— Вот и отлично. Раз уж вам все известно.

Сказав это, она резко развернулась и быстро ушла.

Чем был вызван этот непонятный разговор? Чувством долга? Вряд ли. Страхом? Ревностью? Это уже более похоже на правду. Та же эгоистичная ревность, которая заставляла ее забивать голову Соланж небылицами, из-за которых у девушки появилось отвращение к браку. Чего хотела от нее эта женщина? Чтобы она побежала к Рафаэлю и все рассказала, таким образом вызвав на себя огонь ярости Соланж, избавив от этой участи мадам Тиби? Соланж уже пресекла эту возможность. Что ей оставалось? Рафаэль поверит ей или своей сестре?

Их отношения сложно было назвать доверительными. Когда она узнала, что он отдает приказы наказывать рабов плетьми, это привнесло в их общение еще больше напряженности. Не то чтобы они стали предельно искренни друг с другом, но все же ее чувства к нему претерпели изменения. Ее чувства? Но какие? Он ее не волновал, она его тоже. Они решили так с самого начала. Однако невозможно жить с человеком, делить с ним постель и не прийти к какому-то компромиссу. Она разочаровалась в нем, он уронил себя в ее глазах, утратил ее уважение — вот в чем дело. Он оказался менее человечным, чем она думала.

Кэтрин по-прежнему сидела на ступеньках, задумавшись и подперев рукой подбородок. Солнце спряталось за деревьями, сменившись пурпурно-золотыми сумерками, которые быстро превращались в серый полумрак. Наступал вечер, квакали лягушки, и откуда-то издалека доносился унылый отчаянный крик козодоя. В воздухе ощущался запах костра, смешанный с сильным ароматом растущей в лесу желтой жимолости и сыростью реки. Становилось прохладно. Не желая заходить в дом, Кэтрин неподвижно сидела, пока укус комара не отвлек ее от мыслей, вынудив укрыться за дверью.

Индия ждала ее в конце галереи. Девушка ничего не сказала, только присела в неловком реверансе и открыла дверь спальни, чтобы Кэтрин могла войти. Переступив через порог, она вопросительно посмотрела на Индию, удивляясь, почему та топчется в коридоре, а не ожидает ее в комнате, где можно сесть. Ответ не заставил себя долго ждать: на кровати, положив руку за голову, во весь рост вытянулся Рафаэль.

Он бросил на Кэтрин игривый взгляд, когда она вошла в сопровождении служанки, и не шелохнулся, явно давая понять, что уходить не собирается. После секундного колебания Кэтрин дала знак Индии приступить к переодеванию для ужина.

Служанка послушалась, но ее пальцы дрожали, и она долго возилась с мелкими пуговицами на спинке.

Странно было видеть Рафаэля в спальне. Он редко возвращался с полей до того, как она была готова к ужину. На секунду это напомнило ей тот вечер, когда он наблюдал, как Деде одевала ее в театр. Отбросив это воспоминание, она спросила:

— Ты будешь переодеваться?

— Сначала я хотел с тобой поговорить, — отозвался он.

— Сейчас?

— Если это удобно, — сухо произнес он.

Сняв платье, Кэтрин кивнула служанке. Индия подняла его, перекинула через руку и медленно вышла из комнаты.

— Я не нравлюсь этой девушке, правда? — сказал Рафаэль, внимательно вглядываясь в лицо Кэтрин.

— Индии? Почему?

— Я тебя спрашиваю.

— Я… Мне кажется, она просто стесняется тебя и потому немножко нервничает.

— Ты действительно так считаешь? — явно не веря ей, спросил он.

Кэтрин тоже чувствовала в поведении девушки скрытую враждебность, но первым порывом было встать на ее защиту.

— Не знаю, какая еще может быть причина, — ответила она, глядя прямо на него.

Он поднял глаза на балдахин над головой.

— Что ж, если ты довольна, то я тоже. — После секундной паузы он продолжил: — Я начинаю понимать, почему Али так заботился о том, чтобы эта девушка стала твоей служанкой.

Пытаясь развязать ленты на сорочке, Кэтрин не смотрела в его сторону.

— Неужели?

— Очевидно, его нужно поздравить.

— О да. Это становится… слишком очевидно. Думаю, ей пора носить более широкие платья. Нынешняя мода позволяет долго скрывать деликатное положение, но со временем потребуются другие меры.

— Ты знала, что она в положении, когда принимала ее?

— Али предупредил меня, да.

— Правда?

У Рафаэля был такой странный тон, что она отвела глаза от упрямого узла и взглянула на него.

— Прости, — сказал он, — но ты так очаровательно краснеешь и заикаешься, когда говоришь со мной об этом. Я с трудом представляю этот разговор с Али. Эта девушка… Ты все равно взяла ее, зная, что она будет непригодна через два или, в лучшем случае, три месяца. Почему?

Кэтрин внимательно посмотрела на него, и в ее глазах мелькнул дерзкий огонек.

— Я говорила тебе почему.

— Ах да. Ты считаешь, что защитила ее от Соланж и мадам Тиби.

У него было странное настроение; Кэтрин решила не обращать на это внимания.

— Если я решу прилично одеть ее, — сказала она, продолжая начатую ранее мысль, — мне понадобится приобрести ткань, а пока я буду этим заниматься, другие слуги, работающие в поле и на улице, будут одеты в тряпки, лохмотья и шкуры животных. Они рассказали мне, что не получали новой одежды с тех пор, как два года назад уехали Фицджеральды.

— Это не так. В прошлом году я лично распоряжался насчет одежды.

— Очевидно, они ее не получили. Как думаешь, мне могут доставить ткани судном?

— Следующим же, — с каменным лицом ответил он. — Сообщи, что и в каком количестве нужно, и я обо всем позабочусь. А ты уверена, что у тебя будет время шить? Не хочу видеть тебя переутомленной. Фанни права, ты похудела.

В его тоне сквозил упрек или ей показалось? Заметил ли он, что она нарочно ищет, чем занять свои руки, чтобы отвлечься от неприятных мыслей? Усталость притупляла чувства. Она помогала не думать о ласкавших ее нежных руках и чувственном отклике на них ее тела, отклике, который в виду обстоятельств казался ей унизительным.

Кэтрин тщетно дергала ленты, и ее голос из-за этого стал резким.

— Конечно, у меня будет время. Я не планирую все шить сама, ты же понимаешь. Есть несколько женщин в хижинах, которые более или менее умеют это делать.

Рафаэль не торопясь поднялся с кровати и подошел к ней.

— Тебе не нужно показывать мне свои коготки, La Lionne. Я не собираюсь ссориться с тобой. По крайней мере, — поправил себя он, — без повода.

Кэтрин подняла на него широко раскрытые золотисто-карие глаза.

— Как ты меня назвал?

— Львица. Так люди зовут тебя за спиной: из-за золотых волос и мужества. Ты также завоевала восхищение Али, а женщине это непросто, учитывая его арабское сердце. Ты знала об этом?

Накрыв ее руки своими, он остановил ее напрасные попытки развязать узел. Одним рывком он разорвал ленты, освободив Кэтрин от шелковой сорочки. Невозможно было неправильно истолковать целенаправленное движение его рук, скользнувших под шелк и привлекших к себе ее обнаженное тело.

— Ты… ты хотел поговорить со мной, — напомнила ему Кэтрин, пытаясь отвлечь его внимание.

Его руки напряглись, затем вновь расслабились.

— Странно. Мне больше не хочется… говорить.

— Индии придется ждать, — выдохнула она.

— Пусть подождет, — пробормотал он, прижимаясь лицом к ее волосам.

Глава 14

Если бы Рафаэль спросил ее о Маркусе, на что она почти надеялась, она бы все ему рассказала. Но, поскольку этого не произошло, она не стала ничего говорить, не желая нарушать воцарившийся между ними шаткий мир или вызывать злорадство у Соланж. Ее больше не просили быть компаньонкой. Продолжали ли встречаться Соланж и Маркус, она не знала и не хотела знать. Чувствуя свою вину, она надеялась, что девушка устанет от этого флирта — или устанет Маркус. Если же этого не случится, то мадам Тиби наверняка найдет способ положить конец этим встречам. Возможно, подобный оптимизм был безоснователен, но он помогал ей сохранять равновесие в ее слишком неопределенной жизни.

В стенах дома продолжалась безмолвная и яростная борьба за власть. Индия, с каждым днем становившаяся все больше и крупнее, твердо заняла сторону Кэтрин. Вместо того чтобы избегать Соланж и мадам Тиби, как ожидала Кэтрин, она, казалось, открыто попирала их. Она не выполняла их приказы без согласования с Кэтрин. Она изводила других служанок своим черным враждебным взглядом, так что те постоянно тряслись, страшась и бывшей экономки, и индейской девушки, боясь выполнять их поручения и боясь не выполнить, во время работы по тысячу раз на день оглядываясь через плечо.