Одни исследователи связывали описанную культуру с кельтами или, во всяком случае, с протокельтами. Другие призывали к осторожности в решении этого вопроса, обращая внимание на то, что всегда есть возможность найти отчетливые признаки археологической культуры там, куда никогда не доходили представители племен, ответственных за ее складывание. Некоторые же ученые в принципе отказываются проводить какие бы то ни было параллели между данными письменных источников и материалами археологии. Такая позиция может быть названа гиперкритической, но исходит она между тем из одного важного обстоятельства.

Исторически известные кельтские племена, как было сказано, обитали на огромных территориях Европы. Однако между отдельными регионами кельтского мира никогда не существовало не только политических связей, но даже общности антропологического типа (о роли культурных традиций будет сказано особо). Главным признаком принадлежности к кельтскому субстрату является язык, некогда с теми или иными модификациями общий всем этим народам. Поскольку, утверждают сторонники третьей точки зрения, язык носителей археологических культур дописьменного времени нам не известен, нет возможности и установить их этническую принадлежность. Подобная точка зрения вряд ли может быть принята, поскольку в тени остаются проблемы прослеживаемой типологической преемственности археологических культур.

Такая преемственность, не всегда очевидная для конца бронзового века, видится совершенно иначе в следующую эпоху — ранний железный век. Этот период именуется гальштаттским — по названию поселения, расположенного на берегу озера в 15 км от Зальцбурга (Австрия). По наиболее распространенному сейчас мнению, техника плавки железа не была самостоятельно изобретена центральноевропейскими племенами, а проникла сюда через посредство эгейского мира, где (как свидетельствуют находки на Крите, в Афинах) она была известна не позже XI в. до н.э. Высказывается также соображение, что появление железа в центре Европы связано с продвижением на запад племен южнорусских и причерноморских степей (киммерийцы).

Случайные раскопки 1824-1831 гг. и более поздние систематические исследования вскрыли в Гальштатте огромное количество погребений VII-VI вв., давших самые разнообразные находки (сосуды, украшения, оружие и пр.). Богатство могильника и соответственно процветавшего здесь некогда поселения было связано с выгодной торговлей добывавшейся в окрестных горах солью. Широта торговых связей поселения обусловила присутствие среди находок предметов, относящихся к двум регионам гальштаттской культуры — восточному и западному. Лишь последний представляет интерес для истории собственно кельтов, так как восточная культура этой эпохи принадлежит иллирийцам, венетам и другим народам. Обилие вещей в могильнике позволило построить достаточно надежную относительную хронологию памятников гальштаттского времени, однако уточнить ее позволяют в основном предметы импорта из районов средиземноморских цивилизаций.

Еще в конце XIX в, немецкий археолог Т. Рейнеке предложил делить гальштаттское время на четыре фазы: A-D. Первые две фазы являются своего рода подготовкой расцвета культуры и сейчас, по мнению большинства ученых, собственно гальштаттской эпохой считаются фазы С и D, а первые две относятся к позднебронзовому веку (А-В: 1000-750 гг., С-D: 750-500 гг.). Работы последнего времени позволили существенно уточнить целый ряд датировок путем сравнения с североиталийскими культурами раннего железного века — Вилланова, Голасекке и Эсте.

Гальштаттская эпоха, характеризующаяся широким применением железа, геометрической керамикой (в ее западном варианте) и ростом количества курганных погребений, постепенно доходящих до запада Франции, отмечена невиданным до тех пор расцветом торговых связей между заальпийскими территориями и развитыми областями Средиземноморья. Импорт оттуда попадает к представителям все более могущественной знати, которая стремится обосноваться во всех ключевых пунктах торговых путей. Именно в это время большое значение получают альпийские перевалы (Сен-Готард, Сплуга), через которые шли дороги в Швейцарию и долину Рейна. Товары попадали сюда, в частности, из греческих и этрусских поселений Адрия и Спина по реке По. В VI в. до н.э., после основания фокейской колонии Массалия (совр. Марсель), торговые отношения получают новый мощный импульс: по Роне движутся самые разнообразные товары в глубь континента, а в обратном направлении перевозится британское олово. Конечно, продукты средиземноморского производства встречаются в наибольшем количестве в непосредственной близости от побережья, однако многие из самых замечательных находок сделаны в Восточной Франции, на верхнем Дунае и на Рейне. Это прежде всего дорогая и прекрасно выполненная керамическая (чернофигурная) и бронзовая посуда, а также амфоры, в которых поставлялось в довольно значительных количествах вино, потребление которого быстро распространилось среди местной знати. Находки подобных предметов являются типичными для погребений ее представителей. Знаменитые захоронения знатных женщин в Виксе (Франция) и Рейнхейме (Германия) в этом смысле не отличаются от множества погребений мужчин той же эпохи.

Основными предметами обмена, шедшими из глубины континента, были британское олово, медь из альпийских районов, янтарь Балтики и золото из рейнских областей и богемских золотоносных песков. Нельзя исключить, что здесь фигурировали и другие товары — кожи, меха и пр. В отдельных случаях можно заметить интересные влияния средиземноморских центров на местное производство, в частности керамическое. Раскопки в Пеге (Южная Франция) дали многочисленные образцы местной керамики, которая с течением времени стала столь похожа, на экспортируемые из Массалии товары, что ей было присвоено название псевдоионийская.

В позднегальштаттское время в обществе происходят немалые, хотя и не вполне понятные, перемены. На смену прежним грунтовым могильникам снова приходят курганы и курганные группы, содержащие погребения знати. С VII в. до н.э. под курганами начинают появляться погребальные камеры, часто обложенные деревом, в некоторых находят пышные погребения на четырехколесной повозке, многочисленные детали конской сбруи, оружие и керамику. Повозки, употреблявшиеся в таких случаях, изготовлялись специально для ритуала и существенно отличались от изобретенных много раньше и использовавшихся в качестве транспортного средства. Подобные захоронений дают очень много устойчивых черт сходства на огромной территорий от Богемии до Франции, а некоторые совершенно идентичные детали устройства повозок исключают возможность их более или менее независимого появления в разных районах центра и запада Европы. Ряд исследователей полагают, что районы Богемии и Австрии дают нам наиболее ранние захоронения этого типа и, следовательно, памятники южногерманской (баварской) и французской групп являются итогом постепенно распространявшегося обряда. Это согласуется с установленным фактом контактов гальштаттской культуры с фрако-киммерийскими Племенами и предположениями о той роли, которую образ жизни этих кочевников-всадников мог сыграть для центральноевропейских народов. Не преуменьшая значения возможных заимствований и миграций, некоторые ученые думают, что здесь, по всей видимости, мы имеем дело с более сложным явлением — внутренним и не вполне равномерным развитием гальштаттского общества.

Вопрос о том, в какой мере можно использовать материал описанных погребений для установления социальной структуры гальштаттского общества, остается спорным. Дело прежде всего в том, что следы жизни рядового населения сравнительно с погребениями и жилищами знати археологически прослеживаются несравненно хуже. Именно поэтому существует точка зрения, согласно которой кельтская знать явилась лишь узкой господствующей прослойкой, подчинившей, себе местное население. По-видимому, прав В. Крута, полагающий, что между этой и противоположной точками зрения нет противоречия, ибо в обширной области гальштаттской культуры могли иметь место различные типы развития. Так или иначе резкая противоположность между верхушкой общества и его низами остается для этого времени определяющим фактором.