В другом конце зала собралась деповская ячейка комсомола. Федя-большевичок приглашал всех, кого считал надежным. Спешно создавался комсомольский хор. Костя, Вера и Васюрка тоже попали в число хористов. Митя Мокин решил подставить ножку церковному регенту.

Вечерний звон еще разливался по нардому:

Федя-большевичок тряхнул кудрями и сильным голосом затянул:

Тут Федя ткнул пальцем в сторону Мокина. Митя громко пропел:

По взмаху Фединых рук все подхватили задорный припев:

Эту песню с французским названием «Карманьола» недавно привез из Советской России станционный телеграфист Уваров, и она быстро пошла гулять по поселку.

Федя снова запел:

Отвечая ему, Митя Мокин широко раскрыл рот и тряс подбородком…

К комсомольцам подошел учитель Химоза. Он был в черной диагоналевой тройке, белой сорочке с галстуком-бабочкой, лакированных туфлях. Маленькие черные усики и пенсне со шнурком делали его похожим на актера, которого молодежь часто видела в комедиях на экране кино-иллюзиона.

— Это хорошо, что вы поете. Но зачем же, друзья мои, вносить разнобой и нарушать гармонию. Подходите к нашему кружку и споем вместе, у нас прекрасный руковод.

— От вашего руковода пахнет ладаном! — огрызнулся Митя Мокин.

Химоза развел руками.

— Я не понимаю, зачем такой тон… Видите ли, в чем дело…

К нему подбежал ученик, сын начальника лесничества, с балалайкой в руке.

— Геннадий Аркадьевич, мы не можем продолжать танцы: оркестр разбежался.

— Как разбежался? Что вы такое говорите?!

— Никого не могу найти! Я остался один!

Химоза и балалаечник скрылись в фойе.

— Хорошо сработала братва! — сказал Федя, подмигивая Мокину.

Если поверить Леньке Индейцу, Вере Горяевой и всем, кто выполнял задание Феди-большевичка, то в этот вечер во многих семьях оркестрантов появились калеки: двое отцов сломали ноги, одна мамаша опрокинула на себя самовар, чей-то дедушка вывихнул руку, а чья-то сестренка упала в колодец. План Мити Мокина удался…

Заметив, что регент поднял перед своим хором руки, Федя повел «Карманьолу» дальше:

Подбежал рассерженный Химоза.

— Прекратите неорганизованное пение! Будем начинать собрание!

Так и осталось неизвестным, о чем толкует нам эсер…

Большая висячая лампа с закопченным стеклом мигала и потрескивала, бросая слабый свет на средние скамьи, а первые и последние оставались в полумраке. Сторож нардома, маленький старичок в брезентовой куртке и в заплатанных валенках, ухватившись за один край большого стола, тянул его из-за кулис на сцену. Стол бороздил ножками, стонал и скрипел. Таким же образом сторож вытащил скамью без спинки, затем, шаркая валенками, вынес и поставил на ни чем не покрытый стол маленькую жестяную лампу. Немощные блики заметались на лицах людей в первом ряду.

Химоза постучал карандашом о столешницу.

— Сегодня мы собрались, чтобы объединиться в одну дружную семью союза учащейся и рабочей молодежи. Мне поручено открыть это собрание…

— Кем поручено? — послышалось из темного угла зала. Костя узнал по голосу Блохина из комитета большевиков.

— Прошу не перебивать! — резко ответил Химоза, перегибаясь через стол, чтобы разглядеть, кто задал вопрос. — Да… В президиум желательно избрать следующих…

Он назвал фамилии двух учащихся и свою. Тотчас же со скамьи поднялся и подошел ближе к сцене Блохин.

— Почему в президиуме только учитель и ученики? Здесь присутствуют молодые рабочие депо, бывшие красные партизаны. От них я предлагаю Дмитрия Мокина и Федора Комогорцева.

На многих скамьях одобрительно зашумели.

— Ну, что же, — деланно заулыбался Химоза, — мы всегда рады мастеровому люду. Прошу за один стол с нами!

Ученики вышли из-за кулис, они были уже наготове, а Мокин и Федя-большевичок запрыгнули на сцену из зала.

— Итак, есть предложение, — Химоза вдруг начал торопиться и зачастил, как пулемет, — создать в поселке одну организацию союза учащейся и рабочей молодежи, принять программу ее культурной деятельности…

Высокого роста, угловатый в движениях, Митя Мокин встал за столом рядом с Химозой и тронул его за плечо.

— Я согласен с тобой только наполовину! — зычно сказал он.

— Что это значит? — Химоза кинул на Мокина настороженный взгляд. При резком повороте головы пенсне учителя свалилось с переносицы и закачалось на шнурочке.

Мокин подождал, пока Химоза установит на место свои стекляшки в золотой оправе, и, касаясь широкой ладонью его плеча, ответил:

— Вот что это значит… В настоящий текущий момент я тоже согласен создать в поселке одну-единственную организацию, но требуется поставить вопрос ребром насчет названия. Назовем ее так: ячейка Российского коммунистического союза молодежи. Разобъясняю короче — комсомол!

Зал всколыхнулся. Крики одобрения и протеста слились в общий гул. На одних скамьях кричали: «Даешь комсомол!», на других: «Безобразие! Никакого комсомола!» Химоза стукнул по столу маленьким белым кулачком. В зале все увидели, как при взмахе его руки на одном из пальцев сверкнул молнией дорогой камень в перстне. От удара лампа подпрыгнула, сразу закоптила.

— Сядьте, я вам слова не давал! — надрывался Химоза.

— Какое там слово! Дай ему, Митя, по очкам! — закричал кто-то в последних рядах.

Мокин склонился над лампой, убавил фитиль. Огненный язычок перестал дергаться и выбрасывать копоть. Передвинув лампу на другой конец стола, Мокин обратился к учителю.

— Так что же ты хочешь, милый человек?

— Вы не меня, вы молодежь спросите! — Химоза вытянул руку в сторону зала. — Молодежь хочет создать соучраб!

— Совершенно отнюдь! — громко и спокойно возразил Мокин.

Такую фразу произносил матрос — герой пьесы, поставленной недавно комсомольцами в нардоме. Роль матроса исполнял Мокин, сейчас ему и пришли в голову эти слова.

— Уходите отсюда со своим комсомолом! — заверещала в первом ряду дама в шляпке.

Мокин погрозил ей пальцем.

— Не бузить! Я все разобъясню!.. В настоящий текущий момент мы должны перевернуть старый мир вверх дном. Будем строить новый. Кто будет строить? Третий Коммунистический Интернационал, а комсомол у него вроде подмастерья. Никакой соучраб тут не справится, программа у него жидкая…

Мокин говорил, переступая с ноги на ногу. Продвигаясь постепенно вправо, он вытеснял из-за стола Химозу.

— Я хочу спросить, — Васюрка поднял трость, чтобы его заметили из президиума. — Соучраб за какую власть стоит?

Оказавшийся у края стола Химоза пожал плечами.

— Странный вопрос! Соучраб стоит за культурное воспитание молодежи. Вам понятно, товарищ?