Я хватаю сумку и трусцой бегу к машине, когда слышу, как Нона окликает меня. Я должна была пойти и увидеться с ней, сказать, что возвращаюсь обратно, но я нервничала и не смогла. Теперь всё изменилось, когда я знаю, что у меня есть Нейт, когда признаю и верю, что все мои страхи и отвращение могут быть вылечены…. Я могу излечиться.

‒ Привет, Нона, ‒ машу ей рукой, пока она спускается на передний двор, и я встречаю её на полпути.

‒ Останешься?

Я ухмыляюсь, потому что знаю, что она уже поговорила с Нейтом. Это чудо, что она не прибежала, как только увидела, что я приехала. Она бы увидела, как Нейт пришёл и ушёл. Я бы сказала, что, как только он ушел, Нона позвонила ему, не из любопытства – оно ей не свойственно. Она жаждала помочь, обнять и быть заботливой Ноной, какой она всегда была для мальчиков и меня.

‒ Ладно, девочка. Ты подловила меня.

Мы смеёмся и обнимаемся.

‒ Он сказал мне оставить тебя в покое; я могла бы выбить парочку тех прекрасных зубов, если бы разговор был не по телефону. Кем, черт возьми, он себя возомнил, чтобы указывать его Ноне, что делать? Но, когда я увидела, что ты уезжаешь, подумала, что должна убедиться, что ты в порядке.

‒ Мне гораздо лучше. Не думала, что так будет, и определенно никогда не думала, что буду хорошо себя чувствовать здесь, но, так или иначе, я с легкостью справляюсь с этим.

Она улыбается, но улыбка не касается её глаз. Я задаюсь вопросом почему, но не спрашиваю, что-то говорит мне, что на самом деле я не хочу это слышать.

‒ Ну, ‒ говорю я, подготавливая её к моему отъезду, ‒ я собираюсь за покупками. Тебе и Дейви нужно что-то купить?

‒ Нет, ‒ поглаживает она мою руку. – Езжай. Увидимся позже.

‒ Ладно.

Я целую её в щеку и сильно раскаиваясь, постыдно улыбаюсь. Я очень хотела, чтобы она не застала меня во время моего отъезда и это дрянное чувство. Я полагаю, что просто хочу чуточку дольше оставаться в своём мыльном пузыре. Вместо этого я медленно сажусь в машину и пристально смотрю в зеркало, отъезжая от Ноны. Она наблюдает, словно знает что-то, чего не знаю я и что мне не понравится.

Я отбрасываю мысли о Ноне на задворки сознания и совершаю короткую поездку, сперва в хозяйственный магазин. Он тоже не очень изменился. Беру тележку, устремляюсь к ряду с краской и хватаю банку белой. Всяко лучше розового в моей комнате и тускло-желтого, которым выкрашен весь дом. На всякий случай хватаю две баночки белой краски. Знаю, что для всех комнат она не подойдёт, но так будет, пока я не подберу желаемый цвет.

Вскоре тележка наполняется нужными мне инструментами, и я направляюсь к кассиру, пожилому мужчине с широкой улыбкой.

‒ Ремонт, мэм?

Я хихикаю, глядя на содержимое, часть из которого даже не знаю, как использовать, если оно понадобится.

‒ Ага. Мой парень убьет меня, когда вернется домой и обнаружит, что ему предстоит красить стены.

‒ Уверен, что он с удовольствием поможет. Он местный?

Я почти что хочу сдержать это в себе, а потом думаю – зачем мне это? Мои демоны – лишь мои; никто другой не видит их.

‒ Натан Шоу.

Его глаза расширяются, а лицо озаряется улыбкой.

‒ Натан? Он подкидывает мне уйму работы; я один из его поставщиков.

‒ Ох, хорошо.

Я начинаю выгружать покупки на прилавок, когда он поднимает руку, останавливая меня.

‒ Нет надобности, мисс. Я вытащу все из тележки, ‒ говорит он, и я понимаю, чего мне так не хватало в большом городе по сравнению с этим городком: такие милые и всегда готовые помочь люди. Поход в крупный супермаркет является ярким тому примером – десятки рабочих пчёл и ни от кого не дождешься помощи. Нет, такой магазин мне нравится гораздо больше. Я замечаю, что на его рубашке, на левой стороне груди, вышито имя: Дон.

‒ Спасибо, Дон.

Он снова улыбается, и я отвечаю ему взаимностью, приятно улыбаться незнакомцам. Не уверена, что раньше ощущала подобное, но мне нравится.

‒ Итак, стоимость вашей покупки составляет сто три долларов, это с учётом небольшой скидки за то, что вы терпите Шоу.

Мы оба хихикаем, и я понимаю, почему Нейт ведёт с ним дела.

Я достаю кредитку, и он проводит ею по кассе и вдруг улыбка, которая так мне нравилась, превращается в хмурый и недоумевающий взгляд.

‒ Ой, кажется, что-то не так с вашей кредиткой.

‒ Что?!

Я знаю, что на ней есть деньги; у меня приличные сбережения. Я …

‒ Не могли бы вы попробовать эту карту, пожалуйста.

Я чуть не сказала: «Не могли бы вы попробовать эту карту, пожалуйста, Дон». Но я больше не чувствую дружелюбия, которое было между нами до этой неловкой ситуации, повисшей межу ним, прилавком и мной.

Я протягиваю ему кредитку, зная, что на ней наверняка есть деньги, но в то же время страх и подозрение душит меня. Когда на лице Дона появляется выражение досады – я понимаю, что меня обвели вокруг пальца.

‒ Мне жаль, ‒ бормочет он.

Я качаю головой:

‒ Нет, это не ваша вина. Я схожу в банк. У меня есть мысль о том, что произошло.

Я смотрю на тележку, заполненную краской и принадлежностями, и чувствую себя кошмарно. У меня есть немного наличных, но если мои подозрения верны, то эти деньги понадобятся мне для еды и более важных вещей. Если я хочу красить, то, возможно, у Ноны в гараже есть немного краски.

Как будто малярные работы так важны, Чарли, черт побери!

‒ Мне необходимо пойти в банк, чтобы разобраться, а это означает, что я оставляю покупки, и вам придется положить всё обратно. Мне так жаль.

Я не оборачиваюсь, наклоняю голову и, смущенная, направляюсь к выходу.

‒ Подождите!

Я поворачиваюсь и обнаруживаю его, толкающим тележку в мою сторону.

‒ Это подарок.

‒ Что? Нет. Я не могу принять такой подарок.

Он незнакомец и должен зарабатывать себе на жизнь.

‒ Цыц. Это мой магазин и когда я столкнулся с кризисом, ваш парень выручил меня. В любом случае я не хотел брать с вас деньги. Пожалуйста, примите его. Без условий и чего-либо еще, вам даже не нужно говорить об этом Шоу. Это просто то, что я хочу сделать.

‒ Я верну вам деньги потом.

Он подмигивает и качает головой:

‒ Тогда это не было бы подарком, не так ли? Это была бы рассрочка, а я же сказал – это не обсуждается.

Он выкатывает тележку на тротуар и смотрит на машину перед собой.

‒ Ваша?

‒ Ага, ‒ говорю я, пытаюсь придумать, как отблагодарить его за доброту, которую я прежде никогда не получала без условий.

‒ Вы откроете багажник, а я все сложу.

‒ О, ‒ я бегу к багажнику и открываю его дрожащей рукой, ‒ спасибо.

Он улыбается и загружает багажник моими «подарками» и роняет крышку багажника, прежде чем снова посмотреть на меня, только теперь его взгляд наполнен пониманием. Он сказал, что пережил тяжелые времена, и я не удивлюсь, если он распознал это во мне.

‒ Не беспокойтесь, езжайте ‒ разберитесь с банком и, если вам еще что-либо понадобится для ремонта – заходите ко мне.

‒ Огромное спасибо. Вы себе не представляете, как я ценю это.

Он усмехается:

‒ Я могу сказать то же самое о Шоу. Не берите в голову. Идите и наслаждайтесь вечером с ним, он тоже заслуживает этого.

Не знаю, почему делаю это, но я обнимаю его. Обнимаю совершенно незнакомого человека, который был добрее всех, кого я когда-либо встречала за все эти годы. Доброта и щедрость вдохновляют меня и дают понять, что хорошие люди существуют. Затем я отхожу и указываю головой в сторону банка дальше по улице. Он кивает и возвращается обратно в магазин, а я иду, чтобы разобраться с тем, что сделал Пол из мести.

Я захожу в прохладное, кондиционируемое здание банка и страшусь того, что меня ожидает. Интуитивно чувствую, что это не банковская ошибка. Хотела бы я, но моя жизнь не так устроена.

Банк небольшой, старинного вида и пустой. Я подхожу прямо к контрольной линии, на которой банковский служащий говорит: «Следующий, пожалуйста».

Тут же я сожалею о том, что ранее думала о маленьких городах, какие они замечательные, я забыла, что это также означает, что люди в них с ограниченным умом и глубоко засевшими, старыми обидами, которые они не могут отпустить. Молли Сейбер ‒ яркий тому пример. Я буквально чувствую, как презрение из-за кассы проникает сквозь мою кожу.