Я узнаю их 

Среди сабель и пик эскадронов, 

В желтом дне типографии 

И в сумерках угольных шахт. 

Прохожу торопясь, 

Только за плечи запросто тронув, 

Как фланговый в строю 

По команде равняя свой шаг.

Он не сомневался, что его поколению, недавним парнишкам с заставы, уготованы впереди серьезные испытания.

Но ровесники бури, 

Рождеппя третьего года, 

Если грянет война 

И пройдет по рядам шрапнель, 

Мы готовы опять 

К перестрелкам большого похода, 

Мы начистим штыки 

И привычно скатаем шинель.

Как-то после финской войны я ненадолго приехал в Ленинград. С Саяновым и Лихаревым я гулял по городу и среди нарядной толпы неловко чувствовал себя в красноармейской гимнастерке. Заметив это, Саянов сказал мне:

- Гимнастерка - лучшая одежда для мужчины.

Потом долго молчал и добавил, уже без улыбки:

- Она всем еще нам послужит!

Вряд ли тогда Саянов понимал, сколь пророческими окажутся его слова, хотя, справедливости ради, следует отметить, что поэт всю жизнь, как к главному делу жизни, готовился к ратному подвигу.

Мало кто знал, что Саянов - автор многочисленных книг, стихов, повестей, редактор "Звезды"-в самый заветный час отдыха от всех литературных дел вытаскивал из стола задания заочника военной академии. В 1926 году он, бросив учебу в университете, добровольно ушел служить в Советскую Армию. Тогда же ему, красноармейцу 11-й стрелковой дивизии, предложили сдать экзамены и принять командование стрелковым взводом. Однако любовь к литературе пересилила. И все-таки ему снова при шлось надеть солдатскую гимнастерку. В годы войны он состоял в особой писательной группе при Политуправлении фронта.

Передо мной - "Ленинградский дневник" В. Саянова, книга еще по-настоящему не прочитанная и не оцененная нашей критикой. Этот дневник помогает воссоздать то, что происходило у стен Ленинграда. Он отличается большой степенью достоверности. Отдельные страницы "Дневника" подтверждаются документами, которые печатались в "Ленинградской правде", "На страже Родины", а ныне - в книгах об обороне Ленинграда.

Трудно было найти на Ленинградском фронте участок, а может быть, и отдельную часть, где бы не побывал Саянов. Множество вещей останавливало его внимание: и то, какой обед варит повар, и расчищены ли секторы обстрела на второй полосе обороны, и подвезены ли боеприпасы. По пути он, бывало, остановит добрый десяток людей, а если учесть, что многие такие беседы проводились вне укрытий, нетрудно представить, сколько досаждал оп тем, кто сопровождал его.

- Виссарион Михайлович, поспешить надо: обстрел начинается, - напомнишь ему.

- Сейчас-сейчас, дружок, - отвечал он и лез в полевую сумку за блокнотом, чтобы записать услышанное.

Он заносил в "Дневник" то, что питало его очерки и корреспонденции, стихи и докладные записки командованию. Если собрать вместе написанное в те дни, получится не одна книга. Найдут в них место и брошюры "Уроки двух боев роты", "Позор трусам", "Александр Суворов", "Артиллеристы-гвардейцы" и многое-многое другое.

О чем только не приходилось писать тогда Саянову!

И сегодня еще диву даешься, как он успевал справляться с этими разноплановыми заданиями. За его рабочим столом в одной из комнат Смольного, где жили писатели, поэт то и дело уступал место публицисту, публицист - военному историку и тактику. Естественно, что в таких условиях поэзия несла неизбежные потери.

"Во время Отечественной войны я предполагал издавать периодическими выпусками свои работы в области стихов и прозы, - писал он в одном из набросков автобиографии. - В области стихов это были сборники "Фронтовые стихи". Первый выпуск "Фронтовых стихов" вышел в свет в сентябре 1941 года. Следующие выпуски не смогли выйти в свет из-за издательских трудностей. Сборник !(Фронтовые стихи" намечалось печатать в издательстве "Советский писатель". К сожалению, когда книга была сверстана, издательство было разрушено вражеской авиационной бомбой". Кстати сказать, здесь же была погребена и другая его книга - повесть "У нас на Карельском перешейке".

Первый (и единственный) выпуск "Фронтовых стихов" открывался строчками, объяснявшими, какую цель ставил перед собой поэт:

Здесь день за днем - дневник походный, 

Родных героев имена, 

Великий подвиг всенародный, 

Отечественная война.

Никогда стихи Саянова не были столь густо населены людьми, как в то блокадное время. Высока фактическая точность этих стихов. По ним и сегодня мы без труда можем восстановить пережитое. К сожалению, очевидно и другое: бремя, которое взвалил на свои плечи Саянов, часто оказывалось непосильным и для пего, двужильного.

Многие его стихи умирали на газетной полосе, умирали не как бойцы, умеющие на полную мощь использовать силу своего оружия, а как необученные новобранцы.

Очень часто, стараясь откликнуться на важное событие, оп был лишен возможности отшлифовать стихотворение. Поэзия не прощает пренебрежения ее обязательными законами.

Нельзя сказать, что этого не понимал Саянов, и тем не менее не отказывался печатать несовершенные стихи.

Почему? Скорее всего из-за стремления быть нужным людям ежеминутно. В годы войны он вдруг увидел, что поэзия необычайно расширила свое влияние. Не сотни, не тысячи, а буквально сотни тысяч людей обогревали души у ее костра, находили в стихах ответы на животрепещущие вопросы. Вряд ли Саянов, хорошо зная солдата, уровень его подготовки, хотел писать стихи "попроще". Ведь он и сам еще до войны писал: "К сожалению, многие молодые поэты относятся к агитке как к халтуре и всерьез утверждают, что агитку нужно писать "попроще" и "похуже", так как не поймет-де рабочий-массовик подлинно "художественного" стихотворения. Такие тенденции не что иное, как возврат к дореволюционным брошюрка "для народа". Между тем во время войны, случалось, и под его пером рождались строчки, лишь отдаленно похожи на стихи. Он не печатал их в послевоенных изданиях, отчетливо представляя, что они выполнили свою краткосрочную службу на газетной полосе.

Может быть, потому, что во время войны он писал так много, после ее окончания Саянов словно бы забудет о поэзии. Однажды я прямо спросил его об этом.

- По стихам нужно соскучиться. В юности это чувство нам не ведомо. В зрелые годы - необходимо как воздух, - ответил он.

И тут же рассказал мне о замысле романа в стихах.

Еще задолго до Великой Отечественной войны оп замыслил роман как многоплановую эпопею, на страницах которой будут запечатлены многообразные стороны русской действительности - от быта до кровавых классовых столкновений. В одной из бесед с рабочими авторами Саянов подчеркивал, что "трудно указать те пути, какими должен скрепляться бытовой материал в поэме. Однако очевидно, что вне картины быта, вне картины складывающихся человеческих отношений, вне психологии не может быть поэмы в наши дни".