У неё было всё, чего она хотела, и даже больше, и ей это приносило удовольствие. Но позднее что — то пошло не совсем так. Её красота начала увядать, а её муж был теперь дряхлым старым посмешищем, который засматривается на служанок с верхнего этажа и засыпает за обеденным столом с широко открытым ртом.

Джорджиана обнаружила, что ей не хватает ещё чего — то — того, чего у неё никогда не было — настоящей любви. Она не была уверена, но ей казалось, что она нашла её в лице Александра МакЛина, этого таинственного, раздражающе красивого и чертовски уклончивого шотландского лэрда; мужчины с чёрными волосами и ещё более черной душой, и темно — зелёными глазами, что могли быть намёком как на глубокие чувства, так и на холодную жестокость.

Как будто почуяв её мысли, он наконец оторвался от коридора и повернулся в её сторону:

— Да?

В его голосе была только скука. Слегка напуганная его невниманием, Джорджиана проявила норов:

— Наблюдаешь за мисс Хёрст и её ухажёрами? Уж не желаешь ли сам стать одним из них?

Его глаза сузились, взгляд блестел как зелёный лёд.

Она огрызнулась:

— Как это на тебя не похоже, МакЛин. Я никогда не видела тебя так увивающимся за школьницами. А я — то думала, что кончина Гумбольта послужит тебе уроком.

Его губы тронула холодная усмешка:

— Что не так, Джорджиана? Ревнуешь, что Дервиштон забыл преклониться пред твоим алтарём?

Остужённая ледяным светом его глаз, Джорджиана проглотила ответную острую реплику.

Взор Александра уже снова был направлен в открытую дверь. Снаружи Джорджиана увидела Кейтлин Хёрст, которая смеялась словам Дервиштона и выглядела исключительно очаровательно. Наряд крошки обладал той обманчивой простотой, которая тотчас распознаётся как творение рук заправской модистки. Откуда у неё такой гардероб?

Джорджиана забарабанила пальцами по столу:

— МакЛин, ты говорил мне, что решил преподнести Кейтлин Хёрст урок.

Он стрельнул в неё скучающим взглядом:

— Что я делаю или что я не делаю, к тебе не имеет никакого отношения.

— Это имеет ко мне отношение, когда я прикладываю силы, чтобы пригласить крошку в свой дом, а потом должна сидеть и смотреть, как ты виляешь вокруг неё хвостом, как и все здесь мужчины. Ты потерял из — за неё голову! Признайся!

Его глаза загорелись жаркой зеленью, рот побелел от гнева. Снаружи рычащий ветер бросился на дом; солнечный свет закрыли взявшиеся ниоткуда гряды клокочущих облаков.

Джорджиана задрожала, испуганная и возбуждённая. Обладать таким мужчиной… Как же она его упустила? Он был прекрасный и необычайно мужественный, но таяла она от его власти. Она дотронулась до его руки и наклонилась вперёд, вырез её голубого шёлкового утреннего платья провокационно опустился.

— Александр, пожалуйста… Я не хотела тебя рассердить. Мне просто любопытно узнать твой план. И потом, я являюсь его частью, поскольку именно я пригласила её сюда.

Он посмотрел на неё долгим взглядом. Снаружи ветер постепенно затихал; облака успокаивались, но ещё не рассеялись.

— Я только с ней поиграю. Она не в один миг привела к краху моего брата; у него было время осознать свою участь. Я хочу сотворить с ней то же самое. Она догадывается, что у меня есть план, но не знает, в чём он заключается. Она заинтересована и озабочена; я прочёл это по её лицу. — Его жёсткие губы сложились в подобие улыбки. — Наступит время, и она узнает, что ей уготовано. А пока — пусть поволнуется.

Джорджиана охватила волна облегчения:

— Так ты мучаешь её! Я — то заволновалась, что ты тоже не устоял перед ней, как этот глупец Фолкленд и другие. Но как же ты собираешься наказать девушку, если её постоянно окружают воздыхатели? От тебя потребуется немалая изощрённость.

— Значит, будет. — Он встал, заставив убрать свою руку с его. — А пока я хочу, чтобы она томилась в неопределённости. Я иду за ней, и она начинает это осознавать. Это всё, что тебе нужно знать.

Джорджиана открыла рот, чтобы выразить протест, но он опередил её, сдвинув брови:

— Мне нужно переодеться для конной прогулки.

Это всё, что она получит. Джорджиана всё ещё стояла:

— Конечно. Я дам знать лакеям, сколько понадобится лошадей. И, Александр?

— Да?

— Когда ты вернёшься, мне бы хотелось услышать, как всё прошло. — Она задержала дыхание. Она рисковала, прося о таких вещах, особенно таким тоном, который предполагал, что она знает, что ответом будет «да».

К её облегчению, он только пожал плечами:

— Я зайду в твои апартаменты, когда вернусь.

Её сердце подпрыгнуло. Когда он вернётся, она вовлечёт его больше, чем в беседу. Она сдержала себя, чтобы не показать своего торжества:

— Тогда и поговорим.

Он поклонился и вышел, шагая с той звериной грацией, что заставляла её трепетать. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся на лестнице, потом повернулась и взглянула в окно. Штормовые облака всё ещё висели низко над горизонтом, и ощущение дождя ещё не прошло.

Дрожа, она потёрла руки. Александр МакЛин был вызовом — восхитительным, прелестным и трудным вызовом. Но она была не обычная мисс из общества; она была много, много больше этого. И она, более чем кто — либо другой, не знает значения слова «оставить». Она найдёт способ вернуть его. Так или иначе, но он будет её.

С высоко поднятой головой она покинула комнату для завтрака.

Глава 5

Спустя час Кейтлин сидела на лошади, вцепившись в неё двумя руками и удивляясь, как её угораздило оказаться в такой непростой ситуации.

То есть, как — это она знала точно, и это имело отношение к 1 метру 90 сантиметрам ухмыляющегося мужского достоинства, которые сидели на мощном чёрном мерине в полутора метрах позади неё и веселились всякий раз, когда её лошадь — гарцующая гнедая кобыла, такая же упрямая, как и сама Кейтлин, — решала испугаться очередной воображаемой опасности.

До сих пор Кейтлин удавалось удержаться в седле, но исключительно усилием воли. Хватаясь за уздцы, она с завистью поглядывала на Салли, которая изящно восседала на маленькой толстой кобыле, у которой не было других наклонностей, кроме как семенить иноходью. В связи с чем Салли могла вести непринуждённую беседу с лордом Кейтнессом когда пожелает, а вот Кейтлин могла только натянуто улыбаться лорду Фолкленду, который пристроился к ней в первую же секунду её появления в фойе. Она не осмеливалась произнести ни звука, поскольку всё её внимание было поглощено тем, чтобы её лошадь не понесла из — за очередного дрогнувшего листа.

— Я говорю, это что, кролик? — воскликнул Фолкленд, указывая своим кнутом на дальнее поле.

Лошадь Кейтлин, — которую она уже начала называть Дьяволом — испугалась внезапного движения. Кейтлин конвульсивно сжала колени, согнувшись вниз и дёрнув за уздцы.

Это был дилетантский приём, но, тем не менее, он сработал. Лошадь стала сопротивляться зубами и копытами, и уловка дала желаемый результат, ибо отвлекла внимание Дьявола от кнута Фолкленда.

Проклятье, почему я не сказала конюху, что мне нужна спокойная лошадь, как у Салли? — спрашивала она себя в который раз. Но она знала, почему; она отказалась спасовать перед вызовом, который прочитала в глазах МакЛина. Он стоял рядом с грумом и слушал с таким видом, как будто был уверен, что она попросит лошадь попроще; естественно, это было последнее, что она бы сделала. Моя гордыня меня убьёт когда — нибудь. Возможно, прямо сегодня.

Она стрельнула в МакЛина возмущённым взглядом. Он как всегда делал вид, что не замечает её, нагнувшись к леди Кинлосс, чтобы услышать, что она говорит. Его лицо было повёрнуто в профиль, и Кейтлин восхитилась твёрдой линией его челюсти, чувственным изгибом рта, чёрными волосами поверх бровей, его кожей, намного более тёмной, чем полагалось джентльмену из высшего света. По сравнению с бледным и следящим за модой лордом Дервиштоном, МакЛин выглядел нецивилизованным, даже каким — то диким, как будто его шотландские предки вышли не из замка, а из кузниц или с полей сражений.