которые назвал привезший меня в район водитель. Стояло много других домов. Я прошел мимо нового здания

школы. Дальше строилось еще что-то крупное с колоннами, должно быть театр. Через два дома от него стояла

новая трехэтажная гостиница под названием “Уют”. За ней возводился другой крупный дом в четыре этажа, с

балконами. А далее закладывался фундамент еще для двух домов.

И, глядя на глубокие траншеи, подготовленные для закладки фундамента, я вспомнил свой разговор с

молодым Петром, который так откровенно разъяснил мне, для чего у них закладываются фундаменты и

возводятся новые дома. Они возводятся у них для ведения войны. И здесь тоже шла у них, таким образом, к ней

подготовка. Но я не испугался их подготовки к войне и, смело войдя внутрь гостиницы, спросил насчет ночлега.

Так надо у них действовать. Пусть вы попали к русским, которые готовятся идти на вас войной, но если

вам понадобился ночлег, а рядом оказалась их гостиница — смело входите в нее и требуйте номер. Деваться им

будет некуда, и они вынуждены будут признать, что да, действительно, это здание обязано давать приют

приезжим людям, хотя бы даже финнам. Так случилось и со мной. Они не успели опомниться, как я уже задал

им свой вопрос. И что же? Пришлось им ответить:

— Да, пожалуйста. Вам общежитие или одноместный номер?

Вот как ловко я их припер к стенке с первых же слов. А дальше я снял, конечно, одноместный номер,

отдал им свой годичный русский паспорт и деньги за сутки вперед, а взамен получил ключ. Но прежде чем

подняться на второй этаж к себе в номер, я купил внизу в киоске пачку папирос “Казбек”, бритвенный прибор с

лезвиями, крохотное зеркальце, помазок, мыло с мыльницей и зубную щетку с тюбиком пасты. Прихватил я

также почтовую открытку и на этой открытке написал у себя в номере несколько слов Ивану Петровичу. Я

написал, чтобы обо мне не беспокоились, потому что задерживаюсь в глубине России еще на два-три дня.

Захотелось дополнительно посмотреть на русских людей, чтобы узнать, как у них тут насчет дружбы к финнам,

и все такое. О, я знал, что могло больше всего интересовать Ивана Петровича!

Но, выйдя на улицу, чтобы опустить письмо в почтовый ящик, я увидел, что та самая машина отъезжает

от Дома крестьянина. Что за дьявол! Вот она, оказывается, какая цена их дружбе! Опустив скорее письмо, я

поспешил туда, все еще не веря в их коварство. Но пришлось поверить. Это именно они отъехали. Их место в

ряду других машин возле Дома крестьянина было пусто. Машина шла поначалу не очень быстро, и первое

время я даже надеялся нагнать ее, прибавив шагу, но скоро отказался от этой попытки. Улица в том конце, куда

уходила машина, была разворочена. Шла прокладка подземных труб и подготовка к асфальтированию.

И тут мне вдруг пришло в голову, что, пожалуй, но для прокладки труб разворочена их улица, а для того,

чтобы помешать мне догнать уходящую машину. Вот какое открытие сделал я в своей умной голове. Это было у

них подстроено заранее, и теперь они выполняли подстроенное, срывая на мне все, что затаилось у них против

финнов. Они предвидели мое прибытие сюда и здорово к этому подготовились. Тут ничего не скажешь. Машина

отправилась к моей женщине без меня, а мне дорогу преградили глубокие окопы и цементные трубы. И после

этого какие могли быть разговоры о дружбе финнов с русскими? О войне тут надо было говорить, а не о дружбе.

Больше от них нечего было ожидать.

Так я раздумывал, следя глазами за тем, как машина колыхалась впереди по ухабам изрытой улицы. Я

надеялся, что ямы и канавы заставят ее остановиться. Но она не остановилась, а в конце улицы свернула в

сторону и совсем пропала из виду. Я тоже дошел до конца улицы. Она упиралась в молодой парк, занявший

целую площадь. Он был, как видно, разбит совсем недавно и предназначен для той же цели, то есть для помехи

мне. Как ни всматривался я вперед сквозь листву его молодых тополей, кленов, ясеней и лип, но увидеть

грузовую машину, обогнувшую парк, уже не смог. Злое дело, задуманное ими против меня, было доведено до

конца.

Что мне оставалось делать? Я посидел с полчаса в этом же парке на скамейке против цветов и газонов,

глядя на каменного мальчика, стоявшего посреди круглого цементного бассейна. Запрокинув голову, он дул в

трубу, направленную прямо вверх. Кто-нибудь стал бы меня уверять, что это обыкновенный, безобидный

фонтан, еще не совсем готовый к действию. Но я — то знал, что это за фонтан и какого рода гостинцы будут

вылетать из его ствола вместо воды, неся миру смерть и разрушение. Я видел теперь насквозь все их коварные

хитрости. Все, что они строили, было маскировкой и только видимость имело мирную, а в сути своей таило

угрозу и гибель всем, особенно финнам. И сами они так и смотрят, где бы скорей проявить свое коварство. Не

далее как полчаса назад я получил тому новое доказательство.

Отдохнув немного, я поплелся обратно в направлении гостиницы, старательно обходя на своем пути все

их траншеи и прочие явные признаки их приготовлений к нападению на другие народы. И что же я увидел,

проходя опять мимо Дома крестьянина? Та самая машина стояла в ряду других, как и прежде. Как же так?

Может быть, она и вовсе не трогалась с места? Чтобы проверить это, я подошел поближе. Оба они копались в

своем товаре, стоя в кузове машины. Увидав меня, круглолицый сказал:

— А-а, это вы! Гуляете? Хорошее дело. А мы тут уже за бензинчиком успели смотаться. Так не забудьте:

до четырех ждем, а там трогаемся.

— Да, да…

Вот как, значит, обстояло дело. Хм. Ну ладно. Мало ли что бывает! От них всего можно ожидать. Это

такой народ…

В гостинице я попросил дежурную по коридору разбудить меня в три часа утра, потом побрился,

вымылся в ванной и улегся в постель. И, лежа в постели, я подумал о том, что вот и второй день моего отпуска

миновал. Уже два дня я не сидел на месте, передвигаясь туда и сюда по их просторной России. И еще мне

предстоял по крайней мере один такой же день, если не считать обратной дороги в Ленинград. Вот и все, что

мне предстояло.

Да! Что-то еще должен был я сделать попутно за это же время. Что-то такое выяснить, очень важное, по

совету Ивана Петровича. Что бы такое обязан был я выяснить? Ах, да! Насчет пригодности русских к дружбе с

финнами требовалось от меня что-то такое установить. Ну что ж. Нельзя сказать, что они совсем непригодны

для дружбы. Кое в чем они могут и пригодиться. Вот сегодня, например, двое из них согласились подвезти меня

на грузовой машине до колхоза “Рассвет”, куда должна была приехать и моя женщина. И теперь они ждут меня,

ночуя прямо на улице, в то время как я сплю на мягкой перине под одеялом. Разве это плохо? Нет, это очень

выгодная дружба, когда тебя готовы везти, куда тебе нужно, а перед этим еще дают выспаться на мягкой

постели. И в такую дружбу, конечно, следует вступать с ними время от времени, особенно когда вам надо, чтобы

вас везли.

Не беда, что меня еще отделяли от моей женщины целые сутки. Зато как она обрадуется, когда застанет

меня в том колхозе! Она взглянет на меня своими красивыми черными глазами и скажет удивленно: “Неужели

это вы?” или что-нибудь в этом роде. И я отвечу спокойно: “Да, как видите”. Тогда она спросит: “Но как же вы

узнали, что я приеду сюда?”. И я отвечу: “Такой уж я колдун. Я еще не так вас удивлю, если вы пойдете за меня

замуж”.

И тут я начну ей говорить про всякие разности, что употребляются у них в таких случаях: и про то, как я

перевоспитался, и про четвертый этаж тоже. (Про пятый, конечно, не обязательно будет упоминать.) И насчет

своей симпатии к их коммунизму тоже вверну кое-что. И насчет изобретений. Без этого нельзя. Без этого у них