Изменить стиль страницы

— Даххарст? — неуверенно спросила она.

— Да, да, — обрадовано откликнулся мужчина.

— Ты где? Я не вижу тебя, — тихо, едва слышно сказала Ализе.

— Ничего не говори вслух, — торопливо остановил ее голос мужа, — только думай.

— Ализе, — сразу приступил к самому главному Даххарст, — сейчас мы должны обговорить, как нам вырваться отсюда, уйти нам надо как можно быстрее, — спокойным, деловым тоном начал он.

— Я не хочу никуда уходить. Я не хочу жить, — медленно растягивая слова, тихим безразличным голосом ответила Ализе. Она, похоже, ничуть не была удивлена, что слышит голос мужа, а может, решила что бредит.

— Ализе, — в ярости закричал Даххарст, — Как это ты не хочешь уходить? Я видел, что с тобой сделала мать, ты не можешь здесь оставаться.

— Ты видел, что мне сделала мать? — немного удивилась она, потом поняв, что он имеет в виду то, как она ударила ее в камере на его глазах, беззвучно рассмеялась, диким, истеричным смехом.

— Ты смеешься? — поразился Даххарст такое ее реакции. Он думал, что Ализе, наоборот, заплачет, но она, не слушая его, все еще смеясь своим странным смехом, только повторяла.

— Нет, ты не видел, что мне сделала мать, ты ничего не видел.

— Ализе, — в голосе Дахарста зазвенело беспокойство. — С тобой что-то случилось? Ты ранена? — но Ализе не отвечала. Горе, которое она, наконец, стала осознавать в полной мере, затопило ее, вытеснив все другие чувства. «У нее никогда не будет детей. НИКОГДА. Она будет жить одна, до конца жизни. Дахарст, который сейчас пытается ее спасти, вернее не ее, а будущего ребенка, которого он надеется от нее получить, — от этой мысли ее бросило в дрожь, — сразу ее бросит, как только обо всем узнает», — но ее мысли перебил голос Даххарста, ворвавшийся в ее сознание.

— Ализе! — не смей так обо мне думать. Ты слышишь — не смей! Мы выберемся отсюда и обо всем поговорим!

— А зачем мне отсюда выбираться? — тусклым голосом возразила девушка. — Мне больше не для чего жить, — немного помолчав, она добавила едва слышно: — У меня никогда не будет детей. Никогда, — как только она произнесла вслух свой приговор, как вновь чудовищное, черное отчаяние нахлынуло на нее. — У меня никогда не будет детей… у меня никогда не будет детей, — безмолвно шептала она, и только Даххарст слышал ее слова.

— Ализе, — в отчаянии закричал он, в ужасе от мыслей Ализе и от поступка ее матери — пожалуйста, не думай сейчас об этом! Нам надо выбраться отсюда, потом все решим, вместе решим, но Ализе не слушала его, повторяя вновь и вновь.

— Зачем? Зачем мне уходить отсюда? Я не хочу, и не буду жить, так не все ли равно где умирать?

— Ализе, — в голосе Даххарста слышался страх и паника, пожалуйста, пожалуйста, не бросай меня, не уходи! Ализе, ты самое дорогое, что у меня есть на свете, ты мое счастье, моя душа, без тебя, и я не захочу жить! Пожалуйста, не уходи!

Но Ализе его словно не слышала.

— Мне больше незачем жить, мне больше незачем жить… — беспрестанно повторяла она, словно внушая самой себе, эту мысль.

Потом Ализе заплакала тихим безутешным плачем, не приносящим никакого облегчения.

— Ализе! — уже истошно орал Даххарст, в бессилии колотивший по стене кулаком, от невозможности прижать к себе жену, удерживая ее от глупого, необдуманного шага. — Ализе, — постаравшись хоть немного успокоиться, продолжал Даххарст почти нормальным голосом, — пожалуйста, послушай меня, давай сначала вырвемся из этого проклятого места, а потом поговорим, поговорим обо все, что мучает и терзает тебя. Прошу тебя, не думай пока ни о чем, кроме как, о том, чтобы оказаться на свободе. Ты слышишь меня?! — требовательно спросил он. Но Ализе не хотела его слушать. Она не переставала плакать, и Даххасту приходилось вновь и вновь пытаться убедить ее не делать непоправимого. Потом она уснула. Он это почувствовал и очень обрадовался, надеясь, что после сна к ней вернется спокойствие и здравомыслие, а главное у нее прибавится сил.

— Милая, любимая, бесстрашная моя девочка! Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя! Не сомневайся во мне, ни секунды не сомневайся! — это было первое, что она услышала, очнувшись ото сна.

— Любимая… бесстрашная… — словно кукла, повторяла она за ним, не вникая в смысл слов.

— Да. Любимая и бесстрашная, — говорил Даххарст. — Ты встала под удар, стараясь защитить меня. Никто никогда такого бы для меня не сделал! Ализе, я восхищаюсь тобой, и от этого люблю еще сильнее.

— А как же ребенок, соединяющий в своих генах родовую магию Светлых и Темных? Ты уже больше не мечтаешь о нем? — в голосе Ализе неожиданно прорезались сарказм и насмешка. — Ты женился на мне только ради рождения ребенка. Ты согласен жить долгие-долгие годы с нелюбимой женой, потеряв надежду получить столь желаемое дитя? — при слове «дитя» из голоса Ализе исчезли циничные нотки, и она словно поперхнулась. — Теперь этого никогда не будет, никогда, — снова зашептала она.

У Даххарста от ее слов, от ее интонации мурашки ужаса поползли по спине. Переубеждать, что она нужна ему любая, хоть с ребенком, хоть без, было бессмысленно. Ализе ему не верила, просто не слушала его слов и уверений, полностью замкнувшись на своем горе.

— Ализе, — совсем другим тоном произнес он, — я клянусь тебе нашей Темной богиней, что сделаю все, что только будет в моих силах, чтобы исцелить тебя. Мы обратимся ко всем врачевателям, которых только найдем!

— Ничего не получится, — всхлипнула Ализе. — Когда я болела, ну, после той первой ночи, мы с Саннаэтелем обошли всех целителей, и никто мне не помог. Мать очень сильна, после ее магии никакая другая магия меня не исцелит.

Однако Даххарст думал иначе, поэтому продолжил с еще большей решимостью:

— Вы с братом были у Светлых целителей, а теперь мы обратимся и к Темным.

— Нет, — упрямо твердила Ализе, — против такой сильной родовой магии, какой владеет моя мать, и целители Темных будут тоже бессильны.

Даххарст сжал кулаки. Он уже впадал в отчаяние от невозможности убедить жену бежать из этого страшного места, и как можно быстрее. Он немного походил по камере, стараясь ступать так, чтобы не было слышно шагов.

— Ализе, — мысленно позвал он. — Если магия и Темных, и Светлых целителей окажется бессильна излечить тебя, я найду амулеты Древних, и они тебе точно помогут.

Ализе молчала, он обеспокоенно снова позвал ее: — Ализе!

— Ты думаешь, такие амулеты существуют? — наконец, неуверенно спросила она.

— Существуют, еще как существуют! — обрадовался он. — Я их найду!

Даххарст достаточно твердо произнес это обещание, хотя сам без содрогания не мог вспоминать о последнем Могильнике, в котором он побывал вместе с отцом Ализе.

…Это захоронение отличалось от других. Если другие Могильники, встречавшиеся им раньше, имели круглую форму, то этот стоял на каменной пиктограмме. И холм насыпанной земли был выше, и сам Могильник был большей площади. Но Даххарст в тот момент подумал лишь о том, что большая площадь Могильника обещает и большую добычу расхитителям.

Эллентиэль призывал к осторожности, но Даххарст был тогда очень молод, охотничий азарт заставлял забыть об осторожности.

Они быстро откинули землю, просканировали несколько раз входной лаз и, не почувствовав никакой опасности, осторожно отодвинули камень. Они попали в небольшое помещение. Огромная плита с барельефом преграждала дальнейший путь.

Сначала они осмотрели стены. Многочисленные рисунки, магические знаки, руны укрывали и стены, и пол, и потолок. К сожалению, знания об этих символах были давным-давно утеряны, они могли только рассматривать их и пытаться догадаться о содержании.

Потом они изучили плиту, надеясь найти дверь или механизм, который отодвигал бы ее в сторону. В первую очередь они осмотрели барельеф. Фигура, полностью закутанная в плащ с низко надвинутым капюшоном, оставляющим видимыми только губы и подбородок. Руки, выглядывающие из прорезей плаща, крепко сжимали какой-то предмет, не то скипетр, не то булаву. Каменная плита выглядела… как каменная плита, никакой магии ни Даххарст, ни Элентиэль в ней не почувствовали.