посадите на хлеб и воду?
Добронравов промолчал. Через минуту унтер вернулся и сообщил, что шофер грузовика разбирается в поломке, но дело явно не минутное.
- Вот черт! Угораздило же... Митрофанов, сбегай в гараж, может другой есть.
Унтер возбужденно замахал руками.
- Никак нет, ваше благородие. Мы последнюю, значится, взяли из гаража. Остальные на разъездах и найти другую антанабилю никак не возможно, ваше благородие. Токмо ждать.
- Вот нелегкая! - Добронравов минуту думал и, посмотрев на мою ухмыляющуюся физиономию, спешно отдал команду. - Едем одни. По одному солдату на каждую подножку и поехали. Тут недалеко!
Через минуту наша машина, завернув за угол, скрылась в ночи, оставив на площади грузовик и столпившихся вокруг него солдат.
Я же продолжал психическую атаку:
- Будьте любезны, штабс-капитан, ответить мне лишь на один вопрос - вы и ваши люди знаете о том, что вы участвуете в мятеже, и вас ждет трибунал за измену Государю Императору?
Добронравов промолчал, но покосился на унтера. Тот в свою очередь сморщил лоб и покосился на шофера. Я внутренне усмехнулся - все с вами ясно, ребята...
- Я - Великий Князь Михаил Александрович, родной брат нашего Государя Императора и следующий, после Цесаревича Алексея, наследник Престола российского. По повелению Государя, я его полномочный представитель в Ставке Верховного Главнокомандующего на период отсутствия Императора в Могилеве. В настоящее время группой изменников из числа генералов Генштаба организован мятеж против Его Императорского Величества Николая Александровича. Я взят под стражу, как представитель Императора, что является актом государственной измены, все виновные и исполнители преступных приказов пойдут на плаху или на каторгу. Но я все еще верю, что вы являетесь верноподданными Его Императорского Величества и исполняете преступный приказ, не зная об этом...
- Молчать! - Добронравов аж взвизгнул.
- Штабс-капитан, если вы готовы идти на плаху, как заговорщик и агент врага, который выполняет приказы иностранных разведок...
Офицер взорвался:
- Каких еще разведок?!! Что вы несете?!
- Ага! Значит, по поводу заговорщика вы не спорите?
И тут он меня ударил. Вернее попытался ударить. Унтер перехватил его руку и прижал к сидению брыкающегося Добронравова. Тот, сверкая глазами, шипел на подчиненного:
- Митрофанов... Пусти... Сгною...
Тот, продолжая жестко удерживать штабс-капитана, ласково так, словно припадочному, объяснял:
- Вы не серчайте, вашбродь, но невместно бить брата Государя то... Вам, благородным, оно што, а нас, мужиков, в Сибирю на вечные поселения или на плаху за дела господские... Не серчайте, вашбродь, не пущу... Щас приедем, охрану выставим, а там разберемся хто за кого...
Я провожу контрольный информационный удар в головы:
- Целью заговора является не только свержение Императора. Главной задаче заговорщиков из числа генералов и крупных богачей является недопущение принятия Государем ожидаемых народом великих законов, в том числе и закона о земле.
Унтер охнул и...
Тут мы приехали. Солдаты с подножек попрыгали на заснеженную мостовую, и стали озираться по сторонам водя по воздуху винтовками с примкнутыми штыками. Митрофанов отпустил "их благородие" и злой Добронравов с ненавистью поглядывал то на меня, то на унтера. Затем, видимо приняв какое-то решение, приказал:
- Выходить из машины!
Через минуту, выстроившись боевой свиньей (Добронравов впереди, я в центре, унтер слева, шофер справа и два солдата сзади) мы двинулись к моему номеру.
Подойдя к двери, мы увидели двух солдат, стоявших у входа в номер. Злой штабс-капитан не обратил на них никакого внимания и лишь рявкнул раздраженно:
- Открывай!
Солдаты распахнули дверь, и мы по одному начали заходить в номер. Сначала Добронравов, затем шофер, затем унтер, а уж потом я.
Картину, которая предстала мне внутри, можно было заказывать у лучших фламандских живописцев. Или у режиссеров блокбастеров приснопамятного Голливуда. Добронравов (уже разоруженный) стоял посреди номера и смотрел на направленный ему в лоб маузер. Солдаты шедшие сзади меня были мгновенно разоружены "часовыми" у дверей. А успевшие войти в номер, живописно стояли с поднятыми руками, косясь на винтовки в руках обступивших их солдат. Мостовский сидел в кресле у стены, однако в руках также держал маузер.
Я усмехнулся:
- Что ж, Александр Петрович, я рад вас видеть в добром здравии.
Мостовский, поглядывая на то, как его орлы связывают руки Добронравову и отводят в угол остальных, встал с кресла и спокойно ответил:
- Взаимно, Ваше Императорское Высочество. Не замерзли в авто?
- Нет. Мы долго не стояли. Грузовик - ваша работа?
- Степан постарался. - Мостовский кивнул на унтер-офицера из своих. Тот подтянулся и доложился:
- Унтер-офицер Урядный, Ваше Императорское Высочество!
- Молодец, братец!
- Рады стараться Ваше Императорское Высочество!
- И как ты умудрился?
Гигант ухмыльнулся и подкрутил свой длинный ус.
- Дык, до войны у свояка в гараже работал, усю ихнюю железную нутрость знаю. Дело не хитрое...
Я пожал руку Урядному, тот аж раскраснелся от удовольствия.
- Александр Петрович, напомните мне после о Степане. Но, господа, дело еще не не завершено! Что там с письмом?
Мостовский вытянулся:
- Письмо доставлено адресату и встретило понимание. Нас ждут!
Я кивнул и обратился к бывшим моим конвоирам.
- Что ж, господа, я обиды не держу на вас, потому как вы выполняли приказ, не зная о его преступности. Но сейчас всем, кроме штабс-капитана Добронравова, я предлагаю решить с кем вы - с Государем Императором, который готовит принятие народных законов о земле, власти народной в уездах и деревнях, об статусе ветеранов войны и наделении их особо землей и хозяйством, о многом другом для столь же важном простого народа или же вы с заговорщиками, которые хотят свергнуть Богом данную власть и всласть грабить народ русский?