— А какие грехи тяжкие?

— Убить кого-нибудь.

— А самые тяжкие?

Монах устало закрыл покрасневшие глаза.

— К примеру, прелюбодеяние. В Святом Писании говорится, что одна лишь мысль о супружеской неверности такой же тяжкий грех, как и сама неверность.

— Это хуже, чем кого-нибудь убить? — озадаченно спросила Руна.

— Я так сказал? — Алевольд обхватил голову руками. — У меня раскалывается череп; пожалуйста, не втягивай меня в еще один теологический диспут!

Он снова отвернулся и склонился над бортом.

Сильный ветер швырял корабль из стороны в сторону. И хотя Руне не терпелось получить ответы на свои вопросы, чтобы избавиться от ужасной путаницы в голове, она решила оставить монаха в покое.

Девушка бродила по палубе. Мужчины использовали всю силу своих крепких рук, чтобы заставить «Ловца ветров» продвигаться вверх по реке. Все сейчас выглядели напряженными; казалось, каждый думал о том, не ждет ли их западня. Отец Руны, как обычно, стоял у руля, а Ариен, закутавшись в теплый плащ, смотрел на проплывавшие мимо пейзажи. Берег обрамляли полоски лесов, из-за которых виднелась сочная зелень весенних полей и лугов. За лугами тянулись длинные цепи холмов, верхушки которых застилал туман. Было трудно понять, насколько они высокие и как далеко находятся. Руна знала лишь о том, что Шотландия — гористая страна, хотя, глядя на побережье, этого нельзя было сказать. Бальдвин рассказывал ей, что шотландский король Вильгельм в одной из битв попал в английский плен, и ему пришлось признать короля Англии своим правителем и возместить расходы его армии. После этого англичане не пользовались благорасположением местных жителей. Может быть, поэтому у Роуэна сейчас такое угрюмое выражение лица?

Скорее всего, нет.

Он, как и остальные мужчины, сидел на веслах и с такой силой сжимал челюсти, словно ему приходилось плыть сквозь илистое болото. Щиты и драконью голову пришлось снять и спрятать, чтобы корабль не привлекал излишнего внимания. Скатанный полосатый парус лежал на палубе, мачту тоже опустили. И все же форма корпуса выдавала в «Ловце ветров» чужеземное судно. Рыбаки и стирающие на берегу женщины, замечая его, останавливали работу и удивленно таращили глаза.

«В прежние времена они бы с криками бросились прочь, — подумала Руна. — Я родилась слишком поздно, в то время, когда все перепуталось. Раньше мне не пришлось бы страдать из-за мужчины, который больше всего заботится о спасении своей души».

— А что ждет павшего в бою английского рыцаря после смерти? — решилась на еще один вопрос девушка.

Бесцельное шатание по палубе снова привело ее к монаху.

— Если он попадет на небеса, то будет облачен в белый наряд и сможет вечно восхвалять Господа, — ответил Алевольд.

Блаженная улыбка немного смягчила мученическую гримасу на его лице.

— Звучит не слишком воодушевляюще.

Монах нахмурился.

— Павел говорил, что земная жизнь — это время страдания, если сравнивать ее с райским блаженством.

Павел, ну да. Один из христианских святых, если Руне не изменяла память.

— Я бы предпочла и после смерти носить на поясе свой меч. А белый наряд подошел бы тебе, но не Роуэну.

Руна вспомнила о том, как вернулась в лагерь после жертвоприношения. Она, как и остальные викинги, окунула лезвие своего меча в кровь похищенного и убитого Бальдвином коня. В лагере Роуэн посмотрел на нее странным взглядом. В его глазах читалась горечь, а красивые губы были плотно сжаты. Он понял, что она сделала, и отвернулся.

А Руне невыносимо хотелось снова посидеть рядом с ним. Это желание было таким сильным, что ей пришлось сжать ладони в кулаки и вдавить ногти в кожу, чтобы не побежать к нему.

«Отец всего сущего Один и мать Фрейя, — думала девушка во время жертвоприношения, — помогите мне выпутаться из этого ужасного положения. Позвольте мне быть вместе с Роуэном — или вырвите любовь из моего сердца!»

На горизонте показалась деревня. Место встречи. У ветхого на вид, облепленного птичьим пометом причала было привязано несколько лодок разных размеров. Сидевшие на досках утки с громким кряканьем бросились в воду, когда ждавший на краю пастбища всадник направил свою лошадь к реке и поднял вверх руку в перчатке. Очевидно, это и был человек Маккалума, который должен был проводить викингов к башне, где прятался брат Окснак. Гордый сделкой, заключенной с графом, Ингварр стоял у борта. Если не считать Бальдвина и Ариена, он был единственным мужчиной, который не сидел на веслах. Вместо этого Ингварр начищал до блеска свою кольчугу. Под рукой викинга был зажат железный шлем, а с пояса свисали меч и длинный боевой нож, когда-то принадлежавший Роуэну.

— Слава Богу! — крикнул шотландец.

— Слава Одину! — ответил Ингварр.

Бальдвин тоже был в полном боевом снаряжении. Но, в отличие от Ингварра, он не видел причины хорохориться и спокойно продолжал управлять румпелем, помогая гребцам подводить корабль к причалу. Двое мужчин выпрыгнули на палубу, чтобы набросить канат на столб и выдвинуть сходни. Руна задержала дыхание, когда Ингварр подошел к ним, чтобы первым спуститься с корабля. Однако викинг вовремя одумался и уступил дорогу предводителю йотурцев.

Сердце Руны наполнилось гордостью, когда облаченный в роскошную кольчугу отец подошел к сидевшему на лошади шотландцу и поднял руку в знак приветствия. Тот спрыгнул на землю, и они пожали друг другу руки. Бальдвин был на полторы головы ниже крепкого шотландца, зато выглядел моложе. Лицо шотландца было испещрено морщинами и шрамами от оспы. Высокий лоб переходил в тянувшуюся до затылка лысину, которую обрамляли длинные жидкие пряди седых волос. Улыбка обнажала черные дыры на месте трех выбитых или выпавших зубов. Однако шотландец тоже был в доспехах и с оружием и выглядел как воин, переживший много битв. Кольчугу прикрывал белый плащ, застегнутый дорогой круглой фибулой.

— Меня зовут Ангус. Я оруженосец лорда Иэна Маккалума, — дружелюбно представился шотландец, с акцентом произнося английские слова. — Когда он объяснил мне мое задание, я сперва не поверил. Вы и вправду викинги?

Прежде чем Бальдвин смог что-либо ответить, взгляд Ангуса упал на Руну.

— Святая Нотбурга! Похоже, ваши женщины не стоят у плиты.

Руна сегодня не стала надевать кольчугу: ей не хотелось привлекать к себе еще больше внимания, чем обычно. На девушке были мягкие штаны из оленьей кожи, отороченные мехом сапоги и синяя туника до колен. С пояса свисал Соколиный Коготь и сарацинский кинжал, через спину был перекинут колчан со стрелами, а в руке дочь Бальдвина держала лук. Из украшений на Руне были лишь серебряные браслеты и еще одна дань ее женственности — цепочка с кулоном, лежавшим между грудей. Девушка и сама не знала, почему решила ее надеть. Возможно, чтобы показать Роуэну, как бы ей хотелось ему принадлежать…

Шотландский оруженосец в очередной раз тряхнул головой и наконец оторвал взгляд от Руны.

— Я здесь, чтобы отвести вас к брату Окснаку, господин Бальдвин, — сказал он предводителю викингов. — Мой хозяин объяснил мне, что хочет положить конец вражде, потому что тоскует по дочери и осознал, каким ужасным был поступок монаха. Должен вам сказать, он очень сожалеет о случившемся. Как чувствует себя леди Ательна?

— С ней все в порядке, слово викинга. Как далеко до места, где прячется Окснак?

— Поскольку вы без лошадей… — Оруженосец окинул взглядом людей Бальдвина. — Думаю, вы доберетесь до крепости Дэнстон к завтрашнему вечеру. Можно проплыть еще немного вверх по Ай-Уотер, а дальше придется идти пешком. Я возьму свою лошадь с собой, если не возражаете.

Бальдвин вернулся к кораблю и отвел Роуэна в сторону.

— Ему можно верить? — услышала Руна тихий вопрос отца.

— Ты спрашиваешь у него? — прошипел стоявший в трех шагах Ингварр.

— Я не стал бы ему доверять, — ответил Роуэн.

Это прозвучало так, словно он имел в виду Ингварра.

Бальдвин почесал аккуратно заплетенную и украшенную золотыми кольцами бороду.