Очень скоро кот покинул поселок. Никакого преследования не было – все силы были брошены на облаву, которая захлебнулась в крови. Пус спокойно вышел за черту аккуратных улочек и вновь стал утопать в распутице, скользя в грязи, путаясь в траве, проваливаясь в ямки. Веревка на его шее так и продолжала болтаться на нем, кот не обращал на нее никакого внимания. Он шел, не оборачиваясь. Графиня, стараясь не отставать, то подбегала к нему, то отставала, то хныкала, то начинала довольно громко плакать, но все время находилась где-то сзади и не решалась окликнуть кота. Вскоре Пус свернул с дороги, услышав характерный плеск воды в стороне. Это была небольшая заводь, которая походила скорее на лужу. Мидун попил из нее, затем резко окунулся в воду всем телом, быстро выскочил, отряхнулся и двинулся дальше. Сова, вторя своему проводнику, зашла в воду по колено и вышла обратно, сокрушаясь, что сейчас еще не пляжный сезон.

               Через несколько часов пути, когда намека на рассвет еще не было, они добрались до леса. Черные деревья зловеще потрескивали ветвями, охраняя вход. Но кот, игнорируя свои же правила не делать привал в лесу, проследовал к густой роще, отыскал какие-то кусты и упал в них замертво. Он сразу же уснул глубоким, но очень неспокойным сном – его усы и губы постоянно дергались, пытаясь обнажить клыки. Лапы то и дело дрожали и сгибались в суставах. Хвост дергался из стороны в сторону. Графиня наблюдала за котом, не решаясь ничего спросить. Посидев с полчасика, она сняла и расстелила свое пальто, легла на него и тоже уснула.

               – Уть! Просыпайтесь, граф!

               Кот скривился и отмахнулся от совы. Открыв глаза, он обнаружил, что день давным-давно наступил. Яркое солнце нахально прорывалось сквозь лысые ветви деревьев, обжигая землю и его тело. Было жарко, как летом. От снега не осталось и следа, лишь на память о нем сырые пятна блестели в тени. Лес дышал на свой манер, потрескивая и шевеля ветром поникшую траву. Над головой кота навис совиный клюв, расплывшийся в улыбке.

               – Граф, ну сколько можно спать? Вы эдак весь день пропустите. Смотрите, какая чудесная погода!

               – Уйди от меня, – потребовал кот, сообразив, где и почему он находится.

               – Не могу, граф. Вы – моя судьба, я от вас ни на шаг!

               Кот попытался подняться и сразу же рухнул обратно, сбитый ужасной саднящей болью от полученных вчера травм. Плечо распухло, кожа на шее пекла, словно от ожогов, десна во рту воспалились, и язык едва ворочался между ними. Вдобавок ко всему, его донимало жуткое головокружение и тошнота. Надо было полежать еще некоторое время, и только потом вставать, решил кот.

               Сова, тем временем, суетилась вокруг него. Она сорвала несколько охапок травы и положила коту под голову. Укрыла его своим пальто, а из его кармана выудила кусок колбасы и подсунула Мидуну под нос.

               – Откуда это? – спросил он.

               – Я вчера на вечеринке спрятала кусочек. Думала вас удивить во время прогулки. Вот, удивляйтесь.

               Пус молча лежал, глядя в небо, исцарапанное качающимися ветвями. Он чувствовал себя совершенно ужасно, настроение было более черным, чем этот лысый холодный лес.

               – Куда мы идем? – поинтересовалась сова.

               – Никуда. Главное – откуда.

               – Граф, вы хотите убежать от своей прежней жизни?

               Кот снова не ответил.

               Науса ушла куда-то в сторону и принялась бесцельно бродить между деревьями, оборачиваясь и изучая свои следы. Затем она зачем-то попыталась взобраться на дерево, но свалилась оттуда, захныкала и бросила эту затею. Иногда она поглядывала на кота, но никакой динамики в его поведении заметно не было. Кот потерял ощущение времени и не знал, сколько уже лежит так, с открытыми глазами. Под теплым пальто было жарко, каждый вдох приносил боль в горле и между ребер, и он понял, что долго так не сможет валяться. Пришлось настроиться на то, чтобы вставать и идти дальше.

               Одним движением он скинул пальто и, как можно более медленно, постарался сесть. Поначалу острая боль глушила его разум, но постепенно его тело нашло компромисс, когда можно было медленно двигаться и не кривиться от колющих ощущений.

               – Граф, вы такой молодец! Что с вашим плечом?

               Кот злобно глянул на спутницу.

               – А то ты не видела, что вчера было.

               – Да, случилась мелкая неприятность…

               – Мелкая неприятность?!

               – Не стоило вам ссориться с Майном. Теперь он точно обиделся, и нам придется идти к нему и просить прощения. А может, и посулить каких-нибудь даров в качестве компенсации.

               – Что?!

               – Граф, ну сами подумайте. Мы заявились к нему в дом, перевернули стол с его угощениями, испортили праздник, перебили всю его охрану. Я, по правде, хотела вас хватить тогда кувшином по голове, но промахнулась, сильно уж вы извивались. Я думала, что вам следует успокоиться и прийти в себя. Вы просто устали с дороги и сильно нервничали.

               – Дура! Какая же ты дура! Заткнись!

               – Ох, граф, моему терпению пора уже памятник ставить. Не припомню я, чтобы какая другая жена терпела столько оскорблений от мужа. Но за десять лет я так истосковалась, что готова простить вам все! И я вас прощаю, граф, знайте.

               Кот обхватил голову лапами, подозревая, что она сейчас взорвется.

               – Но я знаю, что надо делать. Мы пойдем с вами обратно, зайдем к Майну в гости. Только теперь говорить буду исключительно я, потому как дипломат из вас никудышный. Так вот, мы придем, попросим аудиенции, официально принесем свои извинения, пообещаем компенсировать все понесенные затраты. А еще я хочу предложить господину Майну сделку, которая его явно заинтересует. Я укажу его имя в качестве соавтора одной из глав «Некрономики». Это его обрадует, и он дарует нам свое прощение. Нам такие конфликты ни к чему, граф, поверьте. Сейчас наша фамилия существенно ослабла, враги только усугубят нашу ситуацию.

               Кот ошалело смотрел на сову. Он даже на некоторое время забыл о своей боли.

               – Они порвали Чумазого, ты что, не видела?

               – Видела, граф. Мне безумно жаль этого милого зверька. Но сознайтесь: вы первым пустили оружие в ход. И второе: толку от Чумазого было мало. Он не дворянин.

               – Что?! Что?!! – взревел кот. – Да я твою дворянскую бесполезную тушу прямо здесь закопаю!

               Он выхватил из кармана свой нож и подскочил к Наусе. Коротким движением кот приставил острое лезвие к горлу совы и затуманенным взором уставился ей в глаза. Но ее мимика не поменялась. Она не испугалась и не ощутила ни капельки страха.

               – Это был мой друг, курица ты тупая! Мой! Единственный! Друг! – орал он ей в клюв.

               – А я – ваша единственная жена, граф!

               – Да не граф я! Я Пус Мидун! Я никогда не был никаким графом! Из-за того, что ты наглухо сумасшедшая, Чумазого вчера порвали! Это из-за тебя все!

               – Это все из-за того, граф, что вы оскорбили господина Майна!

               – Ваш господин Майн сдал меня волкам! Это не его охрана, это из столицы полицейских прислали! Ты что настолько тупая, что не можешь понять ничего?

               – Ну, помилуйте, граф, ну зачем вы нужны столичной полиции?

               – Да потому что я не граф! Я Пус Мидун! – кот так громко кричал, что сорвал горло.

               – А Пус Мидун чем не угодил полиции?

               Кот замахнулся ножом, готовясь ударить ее. Но не смог. Словно его конечности оказались стянуты за спиной тугими ремнями. Он не смог ни ударить ее ножом, ни толкнуть. Пус выронил нож и заорал, закрыв морду лапами, затем упал на землю и продолжал кричать и выть. Его била истерика, все тело ломили судороги, когти били по земле, вырывая из нее большие комки. Он кричал, пока горло перестало слушаться и вместо крика издавало только бульканье. Затем кот затих, обмяк и распластался на земле. Его глаза были закрыты.