Я постаралась сдержать свой гнев и напомнила ему:

— Да, Макс, у тебя была жена, которая была для тебя целым миром.

— Да, была, пока ее жизнь не кончилась. Но моя-то продолжается, детка.

— Гарри сказал, что когда у мужчины есть женщина, которая значит для него так много, и потом он ее теряет, то ничто не может этого заменить.

Я увидела, как раздражение Макса сменилось злостью, он повернулся ко мне и тоже привстал, опираясь на локоть, но мою шею не отпустил.

— Не надо, лежа в постели со мной, впаривать мне дерьмо, которым Гарри накормил тебя вчера вечером, — предупредил он.

— Но ты сам это признал.

— Ни хрена я не признавал.

— Ты сказал мне, что она была для тебя целым миром.

Он сильнее сжал руку на моей шее.

— Да, Герцогиня, она была. Была.

— Гарри мужчина, а мужчины понимают друг друга.

— Нина, Гарри не мужчина. Ты еще это не поняла?

Ладно, тут он прав.

— Хорошо, — согласилась я и сдуру продолжила: — Может быть, это и правда, но всего пять минут назад ты заново пережил тот кошмар, Макс, и я видела это, поэтому ты не можешь лежать здесь и говорить мне, что ты забыл Анну. Ты любил ее, и эта потеря сломала тебя.

Его глаза застыли, показывая, что он разозлился еще больше, намного больше, и Макс выдавил:

— Господи, ну ты даешь.

— Что?

Макс перекатил меня, так что я оказалась на спине, а он наполовину на мне, однако не на больном боку, хотя я бы не заметила, даже если бы он навалился на меня всем весом, потому что он уже не просто злился, он стал точно таким же, каким был утром. Он был в ярости, и я приготовилась к удару.

— Ну ты даешь, детка, — повторил он едко, наклонившись ко мне. — Что ты хочешь услышать? — спросил он и, не дожидаясь моего ответа, продолжил: — Она была красивой, она была смешной, милой, покладистой, спокойной. Чертовски покладистой, Господи. Для Анны жизнь была прекрасна. Она любила жизнь и не позволяла чему-либо мучить себя. За все время, что мы были вместе, мы поспорили от силы раза два. Жизнь с Анной была сплошным удовольствием. Она не спорила со мной, не впадала в плохое настроение, не обижалась на меня. Она просыпалась счастливой и засыпала счастливой и делала все, что в ее силах, чтобы подарить мне ту же гармонию, и я любил каждую гребаную минуту такой жизни.

У меня пересохло во рту, и я попыталась выбраться из-под Макса, но он не дал мне пошевелиться.

— Ты не такая, нет. Ты споришь со мной, твое настроение меняется со скоростью света, ты способна обижаться круче, чем любая из моих знакомых женщин, а я вырос с мамой и Ками, и это говорит о многом, детка.

— Слезь с меня, — прошептала я. Его слова били сильнее, чем Дэймон, намного сильнее. Я толкала его в грудь, но создавалось впечатление, будто он не слышит моих слов и не чувствует моих рук.

— Ты блондинка, и Анна была блондинкой. Это единственное, чем вы похожи. В остальном, Герцогиня, вы с ней как день и ночь.

К глазам подступили слезы, которые я не смогла сдержать, и они поползли из уголков глаз.

— Слезь с меня.

— Правда она не была борцом. Она не была готова спорить с миром. Любой мог ее обидеть, и они делали это, но она не реагировала. Она просто позволяла этому случиться и не обращала внимания, прятала глубоко в себе, чтобы никто не видел, скрывала даже от меня, не позволяла мне помочь. Она была милой и позволяла людям грубить себе, так и не научилась давать отпор, и это повторялось все время. Она умела слушать, но была застенчивой. Она бы стояла рядом со мной, кусала губы, глядя на Гарри и думая, что надо бы ему помочь, но сама бы не стала. Ей бы не хватило смелости пройти через переполненный бар, сесть рядом с ним и взвалить на себя его проблемы. То, что он рассказал тебе, сломало бы ее еще хуже, чем тебя. Так что я должен был защищать ее от всего этого дерьма, и я защищал. Она дарила мне гармонию. А я оберегал ее, чтобы она продолжала это делать. Такими были наши отношения, и это был хороший баланс.

Я не знала, сколько еще смогу вынести, и мой голос превратился из требовательного в умоляющий, когда я повторила:

— Макс, слезь с меня.

— Ты хотела сравнения, детка, ты его получила. Теперь ты знаешь, что давала мне Анна и что я давал ей.

— Я не хотела сравнения! — воскликнула я.

— Нет, хотела, ты чертовски уверена, что не сравнишься с ней, прямо убедила себя в этом.

— Что ж, очевидно, что я не могу, потому что гармония — это не то, что я могу дать.

— Анну невозможно заменить.

Я отвернулась в сторону, закрыла газа и перестала упираться в его грудь. Я собиралась отгородиться от него, это единственная защита, которую он мне оставил, так что я собиралась воспользоваться ею.

К сожалению, его слова все еще доносились до меня. Я не могла отгородиться от них, просто закрыв глаза.

— Невозможно заменить того, кого ты потерял. Другого Чарли никогда не будет, ты знаешь. И другой Анны никогда не будет. Ты должна понимать, что, когда у тебя есть что-то дорогое, ты бережешь это, а не хочешь заменить. Но это не значит, что ты не можешь найти что-то другое, настолько же хорошее.

«Верно», — подумала я, но не сказала вслух, но Чудо-Макс, должно быть, прочитал все по моему лицу.

— Господи, — заскрипел он зубами. — Мне не нужна от тебя гармония, Нина. Мне просто нужна ты.

— Пожалуйста, не мог бы ты с меня слезть? — тихо попросила я.

— Посмотри на меня.

— Макс, пожалуйста.

— Черт возьми, Нина, посмотри на меня.

Я посмотрела на него, и он стал внимательно вглядываться в мое лицо, приподняв его ладонью.

— То, что было у нас с Анной, — это дар, но его больше нет. И ты хочешь сказать, что это все, что досталось мне в жизни?

— Нет, — честно прошептала я. Не знаю, откуда взялись следующие слова, я даже не знала, что скажу их, но инстинктивно поняла, что ему нужно их услышать, таково было мое запоздалое стремление защитить его ради него самого. — Я хочу сказать, что ты — это ты, и ты заслуживаешь лучшего.

Он выглядел искренне непонимающим, когда спросил:

— Лучше, чем что?

— Лучше, чем я.

Его большое тело дернулось и задело меня, вызвав вспышку боли в ребрах, но я проигнорировала ее, сосредоточившись на его лице, которое выглядело ошарашенным.

— Ты прикалываешься? — тихо спросил он.

Точно, ошарашенный.

— Нет, — так же тихо ответила я.

Он провел большим пальцем по моей скуле, и его лицо смягчилось.

— Господи, малышка.

— Подумай об этом, Макс, — торопливо взмолилась я. — Я вечно спорю, и у меня в голове полно тараканов. Ты знаешь, что Чарли разговаривает со мной? — спросила я, но не стала дожидаться ответа, хотя заметила, как дернулась его голова при этом вопросе. — Разговаривает. Это началось недавно, но он говорит со мной, как будто живет там. Это не воспоминания, не какие-то вещи, которые он когда-то говорил, он на самом деле разговаривает со мной. А в последнее время я ему отвечаю. Это безумие.

— Герцогиня... — начал Макс, но я продолжала говорить.

— И я все время делаю глупости или, по крайней мере, делала до Найлса, а потом был Найлс, что само по себе было глупостью от начала и до конца. Но и до него, и дело не только в плохом выборе мужчин, я всегда творила безумные вещи, как мама, но не такие безобидные, вроде приготовления невкусных блюд. «Брэйн ринг» не первый и не последний раз, когда я вспылила. Я постоянно взрываюсь. Ты знаешь, что меня арестовывали? — Макс поднял брови, и я кивнула, лежа головой на подушке. — Не прямо скандал, хотя я много выпила, почти напилась, и очень громко кричала, и в итоге вроде как швырнула в человека бутылку пива. — Макс крепко сжал губы, и я снова не поняла, что это значит, но высказалась в свою защиту. — Он это заслужил, он шлепнул девушку по попе прямо на глазах у моей подруги, которая была его девушкой, и он постоянно так делал, и это ее обижало, так что, поскольку я была пьяная, меня это достало, и я сорвалась, наорала на него и бросила в него бутылкой. В любом случае, я не целилась в него, поэтому не попала, бутылка разбилась о стену, и пиво залило сумочку какой-то девушки. Она разозлилась, потому что сумочка была дизайнерская, вот она и вызвала полицию.