Так на определенной ступени развития рабовладельческого хозяйства проявились со всей очевидностью его противоречия между потребностью в квалифицированных работниках и недоверием к ним господ, невозможность заставить их из-под палки, как то еще было возможно при Катоне, трудиться в полную силу своего умения. Это рожденное рабством противоречие отразилось и на положении свободных тружеников. Выражавший мысли простого народа отпущенник Тиберия баснописец Федр нередко заканчивает свои басни моралью, призывающей простых людей жить, ничем не выделяясь, иначе их погубит вражда и зависть власть имущих и сильных. Эпикурейское правило «живи незаметно» стало правилом и рабов, и свободных трудящихся, что, конечно, не могло пагубно не отразиться на дальнейшем развитии производительных сил, поскольку в античном обществе главной производительной силой был сам работник с его опытом, умением, психологией.

Более жизнеспособными были небольшие имения, удаленные от рынков сбыта и работавшие в основном на собственное потребление. Здесь норма эксплуатации рабов была ниже, рабы, как, например, в маленьком имении Ювенала, жили с семьями в отдельных хижинах, имея несколько голов скота. Все же, поскольку преобладали и были ведущими в экономике имения типа виллы Колумеллы, весьма актуальным становится «рабский вопрос», поиски выхода из создавшегося положения. Практики старались заинтересовать рабскую администрацию, сдавая виликам и близким им по функциям акторам части имения или целые виллы с тем, чтобы они сами вели дело и, выплачивая господину арендную плату, остальной доход оставляли себе. Рядовых рабов старались поощрять за хорошую работу, лучше кормили, устраивали на виллах лазареты для больных, расширяли штат обслуживавшего фамилию персонала, включавшего поварих, швей, кормилиц для детей рабов. Широко распространилась практика организации в имениях состоявших из рабов коллегий с выборными магистрами и министрами, обслуживавшими культ домашних Ларов, Гения господина, богов — покровителей фамилии и имения. Но притом власть господина над судьбой, жизнью и смертью раба оставалась непоколебимой. Помимо общеизвестных соответственных данных литературных и юридических источников, очень показательны две надписи из Путеол и Кум, содержащие правила для предпринимателей, берущих на себя организацию похорон; они же исполняли обязанности палачей, по поручению господина или муниципального магистрата беря на себя за небольшую плату и с предоставлением «заказчиком» необходимых материалов (плетей, крестов для распятия) бичевание, пытки и казнь рабов (АЕ, 1971, № 80, 81).

Однако методы устрашения переставали действовать. Под верной угрозой креста, писал Сенека в трактате «О милосердии» (I, 26), рабы мстят своим господам за жестокость. В одном из писем к Луцилию (47) он замечает, что, как всем известно, не меньше людей пало жертвой гнева рабов, чем гнева царей (ср. также письмо 107). Постоянным и все усиливавшимся явлением было бегство рабов в отдаленные провинции или за границы империи. И хотя во времена Империи не было рабских восстаний, сравнимых со спартаковским, малейший слух о какой-то попытке даже весьма незначительного мятежа приводил Рим в трепет (Тацит. Анналы, IV, 27; XV, 46).

Учитывая все это, теоретики «рабского вопроса», и в первую очередь Сенека, предлагали в корне перестроить отношения господ и рабов по образцу отношений патронов и клиентов, видеть в рабах равных себе людей, маленьких друзей, относиться к ним снисходительно, помня, что дом для господина — широкая арена благодеяний, что он должен исправлять рабов своим примером добродетельной и честной жизни. Со своей стороны рабы, помня, что иго более ранит шею сопротивляющегося, чем покорного, и что вообще мудрый человек не пытается изменить назначенного законами природы, должны повиноваться господам добровольно и с любовью. У того же Сенеки и других авторов приводятся рассказы о верных рабах, спасших, иногда ценою жизни, своих проскрибированных господ и отказавшихся под пыткой давать против них показания. У поэтов и в эпитафиях рабов прославлялась их любовь к господам, не кончавшаяся и после смерти. Все это, однако, вызывало обратную реакцию: у того же Федра и в популярных пословицах утверждалась невозможность дружбы между рабом и господином, доказывалось, что когда сильный притворяется другом слабых, то делает это лишь с целью их разъединить и погубить. Преодолеть симптомы начинавшегося в сельском хозяйстве кризиса было невозможно, и они наиболее наглядно проявлялись в районах Италии, где рабовладельческое хозяйство было исконным. Даже крупные собственники здесь начинали беднеть. Так, когда Клавдий предложил ввести эдуев в сенат, многие жаловались, что с их богатством не смогут состязаться бедные сенаторы Лация.

Напротив, Цизальпийская Галлия переживает в это время расцвет. В I и начале II в. оттуда выходила большая часть сенаторов и там набирали многих преторианцев и легионеров из еще многочисленного крестьянского населения. Плиний Младший говорит, что там не применялся труд закованных рабов и основную роль в имениях играли арендаторы из тех же крестьян — rustici. Колоны, правда, известны и из других районов Италии, но там они еще были придатком к главной рабочей силе — рабам, здесь же, опять-таки судя по Плинию Младшему, рабы в основном составляли административной персонал, наблюдая за трудом колонов, или привлекались для сезонных работ, таких, как, например, сбор винограда. Можно полагать, судя по надписям, что положение рабов было в Цизальпийской Галлии не таким униженным: они чаще участвовали в культах свободных, располагали средствами для приношений богам, сооружения гробниц себе и близким. Соответственно выше было и общественное положение отпущенников. В быстро развивавшихся городах, делавшихся крупными ремесленными и торговыми центрами, отпущенники чаще, чем в других районах Италии, становились севирами августалами, богатели; их уже родившиеся свободными сыновья чаще становились декурионами и магистратами. Манумиссии поощрялись, и патроны поддерживали своих отпущенников. Так, Плиний Младший, состояние которого современные исследователи предположительно оценивают в 20 млн. сестерциев, отпустив на волю 100 рабов, выделил им 866660 сестерциев, чтобы каждый получал по 1120 сестерциев в год, возможно, чтобы увеличить за их счет число своих колонов.

Видимо, на эксплуатации зависимого населения, осмыслявшегося римлянами как колоны, зиждилось и богатство тех галлов, которым завидовали «бедные сенаторы Лация». Плиний Старший упоминает в «Естественной истории» (XXXIII, 50, 3) богатого римского всадника, галла из Арелаты, Помпея Паулина. До нас дошли надписи из его имений в Нарбонской Галлии и Аквитании. В районе Нарбоны трое его отпущенников посвятили надпись богине Ибоите, четвертый же был настолько состоятелен, что смог посвятить богу Илуну Андоссу статую Геракла в 12 фунтов серебра (CIL, XII, 637-639; 4316). В Аквитании, где сын Паулина Паулиниан имел большие владения, известны его акторы и отпущенник (CIL, XIII, 66, 152, 175). Там же мы встречаем посвящение Deo Artahe L. P. Pauliniani (CIL, XIII, 70). Посвящение тому же божеству найдено вблизи туземного некрополя, здесь находился домен с культом Artahe, от имени которого произошло название современного Арде. Боги, почитавшиеся туземными крестьянами, стали личными гениями-покровителями владельца домена или предками его рода. Видимо, они, как сородичи, соплеменники главы рода или маленького племени, сидели на его земле и в знак своего особого уважения и зависимости превратили своего общинного бога в божество, лично с ним связанное.

Превращение богов солнца и плодородия в предков знатных родов засвидетельствовано и в Ирландии. С доменами, возможно, связаны и некоторые другие боги. То, что владелец домена стал римским всадником и сам уже почитал римскую Диану (CIL, XIII,94), нисколько не меняло для его сородичей и соплеменников положение их «принцепса», их исконного главы, но, естественно, значительно усиливало его позиции относительно подчиненных, а знакомство с римскими обычаями помогало их перенимать, например ставить во главе имений своих доверенных рабов и отпущенников. Так постепенно начинался синтез римских рабовладельческих институтов с доримскими, соответствовавшими последнему периоду разложения первобытнообщинного строя. Но пока еще превосходство было на стороне античного рабовладельческого уклада, продолжавшего интенсивно развиваться на территории более молодых областей Европы, по крайней мере в ближайшие 100 лет, в правление династии Антонинов.