Она кивнула, глаза внезапно наполнились смехом:

— Вы говорите в точности, как он. «Кейтлин, не высовывайся так далеко в окно, а то упадёшь»! — стала изображать она. — «Кейтлин, не бегай по дому, или ты что — нибудь собьёшь». Мой папа — милый, но немного заплесневелый.

Заплесневелый! Александр не знал, что и сказать. Никто ещё не сравнивал его с отцом или со старым викарием. Люди называли его опасным!

— В вас чертовски много нахальства.

Она убрала волосы с лица:

— Папа сказал бы точно то же самое — за исключением чертовски. Он такие выражения не употребляет.

— Чертовски или нет, это сказал бы любой здравомыслящий человек, — резко ответил Александр. Ветер завывал сильнее, раскачивая деревья и посылая на землю душ из мокрых листьев. Кейтлин сорвала с плеча большой мокрый лист.

— МакЛин, на самом деле вы злитесь на меня не из — за того, что я согласилась взять лошадь, с которой не могу справиться. Всё из — за того, что произошло три месяца назад в Лондоне.

Он застыл на месте:

— Всё — из — за вашего поведения и из — за того, что вы подвергли риску и себя, и вашу лошадь.

Её глаза потемнели:

— Я никого не собиралась подвергать риску — ни сейчас, ни тем более три месяца тому назад. МакЛин, я…

— Мы не будем сейчас это обсуждать. На случай, если вы не заметили, — собирается дождь. Эти брызги — это только начало.

Она взглянула на небо через просвет в деревьях:

— Это вы устроили эту бурю.

Он не ответил, а спокойно встретился с ней взглядом, ожидая увидеть привычную вспышку страха или проблеск зависти, но всё, что обнаружил — невозмутимую уверенность. А она, надо признать, храбрая.

— Буря проходит, она совсем несильная, но будет очень мокро.

— Немного воды меня не пугает, — ответила она смело. — МакЛин, какие бы ошибки ни были совершены в Лондоне, всё это давно в прошлом. Это было три месяца назад!

Его глаза сузились:

— Да, но Хью и ваша сестра теперь расплачиваются за это.

Она вздохнула:

— Они любят друг друга. Хоть мои необдуманные поступки и поставили их в неловкое положение и из — за этого им пришлось пожениться, но ведь теперь они счастливы, и это главное.

Александр посмотрел на неё сердито:

— Нет, не это главное. Вы расставили сети, чтобы женить меня на себе.

Её губы вытянулись в тонкую линию:

—МакЛин, я никогда не мечтала выйти за вас замуж. Я просто собиралась спрятаться в вашей карете, когда вы будете покидать город, и объявиться, когда уже будет поздно поворачивать назад.

— Что вынудило бы меня сделать вам предложение.

Она пожала плечами:

— Да, но я не собиралась его принимать.

Дождь уже полил не на шутку, но Александр был слишком ошарашен, чтобы обратить на это внимание:

— Вы… вы собирались мне отказать?

Она кивнула.

— Зачем, чёрт возьми, вы хотели, чтобы я сделал вам предложение, если не собирались его принимать?

— Потому что вы сказали, что никогда его не сделаете, — сказала она с лёгким оттенком неуверенности. — Вы же помните, как это говорили, да?

Он насупился. Говорил ли он… О Господи. Он не знал. Он целовал её безумно, от этого он становился просто безмозглым. Наверное, он бы запомнил, если бы сделал такое самонадеянное заявление.

Она отбросила с лица непослушную прядь волос, капля дождя искрилась на её щеке.

— Я планировала отказать вам и насладиться каждым мгновением. Я думала, вам это тоже показалось бы смешным, когда бы вы поняли, что у меня не было намерений идти до конца. — Она укусила губу. — Наверное, это было немного наивно.

Она говорила правду; он читал это по её лицу также явно, как если бы это было просто напечатано у неё на лбу. К тому же, её план почти удался. Его челюсти напряглись, когда он ощутил, как жар проклятья стал подниматься по его венам — жаркая пульсация, одновременно веселящая и пугающая, ибо он — то знал, насколько опасным это может быть. В молодости ему нравилось это ощущение, он страстно желал испытать его снова и снова. Но, став старше и увидев, какие разрушения его проклятье может вызывать, он научился с ним бороться. Лишь одно чувство могло сравниться по восторгу с этим — прикосновение жарких женских губ. А за всю его жизнь ни одна женщина не возбуждала его больше, чем Кейтлин.

Ветер раздувал её юбки и швырял в лицо золотистые волосы. Проклятье, что же такого было в этой женщине? В нём закипала кровь при одном только взгляде на неё — на фоне усыпанного листьями леса, с влажными вьющимися волосами на лице, одетую в строгое, излишне пристойное тёмно — коричневое платье для верховой езды. Она смотрела вверх на дождевое небо, проглядывавшее в кронах деревьев, свет ложился на её нежные пухлые губы.

И снова он понял, какое искушение испытывал Чарльз, когда стоял на краю пропасти, куда подтолкнула его исключительно чувственная и неподобающая женщина. Скрипнув зубами, Александр повернулся и направился к лошадям. Именно женщина причинила зло его брату, а теперь он стоял здесь, сгорая от вожделения к ней, как слюнявый юнец.

Отвратительный сам себе, он подобрал уздцы лошадей и повёл их:

— Мы уходим.

— Но я…

Он схватил её в охапку и водрузил на седло, придерживая поводья. Она послала ему горячий сердитый взгляд, затем закинула коленку на луку седла и расправила юбки, чтобы они не развевались по бокам лошади. В её движениях не было её привычной плавной грации, и его охватило мрачное удовлетворение от сознания того, что она была так же расстроена, как и он.

Он вскочил на свою лошадь и развернулся в ту сторону, откуда они вошли в этот лес; погнал рысью вперёд свою лошадь и потащил за собой её.

Кейтлин оставалось только крепко держаться. Поскольку он поскакал, когда она ещё не успела правильно закрепить свою ногу в стремени, у неё не было возможности удерживать правильную посадку. В результате она всем телом подпрыгивала на жёстком кожаном седле.

— М — М–МакЛин, с — стоп! — её зубы стучали друг об друга.

МакЛин скакал вперёд, не видя или не желая видеть, как она борется, чтобы удержаться. Дикие удары причиняли ей боль, а неровный шаг только ещё хуже запутывал её волосы. Она не решалась поправить волосы, чтобы не потерять равновесие, но тут непокорный завиток закрыл ей лицо, защекотал нос и перекрыл весь обзор. Рассердившись, она сняла одну руку с луки седла.

Но как только она отпустила руку, другая тоже соскочила, и она завалилась на один бок. В то же мгновение две здоровые ручищи выдернули её из опасного положения.

Александр был глубоко погружён в свои чёрные мысли, когда скорее почувствовал, чем увидел, как сползает Кейтлин. Он инстинктивно остановил свою лошадь, перегнулся назад, сграбастал её за руку и выдернул к себе на колени.

Подол её наряда для верховой езды широко развевался, пока она пыталась сесть вертикально. Бормоча проклятья, он просунул руку ей под грудь, приподнял её и усадил к себе на колени, причём её попка вжалась ему в пах. Тело его немедленно отреагировало, и он снова ругнулся, а дождь разошёлся не на шутку, полив как из ведра.

Она прижалась к нему и зарылась лицом в его плечо, согревая своим дыханием его шею. Его тело заломило от узнавания, и короткий раскат грома напомнил ему, что дождь — не единственная грозящая им опасность. Быстро перегнувшись назад и привязав лошадь Кейтлин к заднику своего седла, он направил лошадей через небольшую рощицу под не стихающим проливным дождём. При каждом шаге лошади тёплая нижняя часть Кейтлин подпрыгивала на его коленях. Запах розы от её влажных волос щекотал ему нос и смешивался со свежим запахом дождя, и он обнаружил, что борется с самым абсурдным стремлением — усадить её так, чтобы она прижалась к нему ещё теснее, чтобы её пышная грудь уперлась в его грудную клетку. Вспышка желания, пылкого и грубого, грянула внутри него, и его руки сжались вокруг неё.

Слабая дрожь прошла по её телу, и он тут же ослабил хватку. Он попытался заставить своё тело последовать этому примеру. Но даже холодный проливной дождь никак не помог погасить возбуждение.