И все же последующие философы постоянно обращались к трудам философов античных, видели в них истоки собственных систем. Так, в борьбе с католической церковью материалисты XVIII в. искали подтверждения своим положениям у эпикурейцев, особенно в поэме Лукреция «О природе вещей», но, в отличие от него, отрицали бытие бога. Идеалисты, напротив, нередко возводили свои концепции к Платону или Плотину. Как считают некоторые современные исследователи, экзистенциалисты многое заимствовали у стоиков. И в работах, посвященных какому-нибудь античному философу, их авторы часто стремятся видеть в нем предшественника того или иного, наиболее близкого им философа нового времени.

Но, пожалуй, еще большее значение имели созданные античными мыслителями политические учения и политическая практика античного мира. Первые в истории человечества демократические республики Греции и Рима, идеи политического равноправия и юридического равенства граждан, свободных, подчиняющихся только закону, ими самими установленному, верховной власти народа, вдохновляли борцов за республику, демократию и свободу против тиранической власти монархов и церкви во все последующие времена. На деле античные демократии были в достаточной мере ограниченными. К ним не были причастны рабы, а в Афинах и вольноотпущенники; граждане, особенно в Риме, могли только принять или отвергнуть внесенный магистратом закон, не обсуждая его, не внося свои предложения; пополнявшие сенат магистраты избирались обычно из ограниченного круга знати; известное экономическое благополучие граждан, лежавшее в основе их независимости и равенства, поддерживалось эксплуатацией не только своих рабов, но и других городов и народов: в Афинах их союзников, в Риме — покоренных племен и государств. Самое понятие «свободы» было довольно неопределенно, в то или иное время разные политические группировки во взаимных столкновениях использовали его как лозунг, но вкладывали в него разный смысл.

Но все это отступало на задний план для идеализировавших Афины и Рим приверженцев республики и демократии в новое время. С другой стороны, своих приверженцев имели и античные монархии, особенно Римская империя, начиная от пытавшегося ее восстановить Карла Великого и до Наполеона. Соответственно, вновь и вновь последующие поколения обращались не только к сочинениям греческих и римских авторов, ища в них подтверждения своих идей, но и к переосмысляемым образам античных деятелей — Перикла, Александра Македонского, Гракхов, Цицерона, Цезаря, Брута и Кассия, Августа, Нерона. В одних видели борцов за свободу против тирании, в других — воплощение тирании или, напротив, героев, победителей, устроителей государства и порядка. Так, Данте помещал Брута и Кассия в последнем круге ада, а деятели Французской революции прославляли их как тираноубийц. Для почитателя Бисмарка Моммзена Цезарь был основателем «демократической монархии», подавившим пагубное господство аристократии; а для французских и английских историков времен Второй мировой войны Цезарь был антиподом «республиканца» Цицерона, душителем демократии в Риме и свободы покоренных им галлов. Не только отдельные деятели, но и те или иные периоды истории Греции и Рима привлекали особое внимание, когда в них искали аналогий с современностью и ее актуальными вопросами. Так, когда шла борьба за буржуазную демократию, усиленно изучалась история афинской демократии. В России XIX — начала XX в. много внимания уделялось аграрному вопросу в Риме, пагубному влиянию концентрации земли и закрепощения колонов. Буржуазные культурологи XX в. пытаются сопоставить кризис и гибель античной культуры с кризисом современной культуры Запада и на основании такого сопоставления предсказать его исход.

Вдохновляли деятелей Возрождения и нового времени и другие, зародившиеся в античном мире идеи. Огромную роль играла идея «гармонически развитого человека» и вообще мысль о значении человеческой личности в борьбе за освобождение человека от пут средневековой церковной идеологии. Идея эта нашла свое отражение в скульптуре и живописи эпохи Возрождения и нового времени, воспроизводивших античные сюжеты[25]. Она присутствовала в сочинениях гуманистов, в литературе как прошлого так и настоящего времени, в соответствовавших античной эстетике изображениях людей и природы, прославлениях деятельности, героизма, воли человека. К сюжетам греческих трагедий и событиям греческой и римской истории обращались для утверждения собственных идеалов и идей Шекспир, Корнель, Расин, а в наше время Брехт, Ануй, Сартр и др. Использовались мотивы комедии Плавта (например, «Менехмы» в «Комедии ошибок» Шекспира, «Ларчик» в «Скупом» Мольера и отчасти «Не было ни гроша, да вдруг алтын» Островского, «Амфитрион» Мольера и многие другие). А умные, ловкие рабы его комедий стали прообразами слуг в комедиях Мольера, Гольдони, Бомарше, героев «плутовских романов» и других произведений эпохи Возрождения, когда простой человек стал противопоставляться аристократу. Античные, сюжеты разрабатывались также в поэзии и прозе, например, сказка об Амуре и Психее, включенная Апулеем в его «Метаморфозы», анекдот об «Эфесской вдове» из «Сатирикона» Петрония; буколическая поэзия Феокрита и Вергилия служила образцом пасторалям, так же как и все творчество поэтов «золотого века» римской литературы давало образцы для творчества последующих поэтов. Несколько стихов Горация переложил, адекватно великому оригиналу, Пушкин, а до него «Памятник» Горация использовал и Державин.

Возможно, к античности восходит популярная в разных слоях общества средних веков и нового времени фигура «благородного разбойника», храброго, умного, великодушного, грабившего богатых и знатных и помогавшего бедным и угнетенным. «Благородный разбойник» был хорошо известен в античных романах и в историографии (например, у Диона Кассия — Булла Феликс, совершавший со своими соратниками из рабов и бедняков много подвигов, пойманный из-за предательства своей любовницы, и на вопрос префекта претория: Как ты стал атаманом разбойников? — ответивший, а как ты стал префектом претория?). Впоследствии «благородные разбойники» (наиболее известен Робин Гуд) становились и героями крестьян, и героями таких литературных произведений, как «Сбогар» Ш. Нодье, «Разбойники» Ф. Шиллера, «Эрнани» В. Гюго, «Дубровский» Пушкина. Видимо, и в античности, и впоследствии популярность этого образа обусловливалась протестом в разных социальных слоях против существующего строя, при отсутствии ясного представления о реальных методах борьбы за его переустройство.

В этом плане, видимо, можно рассматривать и влияние античных утопий на утопии последующих веков. В античном мире они принимали различные формы: представлений о «золотом веке» на заре человечества, когда земля сама давала все плоды, не было ни собственности, ни рабства, ни бедности, все были равны, жили в невинности и счастье; повествований о неких «островах блаженных» или фантастических странах, куда случайно попадали путешественники, а вернувшись, рассказывали о справедливом устройстве общества, которое они там видели. Были и конкретные, но столь же утопические планы идеального, с точки зрения их авторов, социального устройства, которое они и призывали установить. Один из них пародировал Аристофан в комедии «Женщины в народном собрании»: вся власть переходила к женщинам, они обобществляли все имущество и мужчин. Как противник демократии Платон разрабатывал утопические теории устройства совершенного полиса, управляемого философами, не знающими внутренних раздоров, так как у них общим должно быть и имущество, и жены, и жестко контролирующими все стороны жизни простых граждан. Ксенофонт в сочинении о персидском царевиче Кире намечал утопический образ «идеального монарха», и «идеальный император» был также любимой темой авторов Римской империи. В то же время широко распространилась вера в периодическое обновление Вселенной: боги, разгневанные нечестием людей, пошлют на них страшные беды, земля сгорит в мировом пожаре, но затем возникнет новый, прекрасный мир, вернется на землю «золотой век». С христианством большую популярность приобрела идея «тысячелетнего царства», которое должно наступить после второго пришествия Христа, когда злые будут наказаны, а «праведные» станут жить блаженно, как братья. Одни пассивно ждали «тысячелетнего царства», другие (например, поэт Коммодиан) — призывали бедных и угнетенных бороться за него с оружием в руках, сокрушить власть римского императора, сената, богатых и знатных обратить в рабов их рабов.