— Нет, не понятно! — отозвался Васюрка. — Я думаю, что вы за атамана Семенова, а он в Маньчжурию удрал.
— Это же провокация! — возмутился Химоза.
— Хулиганы! — затопала в первом ряду нарядная дама.
— Не бузить! — прикрикнул на нее Мокин. — Никакого хулиганства я не вижу. Вопрос поставлен ребром.
Он повернулся к Химозе.
— Вам все равно, какая власть, лишь бы танцы были!
— Ну, знаете ли! — Химоза хлопнул себя по бедрам. — Мы вас не звали, зачем вы сюда пришли?
— Я уже разобъяснял: создавать поселковую ячейку комсомола!
Химоза со злостью бросил на стол карандаш.
— У нас не должно быть никакого комсомола. Если вам надо, создавайте у себя, а нам не мешайте!
Схватив карандаш, он ткнул им Мокина в грудь.
— Вы, необразованный человек, вы не в состоянии понять, что несет революция для народа. Революция дала право на создание союзов. Мы не хотим состоять в одном союзе с комсомолом. Не хотим!
Химоза затряс головой, пенсне его опять соскочило с насиженного места и закачалось на шнурке.
— Я протестую! Я…
На секунду он утих, быстрым движением вскинул на нос пенсне и подошел к суфлерской будке. Перед ним в зале колыхалось людское море.
— Всех вас, вот эту разношерстную массу, хотят загнать в один союз с отпугивающим названием «коммунистический». Пустая, я бы сказал, глупая затея!..
— Мели, Емеля, твоя неделя! — бросил ему в спину Мокин.
Химоза говорил, слегка расставив ноги и медленно потирая ладони, словно он катал ими хлебный шарик. Костя из зала наблюдал за учителем. Как будто он в классе ведет урок. Те же манеры держать себя, только здесь в его словах много злости…
— Возьмем такой пример. У вас в комнате стоит ваза с цветами. Какой красивый букет! Но это лишь на первый взгляд. Вы даже не догадываетесь, что происходит в вазе, куда собраны разные, пусть и прелестные, цветы. Я могу вам объяснить… Конечно, не разобъяснять, как выражается руководитель местного комсомола. Так вот…
Химоза посмотрел на свои ладони, о чем-то раздумывая, и принялся снова катать невидимый шарик.
— Розу называют нежным цветком любви. А на самом деле она убийца. Окажись вместе с ней в вазе резеда, роза разгневается и через полчаса ее противница уронит свои головки. Но и царица цветов при этом долго не живет. Смертоносные капли резеды, падая с ее стебельков в воду, губят розу… Пойдем дальше. Всем вам знаком белоснежный ландыш. Однако он не так прекрасен, как кажется. Ландыш ненавидит все весенние цветы. Попадая к ним, он испускает страшной силы запах и убивает их. Нарцисс хорош, пока не оказался вместе с незабудками. Голубые и привлекательные, они гибнут от такого соседства… Но хватит примеров. Я думаю, что вывод напрашивается сам собой: не собирайте разные цветы в одну вазу, не объединяйтесь в один союз, если вы не одинаковы!..
Дама в шляпе восторгалась:
— Браво, браво, Геннадий Аркадьевич!
— Напустил туману! — крикнул с места Васюрка.
К сцене, прихрамывая на правую ногу, подошел Блохин.
Нарядная дама крикнула ему:
— Здесь собрание молодежи, а не бородатых и усатых мужиков!
Блохин поклонился ей:
— И, конечно, не перезрелых дам! Вы-то как сюда попали?
— Я забочусь о воспитании собственной дочери! — Левая рука дамы опустилась на голову сидящей рядом девушки.
— А я забочусь о воспитании всей молодежи! — Блохин обвел рукой сидящих.
— Кто это возложил на вас такую великую миссию, разрешите спросить? — все более раздражалась дама.
— Партия большевиков! Ясно?
— Не лезьте не в свое дело! — прогудел регент.
Блохин повернулся к руководителю хора.
— И вы ту же песню поете! Зачем сюда пожаловали?
— Геннадий Аркадьевич пригласил меня по делам службы! — Регент указал на Химозу.
— Какому же богу вы сегодня служите вместе с Геннадием Аркадьевичем? — усмехнулся Блохин. — Можете не отвечать! Знаю! Эсеровскому!
Химоза выбежал на край сцены, нагнулся к Блохину, роняя пенсне.
— Как председатель данного собрания, я запрещаю вам выступать! Вы не просили слова!
Блохин весело потеребил свою клинообразную бородку.
— Председатель должен сидеть за столом, а не бегать по сцене!
В зале засмеялись. Химоза попятился к столу.
— Поддай им, Усатый, жару!
Многим было известно, что Блохин — старый большевик и в годы семеновщины возглавлял в поселке подпольную организацию, работая под кличкой Усатый.
— Революция дала нам право иногда не просить слова, а брать его, — спокойно отпарировал Блохин. — А кто не хочет меня слушать, тот может уйти. Существует и такое право!
— Долой Усатого! — крикнул какой-то юноша и спрятался за спину регента.
Блохин поднялся на сцену.
— Криками меня не запугаешь. Пусть запомнят это молокососы и те, кто их учит! Но не будем отвлекаться от главного… Перед собранием комсомольцы пели да не допели, о чем толкует нам эсер. О чем толкуют Геннадий Аркадьевич и иже с ним?
В зале раздался гневный выкрик Кости Кравченко:
— Эсеры в Ленина стреляли отравленными пулями!
— Это их работа! — подтвердил Блохин. — Но они действуют не только револьверами. У них слова пропитаны ядом. Вас, молодых, они убаюкивают красивыми словами, уводят от классовой борьбы, тушат в вас революционный пыл, хотят превратить вас в безропотных и бессильных…
— Крой их, Усатый, по самое некуда! — шумел за столом Митя Мокин.
Химоза дернул его за рубаху.
— Научитесь вести себя в обществе!
— Научусь, когда всех врагов расколошматим!
Шум скоро утих, и голос Блохина гулко разносился по залу.
— И учитель, и регент, и нервная особа в шляпе — все они агитируют за соучраб. Впрочем, не только они! Вот в президиуме сидит сынок члена правления общества потребителей Кикадзе. Папаша — меньшевик, сынок его подпевала. В этой же компании аптекарь и другие. Они, конечно, тоже за соучраб, против комсомола. А почему? В соучрабе только и слышишь: «Мы за расцвет культуры». Но соучраб не идет дальше благотворительных спектаклей и хорового кружка. План Геннадия Аркадьевича прост: молодежь должна замкнуться в танцевальном кругу. А борьба не кончена, Советская Россия окружена врагами, еще льется кровь…
— У них сегодня в программе падеспань, — не выдержал Васюрка.
— Я знаю! Они в нардоме танцы затеяли. Смотрите, мол, как весело живет молодежь соучраба. Приманку придумали. Конечно, кое-кто попадается на эту удочку…
Костя толкнул локтем в бок Кузю, а Вера шепнула Проньке на ухо: «Эх вы, растяпы!»
Уже никто не перебивал Блохина…
— Я вам прямо скажу, друзья. В комсомоле труднее. В соучрабе танцы, а в комсомольской ячейке военные занятия, все комсомольцы — бойцы. Кто не может держать винтовки, того ячейка не принимает…
«Я удержу, — подумал Ленька Индеец, — только бы дали, а то скажут, что нет полных пятнадцати».
Слова о винтовке тронули и других зареченских ребят. Костя знал, что отец вступил в партию большевиков, он принес домой партбилет и винтовку. Костя однажды в лесу пробовал стрелять боевыми патронами. Здорово толкало в плечо, но зато с винтовкой чувствуешь себя в сто раз сильнее. Вера волновалась по-своему: «А вдруг тяжелая, как ее носить? Когда стреляешь, наверное, надо закрывать глаза». Васюрка решил твердо: «Вступлю в комсомол, стрелять недолго научиться, из дробовика-то умею, в фуражку на лету попадаю». Кузя сжался комочком. «Прощай, винтовочка, связался с этим соучрабом». Пронька не спускал глаз с Блохина. «В крайнем случае его попрошу, чтобы простили. Винтовки я не боюсь, могу любое задание выполнить…»
— Вчера, как вы знаете, — говорил Блохин, — освобождена Чита, — но враг не добит, винтовка нам еще понадобится, нельзя ее снимать с плеча. И молоток нам нужен и лопата. В тупике за депо и на запасном станционном пути целое кладбище потушенных паровозов и разбитых вагонов. Сколько у комсомольцев работы! Танцевать в соучрабе легко, но, я скажу вам, молодые друзья, никто, кроме комсомола, не защитит интересов рабочей и учащейся молодежи. Идите в комсомол!..